Дети Железного царства (СИ)
— Нашёл? — крикнул снизу Добромир.
— Гав! — подтвердил пёс.
Богатырь сбросил кольчугу, вскарабкался на гору. Ярослав поцарапал лапой нужный камень, ткнул носом в щель.
— Отодвинуть надо? — догадался побратим, — это я быстро!
Поплевал на ладони, упёрся обеими руками в каменную глыбу, надавил. Серый исполин дрогнул, чуть сдвинулся с места.
— Поддаётся. Сейчас я его, — нажал изо всех сил.
Пот градом катился по лбу витязя, рубаха прилипла к телу. Наконец камень с шумом сорвался вниз. Разом открылась площадка, на которой могли бы свободно разместиться четыре человека. В самой середине, в неглубокой выемке лежал, поблёскивая на солнце кинжал, с рукоятью из чёрного металла. Ярослав, уже вернувшийся в человеческий облик, осторожно взял находку.
— Вот она, смерть Кощея, — тихо произнёс парень, — осталось нанести удар. Но если бы не ты, брат, не добыть бы нам её. Спасибо.
Добромир вытер пот со лба.
— Не за что. Дело-то наше общее. Ты нашёл, я камень убрал. А теперь пора и Кощеем заняться!
Глава шестнадцатая. Ворон
Истислава разбудило чириканье птицы в ветвях дерева, под которым он ночевал. Уже в четвёртый раз. Четвёртый день пошёл с гибели Зоряны. Пёс поднялся, принялся слизывать капельки росы, покрывшие траву и его шерсть. Утолив жажду, подкрепился несколькими сухарями, вытащенными из мешочка на поясе девушки. Осторожно коснулся носом руки кощеевой дочери. Она совсем не изменилась, казалось, время не властно над дочкой бессмертного царя, посмертное тление не коснулось её тела, и мухи не вились над ней. Истислав не мог понять, что мешает ему уйти от тела. Поначалу ведь думал только оттащить Зоряну подальше от проезжей дороги. Это удалось, отыскал тихое местечко, где, судя по высокой нетоптаной траве, не бывали люди. Всё сделал, как хотел. А вот уйти не смог. Попытался сразу, но не выдержал, оглянулся. Зоряна казалась совсем живой, просто крепко спящей. Лишь глубокая рана на груди напоминала, что сон этот — вечный. Словно чья-то рука сдавила собачье горло, Истислав вскинул голову и завыл. Горько, отчаянно, безнадёжно. А, закончив изливать равнодушному небу свою тоску, вернулся к неподвижному телу, улёгся рядом, положив морду на грудь девушки. Он останется здесь. Как верный пёс на могиле хозяйки. Говорят, время лечит. Может быть, со временем подживёт сердечная рана, и тогда он сможет покинуть пост. Но не теперь. Фляга с водой и мешочек сухарей позволят ему не особенно заботиться о пище, а там видно будет.
Четвёртый день он здесь. Рана болит и болит, заставляя выть ночами. Истислав несколько раз прошёлся, разминая мышцы, опять лёг рядом с Зоряной, закрыл глаза.
Откуда-то сверху донеслось хлопанье двух пар крыльев, потом зашелестели, закачались ветви под тяжестью опустившихся на них птиц. Пёс втянул ноздрями воздух. Пахло вороном. Должно быть, падальщики прилетели искать поживы. Пусть только приблизятся, он их так погонит! И тут, к величайшему удивлению учёного, до него донёсся человеческий голос. Низкий, хрипловатый, и, тем не менее, человеческий.
— Гляди, сын, вот что царь Кощей с ослушниками делает. Родную дочь не пощадил. Потому говорю: служи ему верно, тогда будет тебе наградой жизнь долгая и спокойная.
— А я слышал, что царь не хотел её убивать, — ответил ворону другой голос, звонкий, мальчишеский, — будто бы случайно это вышло.
— Зоряна за брата хотела вступиться, встала между ним и отцом, вот и поплатилась.
— Жалко её. Она меня хлебушком как-то угостила. Сама ела, и мне покрошила немножко.
— Такой уж жребий выпал.
— И никак нельзя её к жизни вернуть?
— Карр! Вернуть-то можно, только волю царя Кощея нельзя нарушать. Если бы захотел, сам оживил бы дочку.
Истислав едва удержался от порыва вскочить и расспросить ворона. Но сообразил, что на дереве его не достанешь, а добром кощеев слуга уж точно секрет не раскроет. Значит выход один — притвориться мёртвым. Или спящим, на худой конец.
