Так умирают короли (СИ)

И вот опять. Волчий силуэт то и дело мерещился ей среди деревьев, оборачиваясь то человеком, то искривленным стволом старого дерева. Сет снова побежала. Ей казалось, что только стремительный бег на кончиках пальцах поможет ей вновь обрести душевное равновесие и, может быть, все-таки спасти свою жизнь. Она не заметила, как оказалась на лесной тропинке, а потом…
Когда она врезалась в высокого мужчину в плотном темном плаще, он не упал. Лишь слегка пошатнулся, удивленный. Онелия отскочила в сторону и попятилась, глядя на него во все глаза. В этом месте кроны деревьев расступались, прокладывая дорогу лунному свету, который выхватил из лесной мглы правильные черты лица незнакомца и бездонные, сейчас казавшиеся совершенно черными глаза.
- Я…
Она не знала, на каком языке говорить.
- Что случилось? – по-французски спросил мужчина. Его голос, низкий и глубокий, мгновенно успокоил девушку.
Человек. Или нет? Что-то в нем отличало его от всех встречавшихся Онелии на пути.
- Я… не знаю.
Она села на тропинку и закрылась руками. Мужчина подошел и присел перед девушкой. Неужели он не чувствует, что тот, другой, приближается? Онелия замерла. Она больше не ощущала угрозы. Она подняла измученный взгляд на своего спасителя, не доверяя ощущениям. Может, вот он и есть, ее преследователь? Но нет. Мужчина был настолько строго-красив, в нем была такая величавая стать, что она не посмела бы даже подумать, что он месяц охотится за ней в облике дикого зверя.
- Меня зовут Филипп, - представился он. – А тебя?
- Сет.
Точно. В то мгновение она назвалась другим именем. И маленькая Онелия навсегда уснула в душе, уступив место ассасинке.
- Где твои родные?
Из серебряных глаз девушки хлынули слезы.
- Никого нет…
Филипп стащил с плеч плащ и завернул в него девушку.
- Теперь будут, - проговорил он.
Впервые за десять лет она почувствовала, как разжимается внутри когтистая лапа, как снова к сердцу стекается тепло. В ту ночь она встретила короля Филиппа Красивого, которому вскоре принесла клятву верности. И чьим тайным оружием стала. Она убивала для него. Искала для него. Спасала для него. Она любила его всей душой, хотя женщиной стала в объятиях другого. Она жила от встречи к встрече, зная, что одного взгляда неподвижных глаз будет достаточно, чтобы она почувствовала себя счастливой. Она не ждала ничего.
Филипп дал ей семью. Он дал ей смысл жизни. Он помог ей прийти в себя и навсегда избавиться от страха. Потом она узнала, кем был ее спаситель. И благословила небо за удивительную встречу с человеком, который мыслил и выглядел почти как темное существо. В его лике было что-то вселенски прекрасное. В его взгляде – изначальная мудрость первых богов. Он напоминал ей кого-то из далекого детства. Онелия, которая приняла новое, суровое и строгое имя Сет, отдала свою жизнь в руки этого существа. Но ей было суждено жить столетия… А Филипп скончался даже по человеческим меркам слишком рано.
И почему ее не было рядом на той злополучной охоте? Как она посмела не суметь его уберечь?
Но тогда, весной 1292 года, они встретились в Венсенском лесу: король Филипп Красивый, который любил одиночество и мглу ночного леса, и темная эльфийка Онелия, которая спасалась от первобытного зла и нашла покой под крылом человеческого властителя. Как причудливо сплелись их судьбы. И как странно было идти, чувствуя сильную руку на плече. Щемило сердце – оно точно знало, какое место в нем займет Филипп.
