Закатное солнце почти не слепило (СИ)

Тихо.
Дёрнул за ручку, дверь открылась — Радость отказалась её вчера запирать изнутри, сказав, что у них личные жилые помещения не блокируют — внутри пусто, кровать смята, а рядом стоят ботинки. Она не ушла бы без ботинок. Осмотреть шкаф, душ, проверить окно — поставлено на проветривание, снаружи так не сделаешь. Выход на улицу — тоже заперт. Всё. Девочка пропала непонятно как, оставив только ботинки. Навигатор просто растаял.
Спартак Петрович снова поднялся в кабинет, прогнал запись браслета гостьи. Вот они в кабинете, устройство только включилось, блуждания по двум этажам здания дирекции — девочка ужинает, потом они ходят по кабинетам, смотрят со всех окон и разговаривают. Вечер: Радость в своей комнате, сигнал совместился с кроватью и под утро просто исчез.
Директор наложил на карту сигналы датчиков магнитной активности, которые были настроены так, чтобы выделять только гармонические модуляции с фрактальными составляющими более чем третьего порядка. Система использовала три антенны сотовой связи, расставленные в разных концах лагеря, анализ слабых электромагнитных возмущений проводился мощным сервером, экранированным в подвале дирекции.
Математическую модель для анализа написал пятнадцать лет назад тогда еще молодой, подающий надежды кандидат наук Пётр Эльвиров, чья карьера шла на взлёт. Но профессором он так и не стал: в академическом сообществе прознали, что тот строит прибор для поиска «щелей между мирами» и быстро навесили на талантливого учёного ярлык «чудак».
Спартак Петрович наткнулся на статьи Эльвирова на каком-то захолустном сайте в сети, когда, читая дневники прежнего директора «Кристалла», стал всё больше думать о необъяснимых явлениях, происходивших время от времени в лагере. Тогда он ночами напролёт поглощал всякие «энциклопедии неведомого» пока не пришёл к выводу, что чтение это увлекательное, но ничего не несёт. Он стал отсеивать информацию, выбирая только ту «аномальщину», на которую обратили внимание учёные, и не какие-то там специалисты по «паранормальному» и «инопланетному», а вполне классические химики, физики, математики. Пресловутый Монтаук, казавшийся наглой мистификацией, комментировал в большой статье с формулами и графиками некто Пётр Эльвиров — учёный, чья кандидатская, при дальнейшем развитии, как он обещал, может привести к разработке аппаратов аналогичных описанным авторами «разоблачения» тайн базы Монтаук…
«База»! Всё у янки напыщенно и значительно звучит. Сержант с тремя рядовыми в двух палатках для них уже целая «база» да еще и с замысловатым названием. У нас всё просто — «военная часть номер такой-то»! — подумал тогда Спартак Петрович и тут же его осенило: а ведь военная часть была рядом с лагерем! Пусть сейчас она расформирована, но тридцать лет часть исправно несла службу, зарывшись в землю всего в километре от забора «Кристалла».
Через пару дней Эльвиров и Спартак Петрович имели длинный разговор по телефону, в котором директор «Кристалла» представился и прямо сказал, что, кажется, есть возможность поработать на останках советского Монтаука.
Учёный согласился приехать, но смущенно пожаловался на стеснённые обстоятельства. Решили, что Эльвиров будет работать в лагере кочегаром, а в свободное время, которого летом у истопника предостаточно, посвятит на своё усмотрение науке или отдыху на море.
Это было десять лет назад. Учёный на должность кочегара прибыл аккурат на 23 февраля — ранняя весна в этих краях. Море ледяное, в обед можно загорать, если спрятаться от ветра, вечером холодно, а под утро кажется, что ледяная сырость повисает в воздухе низкими тучами, которые волокут свои растрёпанные шлейфы по самой земле. «Красота!», — сказал Эльвиров и принялся выпытывать у директора лагеря всё, что слышал по телефону, плюс подробности.
Всю весну директор детского лагеря и физик-электронщик пролазили по лесу: сначала в поисках входа в подземелья, а потом по самим подземельям. Впечатляющие бетонные тоннели в три уровня, рассчитанные на передвижение грузовиков, бронированные гермодвери, многие тонны порезанного, во вскипевших рубцах, железа с огрызками толстых кабелей и редкие остатки электронных схем в нескольких больших комнатах вперемешку с клочьями полиэтилена. И больше ничего! Местный «монтаук» выпотрошили, его железные кишки растянули шакалы с автогенами, но тем удивительнее, что аномальные явления не переставали копиться в дневнике директора. Каждая смена чем-нибудь да отметилась и с каждым разом становилось всё «чудесатее», взять хотя бы прошлогодний случай с отрядом «Ангелы Ада».
