Малиновка поёт лишь о любви... (СИ)

- Не понимаю, зачем скрывать нашу любовь, - шептала она, скользя ладонью по его груди и ниже, ниже…
Рик перехватил ее руку.
- Нельзя совершить глупость. Сделаем так, - он глубоко вздохнул, чтобы придти в себя, - поедем к королю, я представлю тебя, ты займешь положение, которое принадлежит тебе по праву рождения, узнаешь вкус власти и славы, что подарят тебе твои красота и ум. А через год, если ты все еще будешь хотеть меня, я сам заберусь в твою постель, и никто меня не остановит.
- Я буду любить тебя, - надменно поправила она. – Не надо думать обо мне, как о животном, которое живет только страстями. Но я согласна. Год – это не много.
- Значит, решили, - торопливо сказал Рик, чувствуя, одновременно, и облегчение и пустоту в груди. Но он поступает правильно. Нельзя держать птицу в клетке. Надо выпустить ее на свободу, чтобы она сама решила – куда ей полететь.
Но Дьюлла стояла хмурая, и смотрела на шкатулку с королевским письмом, закусив губу.
- Что такое? – спросил Рик мягко.
- Я боюсь, - ответила она. – А вдруг я опозорюсь перед придворными и королем? Тебе будет стыдно за меня, и ты меня разлюбишь. Ведь я такая глупая…
Он взял ее лицо в ладони и поцеловал сначала в глаза, потом в щеки, потом в губы – легко, едва касаясь, и произнес, как будто поклялся:
- Что бы ты ни сделала, что бы ни сказала, мои чувства к тебе не изменятся. Но тебе не надо ничего бояться. Ты – совершенство. В тебе все изящно – и внешность, и ум. Я вижу перед собой самое драгоценное сокровище, и буду молиться, чтобы оно досталось самому прекрасному и достойному человеку.
- Ишь какой, - заявила Дьюлла, но улыбнулась, и морщинка между бровями разгладилась, - про внешность сказал, про ум тоже, а что же промолчал про сердце? – и закончила, как будто тоже поклялась: - Это сокровище – только твое. И я заставлю тебя мне поверить.
  
28. Истинная принцесса
 
Столица заворожила Дьюллу. Она и подумать не могла, что существуют такие огромные и роскошные города! Смешно подумать, что ей казались большими городишки в Вальшире, когда они с Риком ездили искать матушку Зайчиху. Кстати, как ни упрашивала Дьюлла, кормилица ехать в столицу отказалась.
- Хватит с меня господ и их щедрот, - заявила она. – Я лучше буду ждать тебя в Своне. А с тобой поедет Кандида. Она хоть и пустоголовая, но приглядит за тобой лучше меня. Я ведь тебе даже ленты как надо не повяжу.
Скрепя сердце, Дьюлла согласилась на компанию своих наставниц, хотя и вздыхала, когда карета тронулась в путь, и леди Кандида с госпожой Мевро дружно засопели на сиденье напротив.
Но столица и в самом деле была огромной, а Дьюлле и вовсе казалась бесконечной. И чудес в ней было – не счесть! Чуть сдвинув штору, девушка со страхом и любопытством выглядывала из окна, рассматривая многоэтажные дома, прохожих и экипажи. Фонтан на площади поразил ее, и девушка, позабыв о робости, приподняла штору, чтобы подольше видеть чудо, извергающее сотни водяных струй – не вниз, как водопад, а вверх!
Она была так потрясена, что не сразу заметила, что точно так же, как она на фонтан, на нее смотрит юноша в черном бархатном берете. Юноша остановился, как вкопанный и даже раскрыл рот, глядя на девушку. Когда взгляды их встретились, Дьюлла несколько секунд недоуменно хмурилась, а потом расхохоталась, бросив шторку и повалившись на подушки.
Леди Кандида сразу же начала выговаривать ей, объясняя, что воспитанные девицы так себя не ведут, но девушка не могла успокоиться:
- Что же это он… - смеялась она, смахивая слезы с ресниц, - что он так вытаращился?.. Чудовище, что ли, увидел?..
 
