Хэлло, дорогая (СИ)

Мелисса Мун, Тереза, Леа, Регина и Дженни Кисс, Гвенет ОуэнКловерфилд, 1988 год
Как давно это было. Констанс даже вообразить трудно, насколько. Одно дело — смотреть фильмы и документалки о восьмидесятых, читать книги и слушать музыку, другое — думать о том, что в эти годы поженились твои родители. Отцу ведь сейчас пятьдесят три, а маме — маме был бы пятьдесят один год. На снимке же ей вечные восемнадцать.
Она здесь даже младше собственной дочери.
С улицы кто-то вскрикнул. Констанс подняла глаза от снимка, встала и подошла к окну. На улице было свежо, оранжево и пасмурно: идеальный Хэллоуин, а в комнате — пыльно и темно. Она смотрела, как отец весело кружит Джорджию на лужайке возле машины, и на их лицах были улыбки.
Констанс хорошо помнила, как отец кружил когда-то маму — и её тоже, и знала, что ревновать его к Джо очень глупо. Она ничего не могла с собой поделать. Дурные мысли лезли в голову. Она хотела поскорее уехать отсюда и забыться, потому что мир казался небезопасным и до странного опустевшим. Что ждало за поворотом? Неизвестность. Если раньше она знала, что будет, то теперь — нет.
Что-то тихо хрустнуло в кулаке. Констанс вздрогнула и опустила глаза: это смялся ламинированный снимок.
— Чёрт.
Она быстро разгладила фотобумагу и сокрушённо вздохнула, помещая «свадьбу в Кловерфилде, 1988 год» обратно в рамку. С каким удовольствием сейчас она съездила бы в гости к бабушке Терезе!
Бабуля не появлялась последний год перед смертью, потому что подсознательно обиделась на зятя. Гарри Мун променял память о жене на вертихвостку моложе себя на пятнадцать лет. Она поджарая, как борзая, и у неё недобрый взгляд. Такие обычно уводят мужиков из семьи.
Нестерпимо захотелось снова войти в знакомый дом. Ну и пусть больше там не будет витать запах овсяных печений, которые бабуля пекла к каждому приезду своей любимицы Конни. Но те комнаты и коридоры, фотографии вдоль лестницы и большой уютный сад Констанс не забудет никогда. В двадцать один, когда она станет совершеннолетней, этот дом будет принадлежать ей. Она знала из завещания бабушки, оглашённого через две недели после её кончины. Этот дом был для Констанс светлой гаванью родом из детства; местом, которое она пока утратила, но куда очень хотела бы вернуться.
Особенно сейчас, в Хэллоуин.
Бабушка обожала Хэллоуин. С тех пор, как Констанс исполнилось пять или шесть лет и она захотела ходить по домам за сладостями с котелком в руке, ба всегда брала её к себе в этот день, а то и на всю последнюю неделю октября. Она звала её Конни, с удовольствием наряжала дом и двор гирляндами-фонариками, светильниками Джека из тыквы и репы{?}[фонарь, традиционно вырезаемый из тыквы или репы, напоминающий голову с пугающим или забавным лицом — для этого в верхней части плода вырезается крышка, через которую удаляется мякоть, после чего вырезается гримаса. Источником света в нём обычно служит свеча], свечами, пластиковыми скелетами и привидениями. Больше всего бабушка любила наряжать внучку в этот день: заранее они продумывали и шили самые красивые на всю округу костюмы, от салемской ведьмы Мэри Сибли до Бекки Тетчер, от Уэнсдей Аддамс до морской сирены. Да, бабушка знала много страшилок, а в комоде под телевизором у неё было полно пыльных кассет, которые она включала, когда Конни собиралась с подружками на хэллоуинскую ночёвку. Констанс улыбнулась, вспомнив, как они с девчонками стелили на ковёр в гостиной спальные мешки, бабуля оставляла им сладости и попкорн и включала «Дракулу» Копполы, «Американского оборотня в Лондоне» восемьдесят первого года, «Носферату» или «Хэллоуин» семьдесят восьмого года. Подружки могли не спать хоть всю ночь. Визжали от ужаса, пищали, объедались сладостей, а потом засыпали прямо в своих костюмах. Счастливые были времена!