— Гляди, батюшка, и пёс тут, — произнёс воронёнок, — тоже, наверное, околел. Собаки хозяев надолго не переживают. Вот и пожива нам.
Снова зашелестели крылья, теперь уже совсем близко. Запах щекотал ноздри, рот внезапно наполнился слюной, в голове мелькнула чисто собачья мысль: «Мясо!» чуть-чуть приоткрыл глаз. Воронёнок сидит всего в двух локтях от пёсьего носа. Мускулы лайки напряглись, собирая тело для броска к добыче. Только бы не промахнуться, ему ведь ещё ни разу не удавалось поймать птицу. Прыжок!
Воронёнок удивлённо вскрикнул, но взлететь не успел: собачьи когти осторожно, но сильно прижали его к земле.
— Удачная охота, — Истислав облизнул губы, — хоть раз в жизни.
— Карр! — всполошился ворон, — отпусти дитятко, не лишай стариков кормильца! В нём же и мяса-то нет, сплошь пух да перья.
— Для голодной собаки и перья будут вкусны, — сообщил Истислав.
Воронёнок под его лапой уже перестал трепыхаться, только сжался весь от испуга. Учёный не смотрел на него, понимая, что вид насмерть перепуганного птенца не позволит ему и дальше прикидываться жестоким. А прикидываться было необходимо.
— За просто так я свою добычу не отпущу, — наморщил нос, щёлкнул зубами, — выкуп нужен.
— Какой же с птицы выкуп?
— Ну, если так, нет смысла лишать себя трапезы.
— Карр, не тронь! Чего ты хочешь?
— Я слышал, как вы говорили о средстве, способном вернуть к жизни умершего. Пусть оно и станет выкупом.
— Нет! — испугался Мудрец, — если царь Кощей узнает, что без его позволения коснулись источника, мне и моей семье не жить!
— Может и не узнает. А сына своего ты в любом случае потеряешь, если не сделаешь так, как я говорю, — пообещал Истислав, — не вернёт тебе Кощей сына, раз собственную дочь не пожалел. Я тебя не обману. Слово даю, что отпущу воронёнка, если оживёт Зоряна.
— Ох… Не сносить мне головы, но сын дороже. Жди, ещё до заката принесу тебе живой и мёртвой воды.
Ворон взмыл в воздух, и вскоре скрылся из виду. Истислав чуть приподнял лапу, ослабляя хватку.
— Спасибо, — тихонько сказал воронёнок, — я ведь тоже хотел бы оживить её, но отец бы не согласился.
— Не бойся, малыш, я тебе ничего плохого не сделаю. Ты, может быть, есть хочешь? У меня тут сухари есть.
— Я сыт. Отпусти меня, я не улечу.
— Нет. Если вернётся твой отец и увидит, что я тебя не держу, он чего доброго пойдёт на попятный, не отдаст живую и мёртвую воду.
— Ладно, — вздохнул воронёнок, — ради такого дела потерплю.
Ворон не обманул, вернулся до заката, неся в лапах два маленьких хрустальных сосуда, наполненных водой. Осторожно опустил на траву перед учёным.
— Вот, я свою долю уговора выполнил. Очередь за тобой. Отпускай моего сына.
Истислав поднял переднюю лапу, воронёнок кинулся к отцу, прижался головой к его крылу.
Пёс поглядел на сосуды. В одном из них вода была угольно-чёрной, в другом — прозрачной, сверкающей собственным блеском. Она приводила на ум весенние ручьи, бегущие меж снежных сугробов. Истислав обхватил лапами сосуд с чёрной водой, зубами выдернул затычку. Сердце колотилось как безумное. Вдруг ничего не получится? Несбывшаяся надежда убивает вернее горя. Нет, нельзя думать об этом, надо просто сделать. Наклонил голову на бок, ухватил сосуд, вылил его содержимое на рану кощеевой дочери. Вода тут же впиталась. Края раны словно бы потянулись друг к другу, сошлись, и мгновение спустя от неё не осталось и следа.
Дрожь пробежала по телу собаки. Отчего-то стало не по себе. Вздрагивая, Истислав выдернул вторую затычку, плеснул на Зоряну живой водой. Челюсти тотчас разжались, сосуд упал и покатился по траве. Девушка по-прежнему лежала неподвижно. Пёс зажмурился. Земля вдруг поплыла из-под ног, он с трудом устоял. Послышался тихий вздох, слегка зашелестела ткань. Значит, это не мог быть один из воронов. Учёный приоткрыл правый глаз, и тут же изумлёно распахнул оба, разинул пасть. Хвост его отчаянно завилял, из горла вырвался радостный визг.