Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918 (СИ)
Но дело обстояло там неважно. Помрачневшие большевики, оправившись от разгрома, мечтали о реванше. И шанс у них был неплохой. Мобилизовав все мужское население до 55 лет включительно, донские партизаны, солдаты до мозга костей, сумели собрать для обороны западных станиц всего 4 тысячи человек. Маленький отряд смертников! Спартанцы на Фермопилах! Нам нужен каждый, кто сумеет держать в руках оружие. Лишь тысяча из них было вооружена огнестрельным оружием: винтовками, охотничьими ружьями и дробовиками.
Остальные брали в руки все, что придется: топоры, вилы и лопаты. Почти половина бойцов была вооружена дрекольем — древками пик без наконечников. Плохое вооружение казаков совершенно не смущало и они не собирались отступать. По сути дела, им вообще некуда бежать, так как они были окружены. Они могут лишь стоять и обороняться на одном месте и умирать там. Естественно, что против многочисленных бронепоездов, броневиков, аэропланов и артиллерии большевиков они бы не выстояли. У красных после разгромного поражения на западе области еще оставалось под ружьем около 36 тысяч человек, включая местные подкрепления и гарнизоны. А побитый пес может больно укусить.
Чтобы спасти отчаянное положение, было приказано храброму генералу Фицхелаурову во что бы то ни стало разбить эту группу противника. Основное ядро казачьих войск составили закаленные в боях части, взявшие г. Алексадровск- Грушевский. Кроме того, к ним были присоединены отряды: 1-го Донского округа Войскового старшины Старикова, полковника Шиплова и есаула Веденеева и Донецкого округа: подъесаула Попова и Войскового старшины Конькова. Эту задачу Фицхелауров блестяще выполнил, сбив с заранее укрепленных позиций после семидневного упорного боя, когда орудия громыхали от рассвета до заката, а подкреплений больше не осталось — ни одного человека, Морозовский отряд красных. Тот, ежась от злости и уничтожая склады, отступил дальше на восток, в район станции Суворино, на железнодорожной линии Лихая-Царицын. Целые составы, состоящие из пригнанных на Дон с северных и западных станций вагонов, теперь отступающие враги поджигали. Слава богу, что не все.
Кстати сказать, эти победы не всегда легко давались казакам. Здесь ситуацией владели красногвардейцы, и они не собирались сдаваться. В материальном обеспечении же они просто купались. Численностью нас превосходили в разы. Грохотала артиллерия, трещали винтовки. Канониры большевиков хорошо знали свое дело, целясь картечью чуть впереди атакующих казаков, так чтобы все осколки отскакивали им прямо в лицо. У нас людей и оружия не хватало катастрофически. Красные временами оказывали необычайно упорное сопротивление, особенно если они, успев основательно похозяйничать, уже награбили достаточно имущества, которое держали при себе. В таких случаях, не желая расстаться с награбленным, красногвардейцы проявляли большую стойкость и иногда встречали конные атаки донцов даже штыками.
Отличное вооружение, богатая техника, включительно до броневых автомобилей и поездов, большие запасы огнестрельных припасов и, наконец, владение железными дорогами — сильно облегчали красным оккупантам условия для продолжения борьбы. Красным завоевателям сильно помогали «большевизированные» части кадровой российской армии, расквартированные на юге страны. Добро сражалось со Злом всерьез, без комплексов.
Среди отбитой добычи в красногвардейских поездах нередко можно было найти абсолютно все, начиная от богатой домашней обстановки, огромных роялей (интересно кто на них собирался музицировать?), колясок и кончая дамской парфюмерией и бельем, а так же дорогими винами, вплоть до шампанского. Так как эти мерзкие "товарищи", направляясь с фронта домой, попутно в больших городах совершали набеги и без разбора грабили все, что им попадалось, набивая этим добром свои эшелоны.