 
А к череде вчерашних происшествий, ознаменовавших открытие смены, добавилось исчезновение Радости. Директор горько усмехнулся каламбуру, он волновался за эту девочку, такую странную «здесь» и, наверняка, неординарную «там».
Сервер выводил расшифровку датчиков-антенн в реальном времени, накладывая на карту разноцветными пятнами. Спартак Петрович отмотал запись на ночь и на ускоренной перемотке наблюдал, как под утро, перед исчезновением сигнала навигатора, в комнате гостьи образовалось сиреневое пятнышко. Оно держалось, плавно насыщаясь, минут десять, а потом бесследно растаяло, вместе с 144-99. И больше ничего. Маленький след, на порядок меньше, чем тот о котором система просигнализировала директору, когда Радость вчера появилась недалеко от столовой, меньше почти всех сигналов, на которые стоило обращать внимание. Так, сквознячок сквозь щель сопредельных пространств, такие «охотники за приведениями» во множестве регистрируют по старинным домам с приведениями и замкам с музеями.
«Тонущий корабль», — вспомнились слова Ангелы. Но он не может тонуть! Директор легко стукнул пальцами по крышке стола, что соответствовало в его мыслях удару кулаком, от которого подпрыгнули бы ручки и папки. Не может! Ведь на борту находятся полторы тысячи детей, у которых средняя радость зашкаливает круглосуточно!
Жаль, что сейчас рядом нет Эльвирова, уж он-то всегда мог вернуть оптимизм и на ходу скорректировать планы так, что всё, казалось, поворачивается еще более удачно. Но сейчас он в Румынии под предлогом посещения псевдонаучной конференции о гостях из параллельных миров. Учёный был крайне удивлён, получив приглашение на свой электронный адрес, и одновременно обрадован — его работы помнят, причём заграницей. Правда не в академических кругах, а среди чудаков, которые проводят выходные, гоняясь за НЛО, а отпуска, фотографируя йетти. Главному научному сотруднику лагеря (давно уже не кочегару) директор выписал командировку и дал задание: посетить приморский городок Иланлък да зайти по четырём адресам. Там живут, вернее должны жить (а на самом деле, кто его знает) семьи, у которых дочери — неразлучные подруги, каждый год пребывающие на смену морем на скромной, но ухоженной яхте.
Директора так и подмывало набрать номер Эльвирова и попросить того, потребовать, как можно скорее вернуться в лагерь. Единственное, что удерживало, понимание, насколько учёный хочет выступить с лекцией, где популяризирует свою до чёртиков сложную модель взаимного расположения слоёв мира.
Как понял его объяснения Спартак Петрович, кроме того, что вся физическая-энергетичекая вселенная существует одновременно в бесконечном числе вариантов, также варианты множатся на местах, т. е. с привязкой к массе. У звёзд и планет существуют свои поля вероятностей, которые непрерывно расслаиваются, как отражения отражений. Но при этом они не бесконечны, многие гаснут, сливаясь, когда разница событий укладывается в относительно взаимонеисключающую мозаику, что делает обычной вещью многие парадоксы. Например, в одном случае динозавры вымерли по вине метеорита, а в другом метеорит прошёл мимо, но каюк ящерам настал чуть позже, через несколько тысяч лет — от вулкана. Через сто миллионов лет уже всем, и мирозданию, и большинству людей, так начхать на динозавров, что миры метеорита и вулкана гармонично сливаются и палеонтологи с одинаковым успехом могут доказать обе теории, потому что они обе верны сейчас и здесь, хоть и случились в разных вероятностях. Часто сталкиваются с проявлением этого эффекта историки и биографы, ведь на уровне мелочей миры дробятся и сливаются как брызги Ниагарского водопада. Потому одни исследователи никогда не перестанут доказывать другим, что Эдгар По умер от гриппа, доходя до хрипоты в спорах с теми, кто уверен в кончине писателя от алкогольного отравления, передозировки успокоительного или катастрофического недостатка сахара в крови. В одних биографиях мы находим свидетельства, что несчастный По выпивал лишь изредка, пьянея от одного бокала, а в других он достоверно рисуется хроническим пьяницей и наркоманом. По этому поводу Эльвиров заметил: «Мой По — благопристойный романтик, скончавшийся от опухоли мозга, а остальные вольны выбрать своего, я не буду спорить».