Таящийся ужас 2
— Похоже, я не испытывал ничего подобного со дня отъезда из Нью-Йорка, — бормотал он. — Ну что это за континент — Европа! Сюда бы пару индейских банд. Эй, судья! — прокричал он служителю, — помедленнее, я ведь плачу деньги, так что дай мне возможность насладиться зрелищем!
Похоже, служитель унаследовал от своих далеких предков навыки истязателя — его движения, то приближавшие, то удалявшие от Хатчесона зловещую дверь, снова стали действовать Амелии на нервы, и без того довольно напряженные. Взглянув на нее, я неожиданно заметил, что она не обращает никакого внимания на манипуляции служителя — взгляд ее словно прирос к чему-то в глубине камеры. Проследив за ним, я увидел черную кошку, притулившуюся в дальнем углу помещения. Животное сверкало зелеными глазами, горевшими как сигнал опасности, и цвет их еще более усиливался на фоне подсохшей красной влаги, покрывавшей мохнатую спину и ощерившуюся пасть.
— Опять она! — воскликнул я. — Смотрите, та самая кошка!..
Не успел я закончить фразу, как животное одним махом преодолело разделявшее нас пространство и оказалось рядом с «Железной Девой». Сейчас она походила на ликующего демона, оказавшегося рядом со своим хозяином — покровителем зла. Глаза излучали ненависть, вставшая дыбом шерсть чуть ли не вдвое увеличивала ее действительные размеры, хвост метался из стороны в сторону словно у тигра, видящего перед собой добычу. Хатчесон тоже заметил ее, и, как мне показалось, глаза его засверкали изумленным восторгом.
— Черт побери! Эта «Индианка» объявила нам войну! Что ж, посражаемся, дорогая. Только пока выпроводите ее наружу, а то я со всеми этими веревками и пальцем не смогу пошевелить, если она захочет выцарапать мне глаза. Эй, старик, не забывай про веревку!
Теперь Амелия уже сама попросила проводить ее наружу. Я обнял супругу за талию и повел к выходу, краем глаза успев заметить, что кошка, выгнув спину, изготовилась для прыжка на своего врага.
Однако произошло совсем другое. Неожиданно для всех нас она с диким, даже каким-то адским воем бросилась вперед — на служителя, нацелив вытянутые когти прямо ему в лицо. Когти эти до сих пор стоят у меня перед глазами — длинные, как клинки, которыми она с безжалостной силой вцепилась в лицо бедного старика. Еще один взмах — и от его левого глаза чуть ли не до подбородка протянулась красная, слезящаяся бурой кровью полоса.
С криком ужаса и боли служитель отпрянул к стене, выпустив веревку из рук. Я бросился вперед, но было уже поздно — подобно молнии длинный жгут метнулся сквозь кольцо, и ничем не сдерживаемая громада металла с оглушающим звоном и лязгом соединилась с корпусом «Девы».
За какое-то мгновение перед случившимся я заметил застывшее на лице Хатчесона выражение безмерного ужаса. В его глазах мелькнула смертельная тоска по чему-то, мне неведомому…
С губ несчастного не сорвалось ни единого звука.
Шипы сработали отменно. Когда я все же набрался сил и открыл створку двери, то понял, что конец, к счастью, был почти мгновенным — шипы настолько глубоко вошли в тело Хатчесона, что буквально разрезали его череп на три равные части. Ниже я смотреть не стал…
Лишенное опоры, но продолжавшее оставаться связанным тело вывалилось наружу и с мокрым, чавкающим звуком грохнулось на пол у моих ног, вытянувшись во всю длину. Голова повернулась и застыла, лицо устремило вертикально вверх безжизненный взгляд.
Я подскочил к жене, подхватил ее, так как понял, что обморок неизбежен, и вывел наружу. Положив ее на скамью, бросился обратно.
Наш служитель сидел, прислонившись к деревянной колонне и, оглашая помещение глухим стоном, старался хоть как-то сдерживать носовым платком струившуюся по лицу кровь.
