Совсем не мечта! (СИ)
— Повода нет…
— Просто так побрился?.. — усомнился Антон, выключил воду и взял с крючка свое полотенце. — Извини, но не верю. Опять загрузился из-за какой ерунды?
— Пф, нет! — неправдоподобно поморщился я, поспешив отъехать от ванной. — Разве это похоже на меня?
— Слишком сильно похоже. Выкладывай.
— Я в порядке!
Не так чтобы быстро я крутил колеса без намека на план: я просто не мог смотреть Антону в глаза, ведь так он сразу поймет — прочтет меня словно тонехонькую брошюрку. На улице, вдобавок если бы дорога шла под гору, я б еще имел шанс избавиться от «хвоста», но в четырех стенах — никогда. Антон быстро нагнал меня, ухватился за ручки кресла и покатил его вместе со мной в сторону спальни. Там он прижмет меня к стенке, я вынужден буду рассказать ему все и в последствии буду выглядеть идиотом… Дверь осталась позади. У прикроватной тумбочки Антон развернул кресло, зафиксировал колеса и опустился передо мной на корточки. Сложив руки на бедрах, я смотрел куда-то вдаль, точно находился в бесконечной очереди на почте, где только и остается, что игнорировать прочих бедолаг и окунаться в одну фантазию за другой — чтобы от скуки не сойти с ума.
— Выкладывай… — тихо и чувственно повторил он. Под напором его ласки засов, удерживающий тяжелые дубовые двери, хрустнул, едва не переломившись надвое.
Я не мог составить в голове ни одного предложения, не был способен начать хоть какой-нибудь рассказ. Все пространство внутри черепушки от уха до уха заполнил колючий вопрос, озвучить который мне, вероятно, никогда не позволит мужская гордость. «Я больше тебя не привлекаю?», «Я больше не нравлюсь тебе?», «Тогда, в наш в каком-то смысле первый и во всех смыслах последний раз, я сделал что-то не так?! Чем я тебя разочаровал?!» Слова перестраивались, буквы скакали, образовывая все новые и новые вариации этого шипастого сорняка!.. Но я молчал, вперив взгляд теперь уже в мнущие друг друга пальцы. Я уткнулся носом в ментальную стену и не знаю, как повернуться назад, как выбраться из выстроенного мною же лабиринта…
— Ты винишь меня в том, что случилось с тобой?.. — спросил Антон, отвернувшись к окну и бессильно стиснув мои штаны у коленей.
— Что?..
— Не притворяйся. Я все понимаю. Правда. Если б не я со своими дурацкими желаниями, у кого ты по доброте душевной пошел на поводу, мы не оказались бы не в то время и не в том месте, тебе не пришлось бы спасать меня и сам бы ты не упал с лестницы… Не было бы этого кресла, не было бы необходимости съезжаться со мной — и это я тоже, наверное, зря предложил, проигнорировал твою склонность к уединенному образу жизни… Когда твоя нога заживет, я съеду, я обещаю…
— Нет! — выпалил я, вздернув плечами, и Антон обратил удивленный взор на меня. — Я не хочу… Ох, ладно! В этом случае было то же, что и с Везунчиком!..
— И я об этом: ты приютил меня из жалости…
— Да плевать на мотивы, я о другом!.. Этот пес только-только здесь очутился — тогда мне было не по себе. Мысленно я возвращался к тому времени, когда ни о ком не надо было заботиться, помимо себя, не о ком было волноваться — и, конечно, блин, та пора была проще с эмоциональной точки зрения, но сейчас я бы ни за что не выбрал уединение, ни за что не расстался с Везунчиком, потому что люблю его — без преувеличений! — больше жизни! Мне нравится, что отныне мне нужно тратиться на корм и вещи для него, что зачастую через силу приходится его выгуливать — потому что любые подобные неудобства незначительны по сравнению с тем, что эта милейшая псина дает мне в ответ!.. Я рад жить с тобой, счастлив от того, что дом больше не пуст… что всегда есть тот, к кому можно прижаться во сне… кто своим присутствием, теплом своего тела развеет любые кошмары по пробуждении… что человек, одной улыбкой зажигающий в моей душе целые созвездия, не просто где-то там, а рядом со мной чуть ли не постоянно!.. Но…
— «Но»?.. — дрогнувшим голосом повторил Антон. В его глазах таился детский страх, как когда он впервые согласился на поцелуй…
— Но что-то изменилось между нами после… того раза… Ты разве этого не ощущаешь?
