Сокол на рукаве (СИ, Слэш)
— Как же тогда мне отдать вам долг?
— Больше не целуйтесь с теми, у кого пахнет изо рта. Этого будет достаточно.
Пьер едва не дрожал от охватившей его ярости.
— Как вы смеете так со мной разговаривать…
— Я говорю так, как вы ждёте, чтобы с вами говорили.
Пьер задохнулся от возмущения. Впервые в жизни он не мог подобрать слов для ответа. Но когда мужчина собирался уже развернуться и уйти, метнулся к нему стрелой и сорвал маску, скрывавшую лицо.
Мужчина попытался подхватить этот маленький кусочек ткани так, будто он был его последней защитой от врага, но не успел. Пьер торжествующе воскликнул — и замер, ошеломлённо разглядывая изрезанное шрамами, хоть и некогда красивое лицо.
— Довольны? — спросил незнакомец и резко вырвал маску из его рук. Он снова прикрыл ею лицо, а затем, отвернувшись и не говоря больше ни слова, направился прочь.
Пьер долго ещё стоял, глядя вслед незнакомцу. Сердце его сжимала боль, и отчего-то, впервые в жизни, ему было стыдно — будто он прочитал чужое тайное письмо.
— Простите… — прошептал он, но было уже поздно. Мужчина скрылся за углом.
ГЛАВА 2. Кто из нас птица, а кто птицелов
Звон шпаги о металл оглашал задний двор родового поместья Леруа.
Пьер методично кромсал деревянное чучело. Клинок метался в его руках восьмёркой, а сам юноша представлял на месте гуттаперчевого болвана то давешнего знакомого с соколом на плаще, то двух насильников в фиолетовых масках, которые застали его врасплох.
У Пьера было два способа успокоиться. Когда он был грустен, Пьер перебирал самоцветы и составлял наборы украшений, которые затем одевал на какой-то вечер или карнавал. Когда он был зол, он брал в руки шпагу и избивал манекен до тех пор, пока руки не начинали ныть от усталости.
Руки Пьера ныли уже давно, но злость всё не проходила, так что каждый следующий удар становился яростней предыдущего, а старый француз со шрамом, обучавший его фехтованию, то и дело морщился, явно опасаясь, что скоро перепадёт и ему.
Шрам Пьера раздражал, как и всё, что он видел в последнюю неделю. Его бесили чёрные плащи и алые аксессуары, серые глаза и изукрашенные аметистами шпаги, ни на одной из которых он так и не разобрал заветной буквы «F».
Поняв безнадёжность своего положения довольно быстро, Пьер уже на третий день нанял двух авантюристов, бравшихся за кошель золота отыскать иголку в стоге сена — но время шло, а Пьер всё ещё не видел перед собой ни иголки, ни мужчины с соколом на плаще и вензелем на гарде меча.
«Неужели так трудно найти в Вероне человека, у которого иссечено шрамами всё лицо?» — не уставал он задавать вопрос самому себе. Город был не так уж велик, а всех, кто имел особые приметы, обычно знали в лицо.
Однако ни сам он, ни его сыщики так никого и не нашли. Пьер подумывал спросить совета у друзей, но что-то останавливало его. Почему-то не хотелось говорить Леонелю и Жереми, с их острыми язычками, о том, что, как показалось Пьеру, пытался скрыть сам таинственный незнакомец — о шрамах.
Безвыходность ситуации бесила Пьера ещё сильнее, чем глупость положения, в котором он оказался. Он дважды ещё ходил на карнавал в надежде увидеть там незнакомца с соколом, но так и не встретил ничего, кроме навязчивости Жереми и дурацких шуток Леонеля. Да и те вели себя странно — Жереми без конца прятал лицо, и без того едва видимое из-за маски, в пушистый шарф, а Леонель не переставал смотреть на Жереми с угрозой и осуждением.
Он рубил манекена уже третий час. Солнце склонялось к горизонту, и близилось время принимать решение — собирается ли он на карнавал в эту ночь. Пьер не хотел. Все пёстрые наряды казались ему бесцветными, а грохот музыки раздражал. Он хотел одного — увидеть незнакомца ещё раз.
Об этом и думал Пьер Леруа в тот момент, когда, нарушая его монотонную сосредоточенность, из-за угла дома раздался крик:
— Господин Леруа! Господин Леруа!
Пьер с размаху воткнул шпагу в песок и повернулся на крик.
— Господин Леруа! Пришли вести от вашего… От ваших… — появившийся во дворе слуга — рыжеволосый мальчик по имени Рико — явно не знал, как вернее назвать новых наёмных работников.
— Дай сюда, — Пьер вырвал из его рук конверт, сломал печать и, вынув сложенный вчетверо листок, принялся читать, — граф Эдмон Бросо…
Пьер сам не заметил, как губы его расплылись в улыбке.
— Почему так мало? — спросил он, поднимая глаза на мальчишку. — А, впрочем, откуда тебе знать, ты же совсем дурак. А ну-ка, принеси мне чернила и перо. Постой, лучше идём со мной, я сам всё сделаю, а ты только отнести письмо моим… — он хмыкнул, тоже затруднившись с названием, — моим помощникам.
Пьер торопливо направился к дому, поднимая высокими сапогами тучи пыли и на ходу ослабляя ворот свободной рубашки, в которой занимался с мечом.
Добравшись до кабинета, он рухнул на стул и обмакнул перо в чернильницу, быстрыми росчерками набросал несколько строк, суть которых сводилась к тому, что за выплаченные деньги он желал знать больше, а его поручителям следовало работать быстрей. Свернул листок, спрятал в конверт и, запечатав сургучом, вручил конверт Рико.