Ноябрь 1316 года
Доменик
Хочешь быть ближе всех к королю и при этом не вызывать ни у кого подозрений – притворись доминиканцем. Доменик устранил монаха с непринужденностью опытного убийцы, изменил внешность, занял его место и, пользуясь природной мощью собственной новой натуры, убедил регента Филиппа Пуатье в том, что как бы он ни относился к церкви, ему нужен тот, кому можно доверять. Особенно, если учесть шаткость его положения. Сейчас, когда он превратился в монаха, вернулся ко двору, он понял, как на самом деле много здесь темных существ. Пару раз он видел графа де Бательер, понимал, что перед ним Юлиан, и исчезал в тени, удивляясь и при этом радуясь тому факту, что создатель его присутствия не чувствует. Или делает вид, что не чувствует. Страстное желание довести начатое до конца открывало в нем все новые и новые силы и способности. Он по-прежнему боялся солнца и несколько раз получил жестокие ожоги при очередной попытке пренебречь телесной слабостью и прогуляться по крепостной стене Венсена посреди дня. К счастью, образ доминиканца позволял все время носить рясу и прятать лицо. И глаза, что становилось все сложнее. К счастью, у регента Филиппа не было привычки смотреть в них, с кем бы он ни общался. А с духовником - тем более.
 
Так что пока молодой вампир, который не питался кровью и искал все новые способы получения пищи, оставался при королевском дворе без короля. Он путешествовал вместе с регентом. Иногда давал ему советы, если тот спрашивал. Филипп радовал его день ото дня. Единственное, что пугало – здоровье. В отличие от брата Людовика регент обладал крепким, пусть и очень худым, телом, только вот до отцовской формы ему было слишком далеко. Филипп Красивый в молодости гнул подковы. Но никто из его сыновей не смог бы повторить этот фокус.
С другой стороны, крепкое тело и мощный дух не спасли его от лжесмерти и мести сумасшедшего вампира.
Сумасшедшего вампира, по которому Доменик скучал, как скучал бы любой на его месте.
Последние четыре дня двор гудел. Королева Клеменция родила мальчика, которого нарекла Жаном. Иоанн Первый родился слабым, болезненным и уже пару раз напугал всех, задергавшись в конвульсиях. Доменик к нему не приближался, оценивая обстановку. Филипп придерживался нейтралитета, понимая, что рождение наследника – это крах его грез о престоле и при этом гарант относительного покоя в стране. В стране, которая привыкла к бесперебойной преемственности власти.
Подданные требовали показать им наследника. Они боялись, что он уже мертв. Или родился уродом – все помнили о слабом здоровье Людовика Сварливого. Регент нехотя уступил требованиям. Церемонию назначили на утро следующего дня. А сейчас Филипп находился в своих покоях. Он не хотел видеть ни жену, ни приближенных и горячо молился, снова обращаясь к отцу чаще, чем к богу. Он понимал, что в эти секунды решается все. Регент или король? И там, и там на тебе ответственность, но в первом случае твоя власть ограничена массой условностей, а во втором – не ограничена ничем, кроме самой политической структуры страны. Филипп начал свое правление резко и метко. Но он был стеснен обстоятельствами больше, чем оказался к этому готов.
Доменик наблюдал за ним, слушал его. И думал. Можно пустить все на самотек. Иногда невмешательство –тоже действие. А иногда действие есть невмешательство. Что окажется лучшим для Франции? Дождаться совершеннолетия Иоанна или убрать тщедушного младенца, отдав всю власть Филиппу, которому еще придется доказать свое право на престол. Он станет узурпатором власти, останется непонятым, так как его политические взгляды слишком опережают умы его поданных. Но он сможет что-то изменить. Он молод, полон сил и планов. И точно знает, что делать. А каков Иоанн? Смотря на младенца, Доменик понимал, что не найдет в нем черт, которые позволили бы сделать выводы и принять решение.
Зато он прекрасно знал Филиппа Пуатье.
Регент сидел за столом в своем кабинете в Венсене. Он отослал прочь всех, отказал в аудиенции жене и думал. Перед ним лежал чистый лист, на котором будущий король выписывал основные мысли, помогая себе структурировать происходящее. То, что Доменик проделывал в эти минуты в голове, сын Железного короля выносил на бумагу. При свечах его и без того худое лицо принимало странный, почти пугающий вид. Темный взгляд слишком холодных для человека глаз не отрывался от букв и кончика пера. Регент чутко слышал происходящее в замке, одновременно отказываясь воспринимать эти звуки и сосредоточившись на собственных мыслях.