Майнбласт. В бездне тьмы. Часть первая. Двуличие (СИ)

— Карвер, очнись, — неизвестный женоподобный голос пробуждает Стрелка. Источник звука неясен, в голове только и появляются мысли о совершенно разном. Он понимает, что лежит на кровати в другом помещении, где никого нет. Вся чувствительность и измотанность пропала, а свирепость ушла вместе с ними, и только воспоминания продолжают твердить об опасности.
Прилив сил даёт ему возможность вскочить, взять в руки револьвер, лежавший на деревянном столе. Койка, казавшаяся для него местом первой и единственной смерти, отталкивает злостной аурой, напоминая о предыдущих мгновениях горькой боли. От подобной мысли он, пошатнувшись на месте, берётся за голову и топит все мысли, касательно прошедших дней. Сквозь старые и грязные окна просачивается рассеянный утренний свет, смешавшийся с мерзостью, налипшей на стекле. Подойдя, наблюдает уличный пейзаж.
Смотря сквозь огорчения и черноту своего утомлённого, но ещё борющегося разума, печалится. За стеклом дорога, запомнившаяся Стрелку своим радостным светом и солнечными ожиданиями от пребывания в городе, где жизнь играла вольностью и доброй мелодией. Скривив лицо, он желает убраться поскорее и найти причину произошедшему. Он идёт к двери, но ноги подкашиваются. Ступает разбито, словно потерял навык хождения. Это вызывает лишь безмолвную злость, иногда просачивающуюся через пелену тьмы. Кто-то всё продолжает шептать ему в голову. Неизвестное безумие никак не спадает с мыслей.
Удары босых ног о деревянный, невероятно скрипучий пол, заставляют Стрелка подумать, что симптомы возвращаются назад. Мышь не сможет проскочить на коготках по такой безобразной и шумной поверхности. Он сжимает в руках револьвер, стараясь хоть как-то успокоить вапор.
Он дёргает дверь, но та не поддаётся. Болезненные ощущения в теле, молоточком бьющие по нервным окончаниям, говорят о необходимом отдыхе, превращая движения ловкого воина в старческие медленные движения, способные вызвать лишь жалость. Проблеск страха проскакивает в голове представлением, что жизнь его окончится в забытом стихиями месте. В бреду и полусонном астрале бродит по помещению, ступая раз за разом всё глупее и смешнее. Тьма окутывает. Зрение рассеивается. Комната в глазах плывёт, как восковые потоки. Голос в голове становится яснее и выразительнее. Качаясь, хватается за голову. Старается отпустить все болезни и восстановить свои мышцы с мыслительными процессами. Жмурится. Вскоре ему это удаётся. Речи тьмы замолкают. Открыв глаза, сталкивается с выходом, который для него превращается в тюремную железную дверь.
— Карвер? — слышится дрожащий женский голос за дверью. — Я так рада! Ты проснулся. Как чувствуешь себя, Карвер? — после с милой и забавной усмешкой, — этот ужасный пол. Правда, очень скрипучий! Ответь! — больной так и не мог вспомнить кому принадлежит этот звонкий, приятный уху голосок. Воспоминания приносят только кровавые лики, устроившие парад агонии. — Ты уже третий день только и спишь!
— Где я? — отчаянно спрашивает, отвернувшись на городской пейзаж, где прогуливаются люди, забитые рутиной и непонятной Стрелку суетой. Жены и мужи, дети — все идут по своей судьбе обычных смертных, которых заботит только настоящее и прошлое. Каждый горожанин постоянно вспоминает о том, как хорошо раньше жили и, что уже ничего, к сожалению, не вернуть. Иногда просачивается ветер и, создавая гул, смешивается с радостными криками отпрысков, проснувшихся пораньше, чтобы позабавить себя шутками и играми в войну. Как жаль, что они не понимают настоящий ужас смерти. Карвер иногда проклинает себя за убийства, совершающиеся минимум раз в неделю. Хочется верить, что все точно заслуживали смерти, как и он сам. Вечные проблемы заставляют умирать обидчика либо от меча, либо от смертоносных пуль, разносящих плоть на куски. Этот пейзаж очередной раз говорит ему, что никогда не удастся вернуться на мирный путь. Кровь осквернена убийствами, а мысли — мертвецами.