Этот Хэллоуин совсем не похож на те, которые с такой любовью вспоминала Конни. Год назад она отмечала в корпусе с другими студентами, но быстро поняла, что большая тусовка и пьяные вечеринки с кучей незнакомцев — не её тема. В этот раз всё должно быть иначе. Стейси и Оливия приедут с минуты на минуту, они уже забронировали небольшой коттедж в Кромберри — пять миль от колледжа. Девчонки приедут с парнями; те тоже обещали захватить друзей.
 
— Будет хороший, тёплый междусобойчик, — обещала Оливия. — Тебе точно понравится.
Больше всего на свете сейчас Конни хотела бы в совсем другое место. Её тянуло туда, её манило. Звало. Он ждал её — тот дом с черепичной старой крышей, с садом, с большими каштанами вдоль дороги. Дом, который стоял чуть поодаль от прочих, потому газетчик всегда ехал до него дольше остальных. Констанс поставила рамку с фотографией на полку и решительно вышла в коридор.
Она спустилась в гостиную и залезла в ящик комода, где отец хранил в беспорядке все старые документы. Бесконечные бумажки, рассованные по папкам в полном хаосе, соседствовали со старыми буклетами и рекламными брошюрами, газетами с давно истёкшим сроком у купонов — мама их обожала вырезать и таскала в магазины пачками — и пухлыми телефонными справочниками. Им было уже лет двадцать точно, и вряд ли по многим адресам совпадали фамилии и телефоны, но Констанс надеялась, что номер её двоюродной бабушки Гвенет не поменялся, или та не сменила место жительства. Честно признаться, о ней Констанс не так много знала.
Но знала, к примеру, что она была старше своей сестры Терезы на четыре года, и что у неё было, кажется, два сына. Или сын и дочь. Но Констанс точно знала, с одним ребёнком что-то случилось
что-то недоброе
и бабуля — её бабуля, обычно посыпая корицей пирог, или готовя какао, или высаживая маргаритки в клумбу — в общем, при удобном случае говорила, вспоминая сестру:
— Пора бы уже ей перестать носить этот траур и всерьёз заняться своей жизнью. Она кончит безумной кошатницей или одиночкой в доме престарелых.
Констанс потёрла лоб и открыла справочник телефонов и адресов Нью-Джерси на букве О. Она искала очень конкретную фамилию.
Оуэн.
Наконец, между Оуэн, Кэсседи, и Оуэн, Артур, она нашла Гвенет Оуэн. Там был номер телефона и домашний адрес. Она прошептала губами Кэмден, Холлоу-драйв, и вырвала страница из справочника, тут же захлопнув его и затолкав все бумаги обратно, в шкаф. Как только она закончила с этим, в дом, переговариваясь, вошли Джорджия и Гарри.
Как ни в чём не бывало, Констанс невозмутимо скомкала лист в кулаке. Она не знала, почему отец мог быть против этой затеи — хотя догадывалась, что они с Джорджией это не одобрят.
— Не нашли Бруно? — разочарованно спросила она, глядя на супругов.
Собаки при них не было.
Джо покачала головой и молча прошла на кухню. Отец со вздохом обнял Констанс.
— Прости, детка, — сказал он. — Но мы его непременно найдём. Джо поспрашивает соседей, я что-то тоже предприму после работы. А ты поезжай.
— Я бы могла остаться и помочь, — осторожно произнесла она, но отец поморщился.
— Детка, не думаю, что Джо будет… очень этому рада. Она сейчас немного не в настроении.
— Что ж, когда было иначе? — резонно спросила Конни и чмокнула отца в шершавую щетинистую щёку. Она пахла гелем для бритья и сигаретами «Пэл-Мэл». — Тогда я наверх — оденусь и за сумками.
— Ты ведь будешь с Олимпией и Стейси, верно?
— Оливией, пап, — закатила глаза Констанс.
Он щёлкнул пальцами:
— Точно.
Он знал, что рано или поздно это время придёт для них обоих. Время взросления и неизбежного расставания. И что самостоятельность — не такая уж плохая вещь. Во всяком случае, он покинул отчий дом в семнадцать и ни о чём не пожалел.
Но он знал, что Конни слеплена из другого теста, и что она всё ещё жила прошлым.
Она не понимала простой, как пятицентовик, истины. Прошлое обладает удивительной способностью высасывать все возможности из настоящего и будущего. И прошлое лучше оставлять в прошлом.
— Эй, Конни! — окликнул он дочь, задумчиво глядя ей в спину. Она обернулась у самой лестницы. — Обещаешь влипнуть в какое-нибудь приключение?