Первое время захваченную у врагов добычу казаки дружин и полков считали собственностью своей части. Оружие давали казакам, которые еще его не имели, снаряды и патроны оставляли себе, а все остальное слали в станицу, как подарок женам или в общую станичную казну. К пленным пришлым большевикам казаки относились, в общем, свысока, пренебрежительно и чаще безразлично. Без суда не расстреливали. Пленных использовали, главным образом, на черных работах у себя, или с той же целью отсылали их в глубокий тыл. Зато пленным "красным казакам" пощады не давали. Градус ненависти зашкаливал. Глубина конфликта между Доном и большевистскими захватчиками не оставляла сомнений насчет того, какая судьба ждет тех несчастных, которые попадут в плен к врагу. Один лишь Ленин знают, зачем "красный император" так сильно возжелал добавить наши вольные степи к Советской империи. Были многочисленные случаи, когда отец сына или брат брата приговаривали к смертной казни.
Характерна здесь судьба бывшего всесильного диктатора Донской Советской Республики Подтелкова, того, что пользовался самой скверной репутацией мошенника, палача и фальсификатора, и его людей. Когда начались казачьи восстания, то Подтелков с отрядом в 75 человек (все казаки), резко "утомился и стал нуждаться в отдыхе". Предатели резво бежали из Ростова в родные станицы, чтобы там спокойно отсидеться, пока обстановка не прояснится. У хутора Пономарева красный диктатор был захвачен, вместе с двумя своими помощниками и 73 казаками его конвоя. По получении об этом донесения, было решено не доставлять его в Новочеркасск, а судить за предательство прямо на месте. Полевой народный суд, состоявший исключительно из рядовых казаков, приговорил Подтелкова и его двух помощников к повешению, а 73 казака к расстрелу.
Казнь была приведена в исполнение немедленно в присутствии всех хуторян. Характерно, что среди выбранных народом судей были казаки, чьи сыновья находились в конвое Подтелкова. Сердце у судий не дрогнуло. Они уже наслушались звуков плетей и насмотрелись на кровь, понаблюдали за детьми, которых насиловали их "любимые деточки". Воистину нет более страшного врага, чем свои же, сражающиеся на другой стороне. Любопытно, что при этом редактора революционной газеты "Донревком" еврея Френкеля, как не участвующего самолично в расправах и убийствах, казаки мирно отпустили восвояси.
В городах и поселениях за северной границей Донского края, название Морозовск стало синонимом скорби и, стоило кому-нибудь упомянуть его, как все — и мужчины, и женщины — шептали молитвы или ругательства. Сражение при Морозовске стало очередной катастрофой для красного Севера, не только из-за потерь, которые были незначительными по сравнению с кровавыми событиями, последовавшими после него, и не из-за стратегических последствий этой битвы, которые были минимальны, а скорее по причине того, что Совнарком под влиянием этой катастрофы создал Объединенный Комитет по ведению войны на Дону, который, скармливая Ленину свои фантазии о мощи донских повстанцев, своими неэффективными приказами и нелепыми телодвижениями положил в могилы еще более огромное количество людей. Военные поражения никогда не воодушевляли чернь и вольный Дон надолго стал для Кремля символом всех несчастий! Тем не менее, не вызывает сомнения тот факт, что в эти месяцы Красный Север потерял свой самый лучший шанс в начале войны нанести серьёзный удар по Донскому восстанию, используя для этого выведенные с территории Украины Красные Армии и большевизированные части кадровой армии.
1-го июня войска генерала Фицхелаурова, в лице которого казачий Юг нашел одного из величайших военных деятелей всех времен, продолжая свое наступление совместно с героическими частями генерала Мамонтова, овладели станцией Суворино, принудив противника, бывшего здесь, отступить дальше к Царицыну, за реку Лиску, в район станицы Чир.
При выполнении указанных операций, Донскому командованию пришлось столкнуться с весьма прискорбным явлением, а именно — нежеланием казаков далеко отрываться от своих родных станиц или выходить за пределы своего округа и лезть в пекло. Стали появляться признаки сепаратизма отдельных округов, грозившие иногда большими осложнениями. Станичники утверждали, что лишь защищают свои округа против внешнего агрессора, и многие сомневались в своем праве переносить войну через границу.