- Миловидное личико – это не ваша заслуга, - тут же забубнила леди Кандида, - за это надо смиренно благодарить бога, а не ублажать свое тщеславие.
- А я и не ублажаю, - заверила ее Дьюлла. – Вот сейчас выгляну и покажу ему язык!
- Леди! – чуть не завизжала наставница, когда девушка схватилась за занавеску.
Но угроза была забыта, потому что выглянув, Дьюлла сразу прекратила смеяться.
Карета как раз проезжала мимо молодой и нарядно одетой дамы, которая скромно опустив глаза шествовала по мостовой в сопровождении молоденькой служанки и пожилой и суровой наставницы. Служанка несла корзиночку, в которой лежал молитвослов, а наставница орлиным взором посматривала на молодых людей, которые словно ненароком оказались поблизости. Юношей будто бы интересовали книги на прилавке, но Дьюлла видела, что они чаще глядели на прекрасную даму, чем на товар, что им предлагал торговец.
Дама поражала не столько красотой, сколько элегантностью и изысканностью манер. Все в ней было мило и невероятно к лицу – и нежно-голубое платье с серебряным шитьем, шлейф которого нес маленький паж, тоже одетый в голубое, и легкая белая вуаль, прикрывавшая волосы, стелилась, как полоса тумана. Вуаль должна была скрывать красоту от нескромных взглядов, но Дьюлла сразу поняла, что все это было обманом – не скрывать, а распалять воображение еще больше, вот что было главной целью. Аграф с крупной жемчужиной удерживал вуаль на хорошенькой головке, и от него текла на грудь жемчужная нитка с подвеской из синих камней, оттеняя белоснежную кожу модницы и придавая глазам особенную глубину.
- Она одета красивее, чем я, - сказала Дьюлла, посмотрев на манжеты своего платья. – Об этом говорила леди Броаз…
- Путь в геенну огненную начинается с мыслей о нарядах!.. – провозгласила наставница, но Дьюлла ее даже не услышала.
У Босвелов был свой дом в столице, и к приезду молодых господ слуги вычистили, проветрили и протопили все комнаты. Дом был небольшой, но очень красивый и удобный, только Дьюлла осматривала его уныло, и лишь молча кивала, когда Рик показывал ей комнаты и портреты предков. В конце концов он не утерпел и спросил, что случилось.
- Понимаешь, Рик… - она задумчиво смотрела на их общую прапрапрабабушку, которая высокомерно взирала с потускневшего портрета. – Я так похожа на нее…
- На нее? – кузен перевел взгляд на портрет. – По мне, так совсем не похожа.
- Не лицом, платьем… Я одета, как она…
Рик понял и от души рассмеялся.
- Завтра же отправишься к модистке, - пообещал он, - и закажешь себе столько модных платьев, сколько пожелаешь.
- Не думай, это я не ради собственного удовольствия, - тут же оговорилась Дьюлла, - это чтобы тебе не было стыдно за сестру-замарашку.
- Конечно, я так и понял, - подхватил он деликатно, но глаза искрились весельем.
Чтобы доставить Дьюлле удовольствие, он не стал оповещать короля о своем прибытии сразу же. Зато его взбалмошная кузина совершенно позабыла о заигрываниях и шалостях, проводя у модистки дни напролет. Она с такой серьезностью подбирала ткани, о чем-то спорила с портнихами и требовала каких-то особых украшений, как будто готовилась не предстать перед королем, а выиграть войну между королевствами.
- Я все узнала, - рассказывала она по вечерам Рику, когда они играли в шахматы – Дьюлла очень полюбила эту игру и весьма в ней преуспела, - при дворе надо иметь новое платье на каждый день, пару платьев для приемов, один костюм для охоты. Ты ничего не понимаешь, Рик, я бы приехала к королю, как нищенка, и дамы смеялись бы надо мной. И там все молоденькие девушки носят жемчуг. Цветные камни незамужним надевать неприлично. А красное и бриллианты могут носить только члены королевской семьи. Ты почему промолчал об этом?! – и она смотрела на него обвиняющее, будто он скрыл от нее тайну мира.
 
- Даже не подозревал, что все так сложно, - ответил он, пряча улыбку. Потому что в своей деловитости Дьюлла была очаровательна.
- Теперь подозреваешь, - она постучала пальцами по подлокотнику, обдумывая следующий ход. – Мне надо еще три дня, чтобы закончили с гардеробом. Я ведь Босвел, я не могу уронить честь семьи!