Даю слово (СИ)
— Да!!! — подскочил на стуле Никита.
— А блинчики вкусные?
— Да!
— Не совсем честно, Захар Николаевич, — хмыкаю я. — Эдак вы любых признаний добьётесь. Но блинчики и правда отпад. Может, откроешь свой ресторан?
— Есть и такие мысли. Открыть дело для души. Но это планы долгосрочные, а сейчас быстренько одеваться, потому что нас ждут зебры, мартышки и змеи!
Это было необычно, причём необычным казалось всё. Собираться, перекидываясь взглядами, скрывая этот трепет в груди, замирать, когда, помогая надеть мне пальто, обнимая меня, Захар застёгивает на нём большие синие пуговицы, бросая на меня многозначительные, пробирающие до дрожи взгляды. Непривычно наблюдать, как мой ребёнок, горя желанием показать «папе», что он уже большой, пытается самостоятельно одеться и обуться и у него это даже очень хорошо получается. Странно выходить вместе из дому и садиться в машину. Что удивительно, Никитка даже не захотел, чтобы я держала его за руку. Как только мы прошли на территорию зоопарка он взял за руку Захара, а не меня, причём взглянув на него с таким доверием и обожанием, что мне сделалось плохо. Однозначно моему ребёнку не хватало общение с мужчиной, и даже не взирая на то, что Захар держался с ним достаточно сдержанно и сухо, малыш всё равно тянется к нему всей душой. Устав от моих эмоций и сюсюканий маленький мальчик хотел получить одобрение от этого строго сильного мужчины. Который, как оказалось, не только умеет управлять компанией, вкусно готовить, но ещё и знает множество интересных фактов о животных. Потому что из него, как из википедии сыпались познания о сернах, черепахах, носорогах и фламинго — и этим он окончательно покорил моего сына, который не отходит от него ни на шаг.
— Устала? — не знаю, когда я привыкну и привыкну ли к этой его особой заботливо-нежной интонации по отношению ко мне. Забросив Никиту в детский сад, куда он пошел молча вытирая слёзы, не желая расставаться с «папой», мы отправились всё-таки показаться на работе. И сидя на переднем сидении я попыталась вытянуть уставшие ноги.
— Сидеть в офисе куда легче, чем три часа бродить по зоопарку. Он будет спрашивать о тебе, только о тебе и будет болтать. Ты ему понравился, и я поражена твоим поведением, тем, как ты держался. Ты не перестаёшь меня приятно удивлять, Захар. Понятное дело, что сейчас мы стараемся вести себя лучше, чем мы есть на самом деле…
— Обижаешь. С тобой я масок не примеряю. Когда у меня хорошее настроение, я такой, Злата! Каким ты меня сегодня видела и вчера тоже. Это и есть я. Конечно, бывает, что я взрываюсь и всем могу соли на хвост насыпать, потому что я живой человек со своим комком нервов. Давай не будем строить абстрактных моделей «как могло бы быть если…» а жить сегодняшним днём? — притормозив на светофоре, Захар потянулся ко мне рукой, сжав мою коленку. — Сегодня около шести вечера мой самолёт. Меня не будет два дня, но я уже жутко скучаю. Обещай отвечать на звонки и не грустить.
— Обещаю, ходить везде, зажав в руке телефон, — рядом с ним мне даже язвить было легко. А так же улыбаться, выставлять свои ножки и получать странное удовольствие от прикосновения этой тёплой мужской ладони, которая от коленки поползла выше по бедру. Но тут позади нас принялись отчаянно сигналить, и Захар был вынужден переключить внимание, ворча себе под нос:
— Психи!
— Зелёный ведь! — смеюсь я. — Ты сам так часто делаешь, нервничаешь и сигналишь.
— Так, я не понял на чьей ты стороне? — у него всё ещё отличное настроение и меня это несказанно радует, и я как его отражение сияю ему в ответ.
Суета в офисе, скопившиеся дела, недоработанный проект незаметно сожрали всё время. Поднимаю глаза — пять вечера! Пора бежать за ребёнком в детский сад. В коридоре налетаю на Захара, который, как оказывается, мчался ко мне увидеться перед поездкой.
— Капец, совсем замотался! — торопливо прижимает меня к себе, целует в висок. — Очень важные переговоры, мне позарез нужны эти китайские партнёры. Хотя нужно бросать к чертям или сбавлять обороты, иначе жизни не вижу, — с горьким сожалением вздыхает он, нехотя выпуская меня из своих объятий. — Ты ведь сегодня без машины. Поймаешь такси?
