Так умирают короли (СИ)
Он начал убивать.
Панический страх жертвы, которому на смену приходило блаженное ничего, проясняли взгляд, вливая необходимую для очередного перехода силу. Сначала Доменик ограничивался испугом. Легкое усилие воли – и человек готов умереть от страха, не понимая собственных чувств и ощущений. Потом примешал боль. Он совершенствовал способ убийства, с каждым шагом получая все более ослепительную вспышку, разрядку, сопоставимую с оргазмической, только глубже. Вместе с тем с каждым новым человеком запас сил, которые он давал, оказывался все меньше и меньше. Если в начале пути одной смерти в неделю хватало, то сейчас приходилось убивать дважды в день. В Шампани «дважды в день» грозило перерасти в «трижды», но Доменик об этом не думал. Люди превратились не более чем в дичь, на которую нужно охотиться. В удовольствие ли, с целью ли выжить или просто потому, что можешь.
Доменик обосновался в небольшом Шато Журви в Шампани. Зачаровал хозяев и внушил им, что он их чудом вернувшийся с войны сын. Сын взрослый, но еще молодой. Рядом располагалось несколько деревень. Можно было не ограничивать себя ни в чем. У вампира появилась новая задача – научиться питаться, не убивая. Не потому, что жаль людей. Но потому что, если вырезать всю деревню, это привлечет внимание к нему самому. Он уязвим днем. Солнце еще способно его уничтожить и, хотя он не мог продержаться под лучами и пяти минут, верил в то, что когда-нибудь решит и эту проблему.
Он занимался мелкими делами в бесплотной попытке убежать от главного – сосущая пустота внутри, образовавшаяся после разрыва связи с создателем, никуда не исчезала. Он дышал ею, с нею проживал ночь за ночью. Она омрачала все мысли, постепенно вытесняя то малое, что осталось от некогда грозного и почти всемогущего монарха. Доменик действовал, не думая о завтра. Он питался. Подчинил себе поместье, превратив его хозяев в послушных кукол. Но он ничего не планировал. Иррациональная тоска по Юлиану отравлялась ненавистью. Ненависть на поверку оказалась хрупким стеклом – инстинкты были сильнее. Вампир пытался его звать. Думал о том, чтобы его найти. Но Юлиан исчез. Равно, как и исчез Гильом де Шарон. Орден тамплиеров уничтожен, но гидре лишь оторвали одну из голов. Доменик понимал, что все только начинается.
Он вяло вспоминал об этом, чувствуя, как неторопливо и размерено разворачивается жизнь. Что-то решать? Прикладывать усилия?
Зачем?
У него ничего нет. Из зеркала смотрел еще молодой внушительного вида мужчина с металлически-янтарными глазами, волевыми, северного типа чертами лица и жесткими волосами. Широкие плечи, чуть ниже Филиппа. Собранный и холодный. Лишь выражение глаз осталось неизменным. И привычка подолгу смотреть в одну точку. Характер сгладился. Больше не было вспышек гнева – их заменила черная, всепоглощающая меланхолия. Не было интриг, сетей. Планов. Цели. Только животные желания. Только действия, основанные на них.
Постепенно Доменик отрывался от Филиппа IV, воспринимая его жизнь будто бы со стороны. Он не был королем и при этом королем оставался.
Той ночью он изменил себе и привел жертву домой. Замок спал. Лишь привратник пытался честно нести вахту на своем посту. Жертвой оказалась хорошенькая рыжеволосая девушка. Вампиру хотелось сладости. Даже если эта сладость вся останется в мыслях. Он еще не решил, убивать ее или нет, не решил и, будет ли пробовать ее кровь. От девочки пахло другим – сквозь пелену ужаса, прошлого и забытья он уловил слабый запах похоти.
Она слишком свободным шагом прошлась по спальне.
- Открой шторы, господин, темно же.
Доменик, стоявший у запертой двери, промолчал. Он смотрел в пол, удивленный тем, что почуял. Голод изменился. Влечение. Кажется, Юлиан рассказывал и про такой рацион. Вампир вздернул голову. А что, если попробовать? Кажется, эту ничем не напугать. Он привел к себе шлюху? Он замер, прислушиваясь к ощущениям и тончайшим оттенкам того запаха, который не различить обыкновенному человеку. Запаха эмоций и чувств. Нет, девушка чиста. Чиста, но слишком любопытна.
