Бабочка и Орфей (СИ)
— Ну, приключеньице!
Однако другого способа получить нужную информацию, похоже, не существовало. Так что пришлось мне вставать с такого удобного, мягкого лежбища и идти искать более подходящее место для предстоящего кровавого шоу.
Я бы назвал этот холмик заросшей кротовиной, только кто мог её выкопать? Тень крота? Ну да не суть. Главное, в её макушке можно было сделать углубление, а рядом из-под корней старой ивы бил прозрачный родничок. При виде воды я очень живо вспомнил, насколько хочу пить, и хорошего настроения мне это не добавило. Однако источник в любом случае оказался кстати: и копать, и резать предстояло одним ножом, который между этими действиями нуждался хотя бы в условной дезинфекции.
Неглубокую ямку я сделал быстро. Застелил её росшим у воды лопухом, помыл лезвие и решительно закатал рукав. Вот тут мне передо мной в полный рост встал психологический барьер на причинение себе сознательного вреда. Я несколько раз заносил нож над левым запястьем, но в последний момент отступал. Наконец, сжав зубы и зарёкшись когда-либо впредь обижать шизиков нетрадиционной ориентации, я рассёк кожу. Было больно, но больно терпимо. Тёмные капли крови стучали по подложке из листьев, и я задним умом сообразил, что можно было не заморачиваться с ямкой, а просто свернуть кульком лопух пошире. Ладно, учту на будущее, пусть и крепко рассчитываю, что этот бесценный опыт мне больше никогда не пригодится.
Моего самочувствия хватило хорошо если на четверть ямки, однако я благоразумно не стал геройствовать. Как только появились первые намёки на головокружение, прикрыл лавочку, то есть порез, и отодвинулся в сторону.
— Прошу, уважаемый.
Смотреть, как почтенный старик бросается к кротовине и жадно, по-собачьи лакает кровь, было мерзко до тошноты. Я отвернулся, стараясь не обращать внимания на звуки за спиной, и принялся заматывать рану заранее подготовленным носовым платком.
— Благодарю вас, юноша. Отрадно встретить в наше время столь образованного молодого человека. Позвольте узнать ваше имя?
Голос у старца был странный — не то слишком низкий женский, не то слишком высокий мужской. Я затянул зубами узел повязки и обернулся.
— Андрей. Не стоит благодарности, уважаемый. Вы же понимаете, что я сделал это не из альтруизма.
— Конечно, понимаю и с удовольствием помогу вам советом и разговором. Прозябание тенью — на редкость унылая форма существования, и во многом из-за невозможности общаться.
— Тогда, может, вернёмся к моему, э-э, лагерю? И вы могли бы тоже представиться?
— Тиресий, юноша. Да, пройдёмте обратно, если вы хотите.
— Дабы не тратить ваше время, — первым начал разговор старик, пока я усаживался на пуховик, — позвольте мне заметить, что я приблизительно представляю причину, приведшую вас в наше печальное царство.
— Представляете? Откуда? А, погодите, вы же пророк, верно?
— Предсказатель, — поправил меня Тиресий.
— Вы поэтому так уверенно передвигаетесь несмотря на слепоту?
— В том числе.
— И вы можете рассказать, к чему мне готовиться дальше?
— К встрече, юноша. Вы ведь сами знаете, что обязательно дойдёте.
Он был прав: в глубине души я ни секунды не сомневался, что найду Бабочку.
— А если в ближайшем будущем?
— В ближайшем будущем ваша спутница поведёт вас к кипарисовой роще. Спросите там позволения и нарежьте ветвей на факелы. Не забудьте поблагодарить, когда будете уходить, а ещё лучше — оставьте что-нибудь взамен.
— Факелы… Мне предстоит идти в темноте?
— Вам понадобится оружие. Меч был бы лучше, однако здесь его взять неоткуда.
— Так. И какие же злыдни могут мне повстречаться?
— Керы и ламии, Эврином и стигийские собаки. Впереди топи, знаете ли вы об этом?
— Да как-то не особенно. Я в местной географии профан.
— Возможно, ваша спутница найдёт путь в обход. Однако в любом случае будьте внимательны в холмах.
— Хорошо. Скажите, а мне совсем-совсем ничего нельзя здесь пить и есть?