 
— Благо ты ответил! Я так рада, что ты очнулся. Пожалуйста, открой дверь, — доносится из-за двери. Майнбласт вновь осматривает дверь и видит запертую щеколду. Осознаёт, что в бреду закрыл замок и благополучно забыл об этом. Это означает, что по комнате он уже бродил, но не помнит об этом. Он задаётся вопросами о возможности кем-то поработить тело. Тревога в сердце зарождается лишь от мысли, что невидимые силы не только с ним разговаривают, но и стараются перехватить контроль.
Дверь распахивается с противным скрипом, а за ней стоит Мираэтта, уставшая и поникшая, радостная и счастливая. Она кидается в объятия к приятелю со скромной улыбкой на лице и одинокой слезинкой на щеке. Сжимая крепко и нежно, не отпускает своего возлюбленного, вцепившись в него тоненькими пальчиками и оставляя мелкие царапинки. Держит его, боясь потерять навсегда объект своего воздыхания.
— Я так рада, что ты жив! — дрожа произносит, сильнее сжимая в объятиях.
Карвер стоит недвижимо. Мысли хоть и стали яснее, но всё равно остаются спутанными, под туманной пеленой. Стрелку кажется, что сейчас он больше близок к смерти, чем во время схваток с бандитами. Вырвавшись из объятий, подходит к кровати и, отключившись, падает на койку. Мираэтта устраивается рядом с ним, тихонечко обнимая и поглаживая кожу, положила голову на его спину. Она улыбается, зная, что Майнбласт жив и, по крайней мере, может ходить и разговаривать. Заметив в руках пистолет, она аккуратно вытаскивает оружие из ослабленной хватки и ощущает тяжесть: и не металла вовсе, а всех смертей, которые были совершены этим револьвером. Желая быстрее избавиться от этого давящего ощущения, убирает его, возвращаясь к ласкам.
Тьма окружает вновь. Карвер видит непроглядную тьму, где нет ничего. Ни речей, ни природных шумов. Настоящая бездна предстаёт его глазам. Только где-то далеко-далеко в беспросветной ночи видится слабый огонёк, который окружает чёрный дым. Через мгновение неразборчивая речь пробуждает сознание сражённого. Каждый звук не похож на реальный, словно приходят они из неизвестного мира.
— Карвер! Карвер! Проснись! — дикий крик проникает в голову. Взору видится поле. Вокруг бездыханные тела, забитые и разорванные. В руке меч, а в другой — револьвер, из дула которого медленно поднимается едкий пороховой дым. Ладони в крови, а напротив стоит в обугленной одежде Олаф с оторванной рукой. Виднеется кость, с которой капает кровь, а в теле торчат деревянные обломки. На лице его отвратительная гримаса ужаса. Обернувшись, замечает, что все мертвецы на одно лицо, с одними и теми же ранениями.
— Воспрянь, Карвер! — шёпот превращается в крик. Вопль продолжает проникать в вапор, и только теплый лучик солнца согревает Стрелка и ушедших из жизни.
Пред ним и прекрасная даль, а горизонт создаёт ощущение свободы. Все мертвецы словно испаряются, исчезают в небытие и рядом нет никого. Сделав медленный вдох, Майнбласт ощущает свежесть нового дня. Одиночка вновь чувствует себя собой, зная, что в округе нет ни единого, который мог бы создать угрозу не только для его жизни, но и для мирной атмосферы.
— Вставай! — умиротворению мешает запах пороха, который выходит из дула, раздражая обоняние. Немного покосившись, закрывает глаза, чтобы вновь попытаться ощутить медленное течение сущности в свободную от прошлого даль. Повторный вдох чуть-чуть расслабляет, но всё же тревога в сердце проникает ручейком, который находит самые слабые места.
Дым начинает валить из-под ног, из-за чего Стрелок чувствует жжение и боль в лёгких. Трупы возвращаются, оживают и визжат в мучениях, смешивая крики в симфонию страха. Пронзительный вопль заставляет стрелять и размахивать полуторным мечом. Ярость поглощает сердце, заставляя резать головы и разбивать тела пулями. Смог опьяняет, а небесный пейзаж сменяется отравляюще густым угольным призраком. Он валит и валит с кровавой почвы, на которой сорняками поселились живые мертвецы.