Один в поле... (СИ)
— Настя, это — Шиша. Он живет у леса — там вон, у железки. На второй улице от нее. И он сейчас жгет костер, чтобы выкопать могилу и похоронить всех людей на дачах…
— Всех?
— Ну до кого успели добраться, — поясняю я. — Я проверил две соседние со мной улицы полностью. Да еще вот родители Эли, и Андрюшки… Вот и про тебя вспомнили. Твоих родных тоже ведь надо похоронить?
— Надо… — чуть поколебавшись отвечает та. — А что с остальными?
— Какими остальными? — не понимаю я.
— Но ведь кроме моих и Элькиных, и Андрюшктных родителей тут же и другие люди жили! Как с ними быть?
Первое желание было сразу отказаться. Вот нахрена мне этот геморрой? Черт меня дернул вообще заикнуться про похороны… Это же столько работы! А, с другой стороны, действительно… Хоронить одних и оставлять непогребенными других… В чем тогда смысл? Вопрос крыс и эпидемий по прежнему остается открытым… Понятно, что похоронить весь город мне не под силу… Но вот наше садовое-то товарищество вполне можно зачистить… Но работы…. Блиииин…
***
Это была длинная ночь. Оставив Эльку поддерживать костер (я еще вручил ей свой травмат, на случай если появится та псина), мы с Настей обходили все дома где кто-то жил до Беды. Я пытался присматривать что там еще встречалось полезного, но постепенно накапливающаяся усталость сгибала меня.
Вот дом со взрослым мужиком и пожилой женщиной, видимо его матерью. Неплохой компьютер стоит, надо будет вывезти. И еще один газовый баллон.
Вот дом с одиноким мужиком слегка за сорок. Огромный плакат Арии на всю стену. Музыкальный центр с массивными колонками и сабвуфером. Множество дисков. Ария, Сплин, Алиса… «Рокер», блин.
Вот дом с молодой парой. Красивые. Были… Два айфона. Больше ничего интересного.
Вот одинокая старушка. Держала курей. Вот только мы пришли слишком поздно. Живых курей уже нет. Передохли. Обидно. По законам жанра главный герой постоянно должен получать ништяки, все время богатея, а тут только показали: «вот, мол, тебе бы пригодилось…»
Вымотался страшно. А вместе с усталостью накапливалась апатия. Трупы перестали вызывать какие-либо эмоции. Ни жалости, ни сожаления, ни страха заразиться… Ни осталось ничего. Только неподъемный груз усталости и холодное равнодушие. Но Долг заставлял меня превозмогать и продолжать работать.
Долг. Долг и Лень — вот два основных моих качества. Все остальные, так или иначе, питали эти два основных. Причем если Долг питали как положительные, так и отрицательные качества. Например Долг питали такие как: Ответственность, Бережливость, Жадность, Зависть, Рациональность, Гнев, Любопытство… То Лень же питали только отрицательные. Брезгливость, Страх, Неуверенность.
И поэтому, превозмогая отупение, я опять ворочал труп. Я должен их всех похоронить! Но тяжело. Даже в своем старом теле взрослого мужика я бы уже вымотался бы. Что же говорить, про четырнадцатилетнего пацана. Причем, далеко не богатырских статей. Сил не было совершенно! И потому я не сразу услышал голос на улице. Там, где оставил с санками девочку Настю. Голос был мальчишеский. Требовательно-скандальный.
— Что вы тут делаете? Опять воруете? Я вам что сказал? Это моя территория, и чтоб я вас тут больше не видел! Или я неясно сказал?
Настя молчала. Я чертыхаясь вытаскивал топорик. Опять я практически безоружен. Травмат оставил Эльке, Черенок-дубину оставил в санках. А я опять остался с одним топором. Ну еще и нож в рукаве. Хотя… Я выглянул в окошко. Пацан мелкий. Лет двенадцать максимум. И, хотя я сейчас старше от силы на пару лет, но в этом возрасте два года очень много значат. Не. Не соперник он мне — успокаиваюсь я, и уже смело подходя к калитке подаю голос:
— Какие-то проблемы, боец? — блин, откуда этот «боец» выскочил? А, с другой стороны, как его назвать? Мальчик? Так это значит расписаться в собственной "ботанистости", мало мне очков на носу. Сопляком? Так это сразу конфликт провоцировать. Не то, чтобы я боюсь, но зачем на ровном месте конфликтовать-то? А боец… Не знаю, откуда оно выскочило, но вроде все в цвет.
