В стране наших внуков (сборник рассказов)
Не могу поверить, что при всей его работе у него не нашлось бы нескольких минут для любви.
Он вычисляет логарифмы расстояний, выраженных в световых годах, анализирует спектры звезд и читает по ним их биографии, изучает русский и английский языки, чтобы иметь возможность черпать знания из сокровищницы мировой астрономии, - не припомнишь всего, чем только он ни занимается!
Но ведь ухаживать за девушкой - это не менее важно для молодого человека!
Неужели нельзя найти минутки па интимный шепот, на легкое прикосновение к волосам, на пожатие девичьих рук при свете луны, которая в этот момент не должна быть только мертвым небесным телом, а, скажем, золотым дукатом па вечернем небе, или лампионом, или апельсином?..
- Девушки подождут. Они не уйдут от меня. Их я оставляю на конец, приблизительно так рассуждал Карел.
Но если когда-нибудь он увлечется, то будет гореть, как сноп соломы. Вейнара нельзя назвать красавцем, но счастлива будет та рыбачка, которая однажды поймает его в свои сети...
Теперь я уже знаю, в чем тут дело. Просто юноша ужасно робок. Как он покраснел, когда я знакомил его с Либой! Вчера вечером я привел ее в обсерваторию. Она хотела посмотреть на фиолетовое сияние Беги, о котором я ей рассказывал.
Карел был застенчив, точно девушка. Я заметил, как глаза у Либы сверкнули лукавым огоньком, и сразу же смекнул, что она хочет подшутить над Карелом. Ну нет, моя милая! Я беру Карела под свою защиту, в случае ecли твои гляделки вскружат ему голову! Но он, наверное, не клюнет, душенька!
Было как раз полнолуние, неровная поверхность луны казалась плоской, моря напоминали жирные пятна в тарелке с супом. Карел путался, перечисляя названия горных хребтов, и извинялся, как будто он был виноват в том, что во время полнолуния солнечные лучи падают на луну вертикально и поэтому горы не отбрасывают теней. Но Либе все это было совершенно безразлично, и, слушая объяснения Карела, она больше смотрела на его лицо, чем на Луну.
А когда настало время уходить, я предложил Карелу проводить нас. Но у него вдруг оказалась масса работы по подготовке к следующему дню.
Так мы с ним и распрощались, Либа - немного холодно, обидевшись, что ей не удалось привлечь его внимания.
-. Скажи, пожалуйста, дядя, где ты выискал этот метеор? - спросила она М'еня с ироническим удивлением, когда мы спускались вниз с последним вагоном по подвесной дороге.
- Это же герой рождающегося рассказа о воздушном корабле! Он самый лучший из всех тех, кого я нашел, без малейшего пятнышка. Милый, чистый, скромный, робкий, простодушный и хороший человек. Anima Candida - светлая душа...
- Так, значит, тебе уже никого больше не нужно? - ввернула Либушка немного угрожающе.
- Почему не нужно? Очень нужно! Я даже требую! Хочу! Прошу! Мне помнится, Либушка, -я взял ее нежно за локоть,- ты о чем-то говорила мне, когда я недавно встретил тебя у новостроек. Что ты готовишь для меня героя, нового человека, что только ради меня что-то предпринимаешь, кудато провожаешь его, не так ли? Все это меня тогда скорее обеспокоило, чем обрадовало, учти!
Либа умолкла, очевидно мучительно обдумывая, что она мне должна сказать и может ли открыть пе редо мной свои карты. Мы уже приближались к ее дому.
- Поделись со мной, Либа, выложи все начистоту! Кто он такой?
- Это редактор "Нашей правды",- сказала она вдруг тихо.- Человек, который относится к будущему, добрый и прекрасный душой и телом. Но он слепой...
- То есть как слепой? Слепой редактор?
- Я не шучу. Он слепой на оба глаза...
Либа опять замолчала.
Я тоже молчал и ждал. Я был поражен и не находил слов. Мысленно просил прощения у нее. Как это я сразу не догадался!
- Либушка,-начал я после долгого молчания, - расскажи мне все! С самого начала, все по порядку!
- Что ты еще хочешь знать? - отрезала Либа, переходя вдруг в наступление, словно собираясь со мной спорить.- Я хожу читать ему вслух. Разве в этом есть что-нибудь плохое? Но уже поздно, до свидания!
На этом мы и расстались...
Первая часть рассказа уже написана.
Лицо пани Ксении, матери моего будущего героя, напоминает лица трех женщин из нашего мира, сливающиеся в моем воображении воедино. Во-первых, бесконечно милое и улыбающееся лицо пани Вантоховой, когда она торопливо идет с покупками по нашей улочке, немного побледнев, с растрепавшимися пепельными волосами, в серых брюках; проходя мимо, она каждый раз хвалит что-нибудь в моем садике.
Во-вторых, отражающее материнскую гордость лицо женщины в платке, которую я случайно видел в троллейбусе, она усаживала на сиденье рядом с собой всех своих пятерых одинаково одетых мальчиков. Но пани Ксения будет похожа и на одну из моих двоюродных сестер, ее трегически прекрасное лицо всегда привлекало мое внимание, когда бы я пи перелистывал наш семейный альбом. На фотографии в альбоме, сделанной в конце прошлого века, у моей незнакомой кузины высокая прическа, которую завершает жуткая шляпа с широкими полями и целым птичьим гнездом. Но даже безобразный головной убор не может изуродовать удивительно красивого лица, в выражении которого словно запечатлелся момент перехода от полной покорности к протесту. Эти три различных образа возникают перед моими глазами, когда я представляю себе лицо пани Ксении, сын которой собирается лететь в космос...
А прототипом пани Елены, бабушки моего героя, послужила шустрая старушка Кроупова с ее связанными в небольшой узелок черными волосами, с мелкими, удивительно белыми зубами, которые, однако, составляли лишь часть ее туалета.
Только герой у меня не получается. Он сердит меня и в жизни, и в рассказе. Мы не виделись с Карелом с тех пор, как я был у него вместе с Либой.
Свинцовая завеса туч повисла между небом и землей. Пошли ливни, три купола обсерватории были закрыты, только одно оконце светится в тумане среди мокрых кустарников. А над головой пустота и полная тьма, настолько беспросветная, что она кажется вечной, будто никаких звезд не существует и никогда и не было...
Я ошибся со своим астрономом. Его смущение в присутствии нашей Либушки не было вызвано робостью перед девушками, а имело другие причины.