- Я хорошо вижу в темноте, дитя, - проговорил он глухим голосом.
Странно, голос Юлиан ему сохранил прежний. Властный и холодный, то шипящий, то мягкий и обволакивающий. Доменик приучился изменять его, если приходилось разговаривать с людьми.
Он оставался в тени в то время, как девушку освещало нестройное пламя свечей. Она взволнованно оглядывалась, не понимая, что ее ждет. Страх перемешивался с предвкушением. О молодом господине, вернувшемся из далеких стран, судачили в деревне не первый месяц. Она, вдохновленная рассказами, искала с ним встречи, гуляя долгими вечерами за пределами деревни. Наблюдала за постепенно засыпающим замком. Ей казалось, что она видит тень мерящего шагами собственные покои виконта. И вот сегодня он сам вышел ей навстречу.
Жанетта не поверила своим глазам и ушам, когда дворянин к ней обратился. Она сидела под деревом, наслаждаясь ночной тишиной, а он появился внезапно. Представился Мишелем, спросил ее имя. Она онемела от восхищения – ночью, в темном плаще, статный и прекрасный, он показался ей принцем из далеких стран, воплощением всех желаний. Его взгляд завораживал, а холеные руки с красивыми длинными пальцами неизменно приковывали к себе внимание. Конечно, Жанетта не думала дважды, когда он предложил ей прогуляться. И вот – она в его покоях. Обычная необычная девушка из деревни. Ох, ей никто не поверит, что она не только увидела молодого господина, но и говорила с ним.
Девушка почти не различала черт его лица. А господин Мишель, в свою очередь, не стремился помочь. Он следил за ней волчьим голодным взглядом, скрывая неопределенную улыбку.
- Господин молчалив, - нарушила тишину Жанетта, закончив очередной круг по покоям. Она остановилась в паре шагов от господина, который все так же тихо улыбался, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди.
Волосы крупными локонами ложились на широкие плечи, превращая его в существо из другого мира. Горделивая осанка, независимая манера держаться выдавали господина, а холодный, пожалуй, слишком внимательный взгляд будил глубоко в душе что-то необыкновенное. Жанетта, завороженная янтарем, сделала еще шаг. И еще. Когда виконт коснулся ее щеки, девушка вздрогнула.
- Скажи мне что-нибудь, - взмолилась она. Ей хотелось услышать его голос. Тихий и спокойный. Ей хотелось, чтобы он сделал хоть что-нибудь, а не только стоял и смотрел. Она сгорала под пристальным взглядом, хотела его и боялась его. И контакт, звук могли помочь ей сохранить рассудок. Но тот, кого она знала под именем Мишель де Журви, молчал.
Он взял ее за пальцы и потянул, заставив приблизиться. Жанетта повиновалась. У нее не было ни единого шанса противиться странной, мрачной и несокрушимой воле виконта. Она смотрела ему в лицо, мечтая только о том, чтобы этот момент никогда не изгладился в памяти. Она хотела запомнить мельчайшие черты, взгляд, губы. Запомнить запах и чудесное ощущение, которое поглотило ее рядом с этим мужчиной.
Доменик же пытался понять, что он в свою очередь чувствует. Ему точно не хотелось ее целовать. Ему хотелось включить ее в себя. Обладать ею – полностью. За той чертой близости и обладания, что доступна людям. Он чувствовал острее. Он жил острее. В каждом движении его сквозила сила. С каждым вздохом он впитывал ее, будто наслаждаясь вином.
Он позволит ей делать все, что заблагорассудится. Он позволит ей испытать то, что невозможно испытать с человеком. А потом… может быть, он сохранит ей жизнь. Если она сможет утолить его голод, не даря свои последние мгновения.
Весна 1309
Милан
Сет
Впервые в жизни Сет чувствовала страх. Она слишком привыкла общаться с людьми. А теперь ей предстояло убедить существо, которому нет дела даже до сотен человеческих жизней, помочь одной девочке, которую любит сам король. Она понимала, что может не уйти живой после этого разговора. Понимала и то, что рискует во имя жизни соперницы в бессмысленной борьбе за сердце Филиппа. Понимала и то, что эту войну уже проиграла. Она лишь шла вперед, верная воле своего короля, не думая о последствиях. Возможно, шла на смерть.