Эй, Микки! (СИ)

Его разрывает в лохмотья.
Все силы уходят на то, чтобы не выебать рот Йена сию секунду, и не двигать бёдрами стоит неимоверных трудов. У него каждая мышца в теле напряжена, а пальцы на ногах свело, но Йен только разгоняется, двигая головой быстрее и быстрее, и Микки запрокидывает подбородок и выдыхает стон.
— Йен, – шепчет он, хватаясь пальцами то за его волосы, то за простыни, то опять за волосы, – Йен!
— М-м, – мычит тот, давая понять, видимо, что отстраняться вообще не собирается.
— Блядь, ну хорош, – частит Микки, пытаясь его отпихнуть, – давай. Й-йен!
Всё тело скручивает горячей судорогой, и голос срывается, когда Йен слегка касается его зубами. Микки роняет руки на матрас, не в силах даже сжать пальцы, уверенный, что ещё никогда в жизни оргазм не разрывал его так сильно. Член ещё у Йена во рту, а Микки крупно дрожит и не может шевельнуться, ни одного приказа своему телу отдать не может.
Ёбаный нахуй, он жив вообще?
Он пытается отдышаться, но даже это выходит так себе, а Йен наконец выпускает его изо рта и подтягивается чуть выше.
— Один, – говорит тихо и вытирает уголки покрасневших губ. Микки набирает воздуха в лёгкие, чтобы что-нибудь ответить, хоть мозги и ворочаются еле-еле, но Йен мотает головой и, как-то молниеносно поднявшись ещё выше, жмётся к его губам своими. – Я без херни, обещаю. Какой же ты охуенный, Мик, если бы ты только знал.
Ответить он не даёт, да Микки и не пытается. Умудрившись поднять руку, он обхватывает Йена за шею и притягивает к себе. И ему плевать, что Йен только что ему сосал, потому что да, он ненавидит поцелуи после минета и в тот, первый раз хотел просто поддразнить Галлагера, но сейчас ему похер, что там во рту. Там язык галлагерский, который сейчас вылизывает его собственный, а на остальное – да, похуй.
Кроме того, что член Галлагера ещё стоит, и Микки бы ему отплатить той же монетой, а он на поцелуй-то едва отвечает. Он пытается сдвинуться под Йеном, но тот качает головой и, слегка отстранившись, негромко командует:
— Лежи.
— Хоть сейчас-то заткнись со своими замашками, – вот это охуеть он длинную фразу сейчас сформулировал.
— Давай-давай, строй из себя хозяина положения, – добродушно усмехается Йен ему в губы. – За этот свой стояк я ещё спрошу, – продолжает он и, опустив руку, надавливает пальцем на вход, и Микки вскидывается.
— Твою…
— Не обязательно сейчас, – мурлычет тот, растирая пальцем кожу. – Я подожду.
Оставив у Микки на скуле ленивый поцелуй, он чуть откидывается и вслепую нашаривает на тумбочке флакончик смазки. Микки как раз на днях новую купил, без защёлкивающейся крышки, потому что подзаебался вздрагивать каждый раз, когда Деб на работе крем открывает, а Игги на обеде – кетчуп. И ведь он никогда не был так чувствителен к звукам, но Галлагер ему всю жизнь с ног на уши поставил.
Минуту назад Микки ещё чувствовал себя вымотанным, но у Йена на лице столько энтузиазма, он так внимательно за ним следит, скользя пальцами по кругу, что у Микки внутри всё опять завязывается в узлы.
— Никогда в жизни никого так не ненавидел, как тебя сейчас, – признаёт он – лютую херню, если быть честным, – и чуть соскальзывает на простыни.
Йен смотрит на него исподлобья неожиданно серьёзно, перестав двигать пальцами, бегает глазами по лицу, будто что-то ищет, и качает головой. А потом рывком поднимается выше и, коснувшись губами уха, чуть слышно говорит:
— Никогда в жизни никого так не хотел, как тебя. Какую бы хуйню ты ни нёс, всё, чего я хочу, – это тебя рядом с собой.
— Под тобой, – поправляет Микки, стараясь игнорировать какой-то навязчивый голос в голове. – Ты один раз сказал именно так.
— Рядом с собой, – настойчиво повторяет Йен и нависает над ним.
Глаза – в нескольких дюймах, и Микки дохера уверен, что Галлагер вкладывал в эти слова куда больше, чем сказал. Не уверен только, что готов это услышать. Что он хочет это услышать. Поэтому, как только Йен открывает рот, чтобы договорить или объяснить, Микки приподнимается на локтях и впивается в его губы отчаянным поцелуем. Лишь бы заткнуть, потому что не надо.
 
Пожалуйста, не надо.
Он не хочет всё портить, но поцелуем же и не испортить, да? Не с Йеном, во всяком случае.
Тот ненадолго зависает, и Микки уже почти пугается, чувствуя себя странно беззащитным. Галлагер ему только что сосал, сковав по рукам и ногам, а беззащитным Микки чувствует себя сейчас. Ну не ебанутый?
Он дышит часто, прерывисто, когда галлагерские пальцы оказываются внутри, а потом хватает Йена за плечи и быстро перекатывается, подминая его под себя. Тот теряется на секунду, но растерянность почти тут же сменяется интересом, и он по-хозяйски укладывает руки Микки на бёдра и слегка улыбается. Одобрительно улыбается. Ещё бы ему не одобрить. Микки немного наклоняется, опираясь руками в матрас у плеч Йена, трётся своим членом о его и зарывается лицом в сгиб шеи, чтобы не видеть глаза. Он не хочет, потому что взгляд у Йена очень понимающий и будто смиренный, и прежний Микки бы уже разъебал за одно только это. Но этот Микки – не может. Этот Микки целует шею, прижимается губами к бьющейся вене и прогибается в пояснице, когда Йен оглаживает его задницу.
— Мик…
— Молчи, – предостерегает Микки и в смутном желании отомстить непонятно за что чуть прикусывает плечо.
Стон Йена вибрацией отдаётся в груди.
Микки трётся об него задом, отстраняется и обхватывает ладонью оба члена, заставляя дыхание Йена сбиться. Что угодно, лишь бы не это выражение лица. Он выдавливает на ладонь смазку, проходится ещё несколько раз по всей длине, пока Йен массирует пальцами вход, а потом, придерживая член рукой, начинает на него насаживаться. Сбивается, когда рука Галлагера ложится поверх его, но длинно выдыхает и опускается до конца и делает пару движений.
— Охуенный, – восхищённо проговаривает Йен, и Микки понять никак не может, что сегодня не так, почему он так много говорит, почему он хвалит, зачем? Он впивается ногтями Йену в грудь, чувствуя под ладонями твёрдые соски, и двигается немного быстрее.
Восхищение быстро сменяется похотью, и так лучше. Так намного лучше, правда. Когда Йен крепко сжимает пальцы чуть выше коленей, а потом скользит руками назад и, не давая Микки опуститься – на руках бугрятся мышцы, – принимается вдалбливаться в него сам. Размашисто, насколько позволяет матрас, ударяя правильно и как надо. Микки запрокидывает голову и наклоняется немного вперёд, опирается на Йена, чтобы тому было легче, и закусывает губу чуть ли не до крови, только бы не стонать.
Сегодня слишком хорошо.
Сегодня и правда по-другому.
Сегодня это будто что-то значит. И чем ярче он это понимает, тем ожесточённее насаживается на Галлагера, почти до боли, до ярких вспышек перед глазами. Йен пытается его удержать, замедлить, но Микки не поддаётся, и тот в какой-то момент не сдерживается и опрокидывает его на матрас, опять меняя их местами.
— Будет, как я сказал, – выделяя местоимение, хрипло говорит Йен, целует Микки в висок и меняет темп.
Блядь, он уничтожает его, просто уничтожает. Ритмичными, но мягкими толчками, своей какой-то нежностью, от которой Микки сносит башню, и это так сильно бесит! Йен уже даже не кусается и не оставляет засосов, под его поцелуями Микки стискивает зубы и думает только о том, что лучше ещё не было.
Никогда.
Ни разу Микки не было лучше.
Ни единого ебучего раза.
Он захлёбывается эмоциями, а грудь разрывает что-то незнакомое, чего он боится и что никак не может затолкать обратно. Не тогда, когда сквозь дыхание Йена прорываются стоны, а движения наконец становятся рваными, почти беспорядочными. Микки бы хватило и этого, но когда Йен обхватывает его член и так же рвано проводит рукой, его сбивает совсем.
Этот оргазм и вполовину не такой сильный, как после минета, но он всё равно второй за короткий промежуток времени, а напротив – лицо Йена, которого явно накрыло с головой. Он падает на Микки, придавливает его к кровати липким телом и часто дышит. И Микки тяжело, почти нечем дышать самому, но Йена он не спихивает, потому что… А хер знает.