Кошка сидела на лице Хатчесона, с довольным видом вылизывая, как у котенка, кровь из пустых глазниц нашего мертвого спутника.
Думаю, никто не посчитает меня жестоким за то, что схватив один из стоявших у стены мечей, я рубанул по этой чертовой ведьме — куски разлетелись в разные стороны.
Эдгар Джепсон
Джон Госворт
УНИКАЛЬНЫЙ ШАНС
«Немедленно приезжай. Предстоит операция. Возможно, уникальный шанс. Лучше спецрейсом, Линкольн, Кингс-Кросс, 9.30. Не подведи. Клэверинг».
Именно так была составлена телеграмма, которую я вторично перечитал, сидя в поезде, уносившем меня из Лондона.
Она показалась мне довольно странной. Я знал, что Клэверинг был готов оказать мне любую услугу, поскольку все пять лет нашей совместной работы в больнице Святого Фомы нас связывала близкая дружба, и он прекрасно понимал, что гонорар за операцию в Линкольне окажется весьма кстати для хирурга, совсем недавно обосновавшегося на Харли-стрит [2]. Но что он имел в виду, когда упоминал про возможный уникальный шанс? То, что клиент — какая-то местная шишка, с которого именно на севере может начаться его блистательная карьера? Впрочем, едва ли, поскольку там хватало и своих собственных хирургов. Но если это не проясняет картину, что же вообще может ее прояснить? Я ломал голову над различными вариантами, пока до меня неожиданно не дошло, что поскольку все выяснится не позднее двенадцати часов дня, нелепо мучить себя поисками разгадки в полдесятого, а потому я развернул свой «Таймс» и присоединился к беседе пятерых любителей скачек, оказавшихся со мной в одном купе.
Спецрейсу везде давали зеленую улицу, так что уже в три минуты первого мы подкатили к перрону вокзала в Линкольне. Клэверинг встречал меня, и мы тотчас же бросились навстречу друг другу, продираясь сквозь мощный поток любителей конных состязаний. Я сразу заметил, что вид у моего друга больной, даже очень больной.
— Поговорим по дороге, — сказал он, и мы направились в сторону его машины.
Дом, изумительный дом сельского врача, выстроенный в начале девятнадцатого века и стоявший на главной улице, ранее принадлежал его отцу и деду, также некогда врачам, и изнутри выглядел столь же крепко и солидно как и снаружи. Клэверинг пребывал в возбужденном состоянии и сразу повел меня в операционную, немного старомодную на вид, но оснащенную всем необходимым современным оборудованием, после чего тотчас же перешел к делу, одновременно готовя мне коктейль из виски с содовой.
— Речь идет о моей девушке, — проговорил он, и я заметил, что моему другу словно не хватает воздуха; само по себе это произвело на меня впечатление, ибо, насколько я помнил, особой сентиментальностью он никогда не отличался. — Сильвия Бэрд, чемпионка по плаванию южной Франции, девушка, с которой я помолвлен… но помолвке этой недолго существовать, если не провести срочную операцию. Все это дело полностью выбило нас из колеи, и нет, кажется, ни одного приличного специалиста в округе, который бы не осмотрел её.
Наконец ему удалось взять себя в руки и рассказать мне эту историю во всех деталях; Мисс Бэрд всегда отличалась завидным здоровьем и практически никогда не болела, если не считать кори в детском возрасте, прекрасно играла в гольф и теннис, а иногда даже брала в руки хоккейную клюшку. В конце последнего спортивного сезона она поехала с группой на какие-то сборы на Ривьере, и примерно через полтора месяца после ее возвращения оттуда начались все эти неприятности.
Связаны они были с ее брюшной полостью.
Девушка довольно скоро обратила на это внимание, поскольку болеть не привыкла. Поначалу вроде бы ничто не вызывало особых опасений, но постепенно, хотя и медленно, ситуация стала меняться к худшему. Ни сам Клэверинг, ни приглашенные им для консультации специалисты не могли сказать ничего определенного, хотя, разумеется, предпринимали все казавшиеся им необходимыми меры. Ничего не помогало.
Затем Клэверинг спросил: