Новая пташка для владыки (СИ)

Она подняла руку и с размаху бросила скрипку в его сторону. Скрипка не долетела до него, разбившись в трех шагах от трона. Раздалось всеобщее восклицание. Эллин с облегчением выдохнула, круто развернулась и медленно пошла к дверям.
В висках стучало, зато сердце, кажется, вообще перестало биться. В зале стоял гул голосов, но Эллин не разбирала, да и не хотела разбирать, что они говорят. Она упрямо шла к выходу. Хоть к какому выходу, лишь бы подальше отсюда, подальше от этих людей. Подальше от него…
У двери ноги ее подкосились, и она едва не упала. Держась за ручку, она с трудом открыла дверь. В глазах потемнело, а в горле пересохло.
«Отвар подействовал», — с внезапной радостью подумала Эллин и провалилась в беспамятство.
  
19
 
Ей снился сон. Их старый дом, залитый солнцем, круглый стол с выцветшей скатертью. Веселый отец рассказывает что-то Арделу, что сидит рядом с ней, и они все смеются. Ардел поворачивается к ней, чтобы поцеловать, и неожиданно его лицо меняется, глаза и волосы темнеют, ласковая улыбка превращается в хищный оскал. Эллин закричала и проснулась.
И лучше бы она не просыпалась. Реальность навалилась на нее вместе с воспоминаниями о недавнем вечере. Поначалу Эллин не могла понять, где она. Вокруг было темно, и она не чувствовала своего тела.
Отвар еще действует, поняла она и попыталась пошевелить пальцами. Не сразу — через секунды — девушка поняла, что лежит на жесткой постели. Запястья и лодыжки обвивали тонкие ленты. Как бы Эллин не дергала ногами и руками — выбраться из них не удавалось. Да и сил почти не было.
Где она? Перед ее закрытыми глазами всплыло лицо Ардела и тут же превратилось в лицо Таэрлина. Она вспомнила вдруг, как он ее целовал накануне, как обещал забрать из этого ужасного места, как рассказывал о себе, гладя ее волосы.
Ложь, все было ложью.
Если бы у нее были силы, она бы закричала. Как же ей хотелось заорать, исторгнуть из себя эту грязь, эту боль и разочарование. Но Эллин могла лишь беззвучно плакать. Владыка любит игры — и Шайла предупреждала ее, сразу же, с первого дня.
А она — глупая, глупая девчонка — забыла об этом! Не восприняла всерьез. Владыка любит игры. Он любит играть своими пташками, их чувствами. Он не только убивает их, подумала Эллин, он иссушает их души. Внушает им любовь и топчет ее.
Топчет…
Эллин до крови прикусила губу. Главное, не вспоминать, не думать об Арделе. Он не настоящий. Не настоящий. Все его слова, прикосновения, обещания — ненастоящие. Он — фальшивка, мутная рябь в темном болоте.
А она влюбилась в него…
Эллин застонала — это все, на что у нее хватило сил. Что теперь с ней будет? Сейчас ей было все равно. Она пыталась приглушить эту боль, успокоить себя, и забыть. Забыть навсегда…
Вспыхнул алый огонек, на миг ослепив Эллин. Через секунду глаза ее привыкли, и она осмотрелась. Здесь не было ни окон, ни дверей. Стены и потолок серого цвета, сверху свисали лохмотья, похожие на обрывки ткани. Алый огонек, что освещал комнату, неподвижно висел в воздухе, напротив девушки.
Раздался невнятный шепот, хотя в комнате, кроме Эллин, никого не было. Шепот усилился, множился, и теперь сотни безликих голосов заполнили пространство.
Шар света увеличился, изменил цвет на оранжевый, желтый, становясь все светлее. Раздался хлопок — стало тихо и светло. А на месте шара стоял Таэрлин, в черном костюме и красных перчатках. Он бесстрастно смотрел на Эллин, словно она была еще одной бездушной вещью, картиной, что кто-то повесил на стену.
Она была рада, что он предстал перед ней не в образе Ардела — так было проще. Главное сейчас — не думать о том, что упущено. О том, на что она надеялась.
Эллин вскинула подбородок и бесстрашно посмотрела ему в глаза. Если это чудовище надеется, что она будет дрожать от страха и боли, то он очень заблуждается. Никогда она не покажет ему слез, никогда! Никогда он не увидит от нее ничего, кроме ненависти и отвращения.
Неожиданно он рассмеялся — тихо, как шелестящие листья, и подошел к девушке. Снял перчатку и положил руку на ее грудь, в область солнечного сплетения.
 