— Кроме того, что предложат вам боги — ничего.
— Жаль, — я в бессчётный раз облизал сухие губы.
— Вы выдержите, Андрей, — голос старика стал тише. — А я больше не могу говорить. Доброй дороги и верьте в того, за кем вы пришли.
Он замолчал, потом снова открыл рот, но не сумел издать ни звука. Печально покачал головой.
— Спасибо вам, — я тяжело встал, придерживаясь за ствол ивы. Думаю, кровопускание мне ещё не единожды аукнется. — Надеюсь, вам ещё встретятся образованные путники, с которыми можно побеседовать.
Старец безнадёжно покачал головой: или не верил, или знал, что пожелание не сбудется.
— Прощайте.
Я поискал глазами лимонницу и не оглядываясь пошёл вслед за ней.
***
В роще вечнозелёных кипарисов я оставил всю мелочь, какую выгреб из бумажника. Всё меньше бесполезного веса на себе нести. Кое-как нарезал смолистых прутиков и связал их в пучок, пустив на верёвки кашемировый шарф. Попробовал запалить самоделку — надо же, откровенное убожество, а горит. Теперь бы сварганить ещё парочку таких да выломать себе дрын под посох: от жажды и потери крови самочувствие было откровенно хреноватым.
Не знаю, как долго я возился со всей этой ерундой, но уморился порядком. Наконец, факельный арсенал был замотан в многострадальный пуховик и с помощью остатков шарфа прилажен за спину котомкой.
— Голь на выдумки хитра, — я вытер со лба липкую испарину. Раскрыл ладонь, приглашая бабочку на неё присесть: — Слушай, может, ты и впрямь подберёшь обходной путь, не через болота?
Жёлтые крылышки грустно поникли.
— Да ладно, не расстраивайся. Нет, значит, нет, перебьюсь. Попёрли дальше, а то твой собрат, небось, совсем без нас заскучал.
Если и существовало в подземном мире что-то положительное, то им, несомненно, было отсутствие комаров и прочей кусачей мошкары. Лимонница всё-таки нашла нам дорогу по краю топей — места откровенно депрессивного даже для царства мёртвых. Грязно-бурые моховые кочки, утробно чавкающая жижа под ногами, гнилостный, стоячий воздух. Атмосферности добавляли тёмные остовы деревьев, отчаянно тянущие вверх обломки ветвей. Такой пейзаж нагонял смертную, в прямом смысле, тоску, отчего мои и без того невеликие силы катастрофически иссякали.
— Погоди, подруга, — я сам вздрогнул от получившегося хрипа. Остановился, тяжело опёрся на палку, тотчас ушедшую в топь на добрую четверть длины. Бабочка же, словно не расслышав, продолжила полёт.
— Эй, да погоди! — я усилием воли потянул себя вслед за ней. — Эй, оглохла? Скотина, блин, летающая!
Наверное, если б не инстинкт самосохранения, то я, панически боявшийся потерять лимонницу из виду, устроил передышку и, вполне возможно, остался бы в этих болотах навсегда. Однако я шёл, заставляя ноги как угодно, но двигаться, и постепенно почва под ними становилась суше.
— Выбрались, — просипел я, когда посох ударился о твёрдую поверхность, и кое-как распрямил согнутую крючком спину. Хо, да мы не просто выбрались, мы вышли на настоящий тракт, и теперь дело должно пойти гораздо веселее. С другой стороны, по торным тропам могут бродить не только мирные путники, вроде нас с бабочкой. Я со скрипом во всех суставах полез доставать из котомки факел. Стоит на всякий пожарный держать под рукой и его, и зажигалку.
Что интересно, моя спутница больше вперёд не улетала — сидела на валяющемся у обочины камушке и ждала, пока я закончу приготовления.
— Подруга, до привала скоро?
Взмах крылышками.
— Обнадёживает. Ладно, я готов.
И дорога побежала дальше.
Царство мёртвых — тихое место. Ни насекомых, ни птичек, ни шума ветра в траве. Только звуки собственных шагов да ударов палкой о землю. Тракт ужом петлял между невысоких холмов, обещанный привал никак не наступал, и я уже начал молча психовать, когда откуда-то сбоку послышался шум.