— Ага, опаздываю в садик. Удачно тебе долететь и заключить свою сделку века! — выскакивая из лифта, махнула я ему на прощание. Наверное, нужно было проститься не так, возможно, ему хотелось бы больше нежности, получать больше тепла от меня. Я увидела это обернувшись. В его грустном взгляде увяло столько ожиданий. Но моя покорёженная душа стала такой неуклюжей, скованной, что даже меня уже бесит, как она пугливо выглядывает из своего тёмного угла. Бегу к ожидающему меня такси и обещаю себе работать над своим отношением, стать с Захаром мягче, стремиться к нему, включить в своей список жизненно важного, больше проявлять заботу. И пока мы спотыкаемся на каждом светофоре, отправляю ему сообщение:
«Я буду тебя очень-очень ждать»
А потом подумав, отправила ещё и поцелуйчик.
«Это радует» — пришло в ответ. Он сдержан. Либо чем-то расстроен, вернее я его чем-то расстроила, либо погружён мыслями в дела.
У входа в детский сад, сунув руки в карманы, застыл какой-то мужчина, мне даже пришлось сбавить шаг, чтобы осторожно пройти мимо не задев его. Соприкосновение с посторонними всё ещё вызывает у меня дикую панику. Шмыгнув бочком, я случайно наткнулась на его взгляд. И …этот взгляд заставил меня внутренне сжаться. Что-то жуткое таилось в глубине этих глаз, леденящее и безжалостное. Не пойму из-за чего, но у меня возникло такое ощущение, что … я уже сталкивалась с этой тьмой. Ускорив шаг, я забежала внутрь. Полностью одетый, Никитка уже сидел на стульчике, подпрыгнув при моём появлении.
- Мамочка, а папа где?
— Он … уехал по делам, — всё ещё не в силах унять дурацкую дрожь, протянула я руку вмиг надувшемуся ребёнку. — Ну, чего ты расстроился? Он скоро вернётся, и ты покажешь ему свою коллекцию машинок.
— А я хотел сегодня!!! — запищал мой капризуля. — А ещё красная машинка сломалась!
— Значит, купим красную, — я готова согласиться уже с чем угодно, лишь бы он прекратил истерику, потому что я сама на грани паники. Меня не отпускают мысли о том человеке. Моё подсознание, тот тёмный угол пытается до меня достучаться.
— Сегодня! Сейчас! Купим машинку сейчас!
— Ладно, давай заглянем в магазин и присмотрим тебе новую игрушку, только если ты обещаешь мне хорошо себя вести, — вдруг понимаю, что я всё хуже и хуже справляюсь с воспитанием, что мой мальчик манипулирует мной своими капризами, а я поддаюсь, не в состоянии в нужном месте проявить твёрдость. А вот Захар бы справился, как лидер интуитивно подобрал бы слова, гася истерику. Возможно, виной всему тот человек, но в этот момент я ощутила себя такой слабой и до ужаса беспомощной. И мне по сумасшедшему захотелось ощутить руки Захара, ощутить его уверенность, спрятаться за его широкой крепкой спиной.
Подозрительный мужчина всё ещё стоит у ворот детского садика, проскочив мимо него, я почти бегом тащу Никиту в сторону магазина:
— Давай, малыш, давай быстрее пока машинки не разобрали, — сочиняю я, вру ему на ходу, лишь бы он продолжал бежать и не понял, что я просто до смерти перепугана. Возле самых дверей я всё-таки обернулась, тут же выхватив взглядом фигуру незнакомца. Это была не паранойя. Он пошёл за нами и не просто пошёл, видимо, он тоже бежал. Лапа страха знакомой хваткой сжала меня за горло, а из подсознания всплыл тот мерзкий шепот четырёхлетней давности: «Закричишь — подыхать будешь в муках, будешь вести себя тихонько — убью быстро». Я даже не помню, как схватила телефон, опомнилась только услышав голос Захара:
— Мне приятно, что ты уже скучаешь, — он улыбался, у него было всё хорошо.
— Ты где? — выдохнула я не своим голосом.
— Сажусь в самолёт. Что-то случилось?
— Ты … твои люди случайно не ходят за мной следом?