— Я вижу, как все пылает у тебя внутри, пташка, — произнес он, убрав руку, — сначала там была искра интереса, потом огонек влюбленности. Хорошо, но недостаточно, недостаточно…
Он медленно прошелся по комнате, взмахнул рукой — появилось кресло, в которое он с удовольствием сел.
— Теперь там, — он указал пальцем на ее грудь, — пламя ненависти. Это хорошо! Говорят, любовь питает душу. Так говорят глупцы и женщины. Нет! Ненависть — вот вечный источник силы и энергии. Вот, что зажигает и двигает вперед — лютая ненависть. Горячая, черная и красная. Ты чувствуешь, как она бурлит в тебе? Как разливается по жилам и отравляет кровь? О, да, ты чувствуешь это.
В его глазах вспыхнули алые огни, и он хищно облизнулся, как лев перед прыжком на антилопу.
«Он питается душами», — вспомнила вдруг девушка старые байки про владыку. Он сейчас иссушит ее душу? Или уже сделал это, так подло обманув ее.
Таэрлин встал с кресла и медленно, оглядывая ее с головы до ног, подошел к Эллин. Снял вторую перчатку и прикоснулся к ее лодыжкам. Огненная боль полоснула кожу, и девушка закусила губу. Она не будет кричать — не доставит ему такого удовольствия.
Мужчина ухмыльнулся и нарочито медленно потянул ткань ее платья вверх, обнажая колени, бедра. Она вдруг вспомнила Ардела, и волоски на коже встали дыбом. Но перед ней был не Ардел, а другой человек. Ардела нет и никогда не было, мысленно напомнила себе Эллин и сомкнула колени.
Таэрлин сжал ее плечи — как и лодыжки, они вспыхнули и покраснели от боли. Эллин молчала, пытаясь понять его игру. Что ему нужно? Зачем он играет с ней сейчас? Для чего?
Она прикрыла глаза, чтобы утихомирить боль — физическую и душевную — и пыталась представить отчий дом. Каким-то шестым чувством она уловила, что владыке нужна ее боль и ненависть, и не хотела давать ему это. Как можно ненавидеть, не показывая этого?
Нужно просто усмирить ярость. Просто усмирить. Думать о доме, папе и музыке. О своих волшебных снах. Быть далеко, очень далеко отсюда.
— Эллин, милая, — раздался над ухом до боли знакомый голос. Голос Ардела. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Прямо над ней склонился Ардел, светлые пряди его волос касались ее лба, а синие глаза смотрели внимательно и ласково.
На миг она и забыла, где она и кто перед ней, и непроизвольно улыбнулась. Она посмотрела на его лицо, ее взгляд упал на его одежду. Черный костюм, красные перчатки на полу.
«Он ненастоящий, — судорожно подумала Эллин, силясь отвести от него взгляд, — ненастоящий. Это лишь владыка, чудовище и убийца».
— Эллин, — мягко повторил Ардел-Таэрлин и провел пальцем по ее щеке, — я скучал по тебе.
Эллин судорожно выдохнула. Это было невыносимо, невыносимо…
Мужчина склонился ниже, почти соприкасаясь к ней губам. В его глазах плескалось пламя. Она почувствовала тепло его тела, его запах, вспомнив, каким бесстыдствам они предавались на том валуне.
«Это был владыка, дура. Он взял тебя».
Она вздрогнула и словно пробудилась. Ярость горячей точкой жгла грудь, нарастая и нарастая.
— Убирайся, — выдохнула Эллин ему в лицо и подалась вперед, — УБИРАЙСЯ!
Ее захлестнула волна злости, отчаяния, ярости, что она позабыла на миг свое имя. Эллин подалась вперед, желая ударить мужчину по груди, исколотить его, исхлестать.
Владыка приподнялся.
— Убирайся! — завопила она и вдруг поняла, что ее руки и ноги больше не связаны. Эллин подскочила с кровати и набросилась на мужчину, колотя его по груди, плечам, рукам. — Не хочу тебя видеть! Не хочу слышать! Убирайся сейчас же! К своим пташкам, к невесте, слышишь! Я ненавижу тебя!
Мужчина на миг оторопел, неподвижно принимая удары Эллин. Его образ мерцал и двоился, как отражение в воде, становясь то Таэрлином, то Арделом. Но затем волосы и глаза потемнели, и теперь Эллин била по груди Таэрлина, владыку Запада, и непрестанно говорила один и те же слова.