— Я сделал что-то не так?.. — произнес он, будто вырвав этот вопрос из хлипкого полотна моих переживаний.
— Это я должен спрашивать! Ты же теперь спишь в пижаме, переодеваешься, закрывшись за семью замками, и…!
— И?..
Я сжал кулаки, выдохнул в сторону:
— …и сторонишься меня…
— Да где же я сторонюсь, если сегодня мы вместе ели, смотрели сериал, я вернулся сюда, в эту квартиру, сейчас с тобой нос к носу говорим!..
— Да я не… Ты… Господи Боже мой! — прорычал я, закрыв руками лицо. Сердце сделало кульбит и до боли треснулось о ребра. — Сексуально сторонишься, ясно?!..
Антон как-то рвано вздохнул, как если бы это его нервная система испытывала перегрузку. Его пальцы сильнее сжали мои ноги выше колен, и под гипсом стал явственнее пульс.
— Я притащил сюда эту сумку… а ты думаешь, что я тебя больше не хочу? — усмехнулся он в потолок.
— Откуда ж мне знать, что у тебя в этой пресловутой сумке? Ты сказал мне не лазить в нее — я и не копаюсь в твоих вещах.
— Там не столько мои вещи, сколько наши…
— Что это… за бзик новый с переодеванием и количеством одежды в постели?.. За минувшее время холоднее в квартире не стало… Только не говори, что это приступ смущения: когда ты впервые оказался у меня в гостях, то при Лизе сверкнул членом из-под повязанного на бедра полотенца…
Мне было мучительно жутко, пока Антон молчал, поднимаясь и усаживаясь на кровать.
— Когда-то, — совсем уж издалека начал он, — я услышал песню. В ней была чудесная мелодия, потрясающе глубокие слова — она поселилась в моей голове, крутилась в мыслях на повторе, и я лишь крепче делал эту нить памяти, включая на телефоне полюбившуюся песню снова и снова. Я поставил ее отрывок в качестве мелодии звонка и будильника, я слушал ее на переменах, отбивая пальцами ритм и безмолвно шевеля губами… И это продолжалось достаточно долгое время — до того утра, когда я проснулся и понял, что больше слушать ее не хочу. Мотив приелся, от слов возникала легкая тошнота, словно после долгой поездки на карусели… Понятное дело, песня не изменилась, она была столь же прекрасной, как и когда я впервые услышал ее, но я перестал чувствовать ее вкус… Она мне надоела…
Господи Боже… И я надоел?..
— …Я не хочу стать для тебя такой песней, — закончил Антон, и неподъемный валун сам собой откатился от моего сердца. — В браке ведь это происходит: страсть остывает, к внешности любимого человека возникает привычка… Я не говорю, что у нас с тобой подобие брака, но, если честно, я не уверен, что это все способно выдержать время. Жизнь постоянно подкидывает всякое дерьмо, а если я лишусь того, что имею, не знаю, как буду жить дальше…
Он подпер лоб кулаком, опустил тяжелые плечи. Несомненно, он ждал от меня ободрений, однако что я могу ему на это ответить? Я и сам не уверен ни в чем, раз в самом начале сожительства посчитал, что между нами все кончено. Гарантий нет и быть не может. А врать Антону я не хочу.
— Я хочу тебя, — вдруг сказал я и встретился с его изумленными небесными глазами. — Я видел и касался тебя уже, должно быть, сотню раз, но все равно хочу. Сильнее, чем прежде. Я никого никогда не хотел на постоянной основе! — Чтоб побороть смущение, я коротко рассмеялся. — Но ты даже во снах приходишь ко мне, хотя вот же ты, рядом, я вижу тебя каждый день!.. Но, очевидно, и этого мало… настолько сильно я тебя… хочу…
— Скажи «люблю».
— «Люблю»: «…настолько сильно я тебя люблю», — проговорил я полностью на всякий случай: а то ведь и так заставит!
Чем дольше я смотрел на Антона, чем внимательнее вглядывался в его черты, тем больше узнавал призрак властной полуулыбки, садистское сияние обворожительных глаз. Слышал треск поленьев, что пожирало его возрождающееся внутреннее пламя…
— И чего же именно ты от меня хочешь?
— О-о, нет, не сегодня! Я не буду играть сейчас в эти игры: у меня столько адреналина в крови, что сердце вот-вот встанет! Я не могу еще и… всякое говорить!.. Тем более что согласен на все…