Пепел власти (СИ)

Замешкавшись, Лукреция отыскала взглядом шкатулку, быстро метнулась к ней и протянула Элайне красный мешочек.
— Что это? Это то, что я думаю? — подрагивающим голосом спросила Элайни.
— Да, это кошель-тайник. Я завязала его на Тео и на тебя. Здесь корона императора, я велела заковать ее в медь. Никто не догадается, что она настоящая, но лучше никому не показывай. А еще здесь символы власти и книги для Тео. Самые главные. Их тоже береги, они ему пригодятся, когда он подрастет. А теперь тебе пора.
— Но, госпожа, — Элайна не успела договорить, в двери покоев громко постучали.
— Кристоф! — воскликнула Лукреция и поспешила отпереть дверь.
Высокий, широкоплечий мужчина шагнул в комнату. Он лишь на мгновение бросил взгляд на круг призыва, потом взглянул на заплаканную Элайну, но суровое лицо личного стражника императрицы осталось непроницаемым.
Он протянул Лукреции сверток, на миг из него безвольно выпала бледная младенческая ручка.
— Мальчик? — торопливо спросила императрица.
— Да, я вынес его из горящего дома¸ что у городских ворот. Бедняга задохнулся, как и его мать.
— Мне нужно второе сердце. Ты нашел?
Кристоф отрицательно закачал головой.
— Я с трудом вернулся во дворец, моя госпожа, больше я не мог продолжать поиски.
— Там полно мертвых детей, мне нужно второе сердце! — Лукреция забрала мертвого младенца и отнесла его в кроватку Тео.
— Я не смог, простите, госпожа, их слишком много, Неспящие на каждом углу, в каждом переулке Сол-Меридии свирепствуют тени, кто-нибудь мог заметить меня, и тогда бы я не смог выполнить даже это, — Кристоф нахмурился и уткнул взгляд себе под ноги.
— Спустись в гарем и добудь мне сердце, Кристоф! И поживее! — сердито велела Лукреция.
— Но те дети... — Кристоф посмотрел на императрицу и проглотил подкативший к горлу ком, — они ведь живые.
— А скоро будут мертвые! Люди Ворлиара не оставят во дворце в живых никого, и детей они не пощадят. И уж тем более тех, в чьих жилах течет кровь Девангеров, пусть они и не адамантийцы. Иди и сделай это, Кристоф! Это мой последний приказ и это последнее, что ты можешь сделать для принца и для Виреборна. Когда ты вернешься, меня уже не будет в живых. Вложишь сердце в грудь мальчишке, а после подожжешь комнату. Здесь все должно сгинуть в пламени, только так мы спасем принца.
Кристоф еще раз взглянул на круг призыва, сдержанно кивнул, и на ходу доставая кинжал из ножен, двинулся прочь.
Как только дверь за Кристофом закрылась, Лукреция снова переключила внимание на Элайну:
— А теперь ты! Бери все, что я тебе велела, и приготовься, как только проход откроется, ты не должна мешкать.
— Госпожа, вы ведь можете уйти через проход вместе с нами, вам незачем умирать! — снова завыла Элайна.
— Я уже начинаю сомневаться, что это была хорошая идея, доверить тебе судьбу Виреборна, — сварливо произнесла императрица, окинув Элайну суровым взглядом. — Врата только для одного, ты сможешь пронести только то, что в руках и в тебе. Моих сил хватит только на портал, призыв высасывает из меня силы ежесекундно. Поэтому нельзя мешкать. Приготовься и заранее прощай!
Лукреция решительно вскинула руки, ее губы быстро и беззвучно зашевелились, произнося заклинание.
— Он очнулся! — вдруг воскликнула Элайна, сбив весь настрой императрицы.
Лукреция шумно выдохнула и ринулась к фрейлине, заглядывая в сверток. На нее уставились светлые глаза ее сына, но взгляд стал другим. Слегка удивленным, изучающим, но совершенно осознанным и серьезным.
— Приветствую тебя, Несокрушимый, — сказала Лукреция и слегка поклонилась. — Я исполнила твое наставление, ты вернулся в Лоре-Адару. Твое пророчество сбылось. Спаси же теперь Виреборн, спаси Девангеров, — и уже тише, почти с мольбой добавила: — иначе все эти жертвы будут напрасны.
Так умер маленький Теодорес, а его место занял тот, кто основал род Девангеров. Правда, тот, кто был Анандом Несокрушимым, уже совсем этого не помнил, так как более полутысячи лет путешествовал по мирам, вращаясь в круговороте перерождений.
 
Он был обычным парнем, пусть и с непростой судьбой. Он родился в Москве двадцать семь лет назад в дождливый осенний день, и мать при рождении дала ему имя Максим. Он был талантлив, но при этом много работал и стремился к успеху. Он мечтал о деньгах и славе, как и многие его сверстники, и в отличие от них, у Макса все получалось. Но в тот день, когда Лукреция Девангер его призвала, все изменилось...
Наш мир, Россия, Москва 
Строчки на мониторе сливались в одну линию. Максу приходилось то и дело щуриться, моргать, тереть глаза, чтобы вернуть взгляду привычное состояние. Но это не спасало. А еще глазные капли закончились и теперь глаза резало, будто острым песком.
«Да и плевать!» — думал Макс и продолжал работать.
Все, что ему было нужно, скорее закончить работу. Добавить последние штрихи в программу и подготовиться к завтрашней презентации. Четыре чертовых года он потратил на этот проект, и теперь уж никак не мог допустить, чтобы какая-нибудь мелочь, какой-нибудь даже пустяковый косяк все испортил.
Поэтому вот уже третьи сутки он работал, забывая про сон, еду и отдых. Работал и пил кофе: одну, вторую, третью, а к вечеру и вовсе сбивался со счета. Секретарша Дина нерешительно пыталась возражать, что-то мямлила про то, что вредно пить столько кофе, пыталась подсунуть ему еду, но Макса это только раздражало.
Никакие уговоры или усталость не могли его остановить. Только вперед — простой и безотказный девиз. Он еще в детстве уяснил, что ничего не достается просто так. Пока ты ничего не делаешь — твои мечты не сбываются.
Еще час работы, и вот Макс уже вошел в азарт, прилив сил открыл второе дыхание. Он еще выпил чашку кофе, на этот раз сделал сам впопыхах, потому что в четыре утра в офисе нет Дины.
И вот финал. Завершение большой работы. Последняя точка и облегчение.
Пока приложение запускалось, он размышлял о том, что вот сейчас последний тест, а после неплохо бы и поспать.
Он чувствовал удовлетворение, когда на экране крутилась сверкающая эмблема бриллианта. В тот самый миг, когда перед его взором должно было предстать его детище, Макс почувствовал щемящую боль в груди.
Это произошло так резко, что он даже не понял, как так получилось, что его вывернуло от боли и опрокинуло на пол.
Судорогой свело все тело — дернувшись, он уронил чашку с недопитым кофе, черный напиток залил провода, заставив вмиг погаснуть монитор. Остальные остатки кофе медленно растекались по столу, заливали бумаги, стекали на туфли.
Сердце колотилось слишком быстро.
«Всё-таки нужно было слушать Дину и не хлебать столько кофе», — разозлился на себя Макс.
Он попытался дотянуться до телефона и вызвать скорую, но рука не повиновалась, а лежала безвольно, словно это и вовсе была не его рука.
После оглушило от гнева. Он умирал — вот так бесполезно и бездарно из-за собственной тупости и желания прыгнуть выше головы.
Но больше всего его злило, что это произошло в тот самый миг, когда он стоял в шаге от мечты. Тогда, когда был к ней близок как никогда.
Все рухнуло.
Передо ним разверзлась бездна — темная и бескрайняя, как сама пустота. Бездна поглощала, затягивала в свои объятия. И все это было таким успокаивающим и умиротворяющим, что Макс начал забывать обо всем. Смерть была мягкой и уютной, как ласковая мать, которой он не помнил. Она избавила от гнева и злости, от досады. Она ласкала, баюкала, делала все то, что при жизни он от матери не получал.
А, возможно, у него никогда и не было матери.
Только эта бездна и пустота.
На миг он и вовсе забыл кто он и откуда, и вдруг на него нахлынули десятки рваных воспоминаний из всех жизней, которые он прожил. А затем и это исчезло.
Так он умер.
А после он переродился Теодоресом Магнусом Ариусом Девангером, Императором Виреборнским, властителем над адамантийцами и людьми, владыкой Большой земли, повелителем четырех морей, и Флоретийских островов. Теперь он стал тем, кому предстоит скрывать свою расу, происхождение и силу. Тем, кому предстоит спасти Виреборн и вернуть то, что у него украли.