— А ты кто такой? — настораживается пацан. Но тон сбавил. Ну понятно, тоже не хочет провоцировать. Тем паче, того, кто почти на голову выше да и сложение… В ватниках и телогрейке эдаким медвежонком выгляжу со стороны по любому. И пусть он даже догадывается, что это все на две трети вата и тряпки, но подсознанию же не объяснишь. Глаза видят большого и сильного. И страх тонкой струйкой все равно просачивается. Хотя фасон парень все равно пытается держать.
— А ты что — еврей? Вопросом на вопрос отвечаешь? — отвечать на вопрос первым нельзя. Кто первым ответил, тот уже поставил себя в зависимое положение отвечающего и оправдывающегося. Начни я сейчас отвечать, объяснять, что меня зовут Шиша, это прозвучит именно как оправдания.
— Какой вопрос? — несколько теряется мальчишка.
— Мда… Не еврей… — глубокомысленно замечаю я, словно бы рассуждая сам с собой, — евреи, они всё-таки посообразительнее будут. Я тебя русским языком спрашиваю: Проблемы? — на этот раз слово проблемы я выделил голосом особо. С явной угрозой.
— Ты, что ли, «проблема»? — пытается хорохориться мелкий.
— Хочешь проверить? — очень-очень тихо говорю я, чуть поворачиваясь, чтобы он увидел в моей правой опущенной руке зажатый в ней топор. До этого успешно закрываемый всем телом. Он увидел. И хотя на улице уже почти темно, все равно заметно как он резко побледнел. Судорожно вцепился в свою палку. Ну да. У него тоже черенок в руках. Только потоньше моего. Не от лопаты, а от граблей, скорее всего. И подлиннее. Выглядит как шест из фильмов про Шаолинь. Да и сам он одет… Не по погоде. Кроссовки, трико с «адидасовскими» тремя полосками на лампасах, светлая толстовка с капюшоном. «Спортсмен», блин, ага. К ночи подмораживать стало. Никак не меньше двадцадки, а он все думает как он со стороны выглядеть будет. Пижон! Видно же, что замерз уже, но нет…
— Это моя территория! — делает шаг назад, но пытается сохранить остатки самоуважения.
— Кто это тебе такую чушь сказал? — деланно удивляюсь я, — территорию мало назвать своей. Её еще нужно суметь удержать! Я вот скажу, что это моя территория. И что ты будешь делать? — делаю еще один шаг в его сторону, половчее перехватывая топор и улыбаясь… Точнее оскаливаясь. Злость постепенно все нарастая поднималась из глубин сознания.
— Я здесь живу… — уже откровенно жалко звучат его оправдания. Всё! Спекся малец. Сломался. Это не значит, что в другой ситуации он не попробует взять реванш, но вот прям сейчас он сломался… Драться не будет. Может только побежать.
— Так какого х… я за тебя твою работу делаю? — уже в голос ору я на него, постепенно надвигаясь. — Почему я догадался, трупы все в одно место собрать, чтоб похоронить, а ты — нет? Это ж «твоя территория», как ты говоришь! Так какого х… ты, б…ь, за ней не следишь? Ты, б. ь, сдохнуть хочешь? Коронавирус пережил, и думаешь что на этом всё закончилось? Избранным, б…ь, себя ощутил? Типа весь мир теперь к твоим ногам падет? Да ты, братец, точно не еврей. Ты долб. б! Сюда иди!
Какое там. Парень развернулся и задал стрекоча. Мда… Перестарался. Была же идея привлечь его к вывозу трупов. Тем паче, что костер-то уже горит часов пятнадцать! Вместе с забором сгорел уже и соседский сарай полностью. Хватит уже землю отогревать. Копать надо начинать. Но увы. Сбежал. Ну и хрен с ним! Сам справлюсь. Возвращаюсь в дом и довыволакиваю-таки на улицу мертвую хозяйку. Мелкая так и не проронившая ни одного слова во время всей сцены, пытается помочь… Раздраженно рычу, чтоб не лезла.
Никогда не понимал как авторы могут писать книги, в которых их ГГ только что крушил черепа противников, рыча от ярости, и вдруг, по окончании боя он уже целует спасенную принцессу и говорит ей комплименты… Как такое возможно вообще? Что, блин, за «терминаторы»? То необузданная ярость и жажда убийства, а потом щелк — и сразу любовь и нежность? Что за бред? У реальных мужчин эти чувства находятся на противоположных концах эмоционального спектра. И спасенной принцессе на вежливое обхождение сразу после боя, от ее спасителя рассчитывать не приходится. Максимум короткие команды, куда идти и что делать…