Хэлло, дорогая (СИ)

— Бруно! — нет, его нигде не было. Констанс встала и отряхнула джинсы. Затем сложила ладони рупором. — Бруно-о!
Куда мог деться ласковый домашний кавалер-кинг-чарльз-спаниель{?}[Пёсельная порода. Кавалер — это маленький спаниель с короткой, но четко очерченной мордой, большими коричневыми глазами и шелковистой шерстью.]? Маленький добрый компаньон, бело-коричневый друг, пожиратель конфет и кружочков свежего огурца, его любимого лакомства? Констанс запахнула на груди свитер: похолодало, даже очень, притом со вчерашнего дня. Вот только прошлым утром было так жарко, что она в летнем платье и кедах спасалась в тени с фраппучино. А сегодня уже нет.
— Бруно! — позвала снова, пытаясь найти его взглядом во дворе.
Папа объявился на крыльце. Он держал в руках чёрный старомодный рабочий чемоданчик. Прям как из девяностых, когда бизнесмены носили в таких документы.
— Ты кого-то потеряла? — спросил он.
— Свою совесть! — мрачно сказала Джорджия у него за спиной.
Она была ему женой, а Констанс — мачехой.
— Семь часов утра, а ты орёшь так, что я встала без будильника. Хотя поставила два.
— Говорят, первый будильник нужен для человека, которым ты мечтаешь стать, — невинно прокомментировала Констанс, — а второй — для того, кто ты есть на самом деле.
— Очень остроумно.
— Что такое, милая? — отец спустился во двор и захрупал по гравию ботинками. — Что стряслось?
Констанс вздохнула и сложила на груди руки.
— Утром или ночью… не уверена, когда именно… но кто-то зашёл ко мне в комнату и забыл закрыть дверь. И Бруно, наверное, выбежал оттуда.
— Ну, ты искала в доме?
— Там его нет. Он мог просочиться в собачью дверцу и сбежать. Он ещё очень глупый, — Констанс взглянула на наручные смарт-часы. — А Стейси приедет через полчаса. И я ещё не собралась.
— Я уверен, Бруно найдётся, — заверил отец. — Обязательно. Поезжай, милая. Мы с Джо за ним присмотрим.
— Он маленький, — небрежно сказала Джорджия, убирая чёрные волосы в хвост. — Заныкался куда-нибудь и спит. Или выбежал на дорогу. Ты там смотрела? А то, может, по твоему Бруно уже проехались раза…
— Джо, — перебил отец и сделал особый взгляд. Словно говорил: не нужно ей знать ни о чём таком, ты с ума сошла? Даже если грёбаного пса раздавили, как пакет с йогуртом.
Констанс остолбенела, но не потому, что была шокирована словами мачехи. Она давно знала, что та точит на Бруно зуб. Сейчас Констанс подумала, а не Джорджия ли постаралась, чтобы весёлый пёс, этот вечно гавкающий звоночек, куда-то делся?
Она не показала виду, что эта мысль пришла в голову, и не показала, что отец тоже хорош, вообще-то. Кем он её считает, ребёнком? Думает, она не заметит эти переглядки?
— Пойду ещё раз поищу его в доме, — сказала Констанс. — И оденусь.
— Ну вот и правильно, — пробормотал мистер Мун и проводил глазами дочь.
Констанс Мун было девятнадцать. Двадцать должно был исполниться пятого ноября: она планировала отметить с подругами. Зная, что до Рождества домой не доведётся больше приехать, она три дня провела здесь, в Ламбертвилле, потому что хотела ещё немного побыть с отцом. К тому же, Джо попросила её освободить от вещей старую спальню. Там будет детская.
Очень скоро, через пять месяцев, этот дом перестанет быть её в полной мере, потому что её комнату займёт младшая сестра. Новость, что у отца с Джорджией будет общий ребёнок, здорово выбила Констанс из колеи. Она поняла, что с тех пор мечтать о разлуке между этими двумя бесполезно. Что она останется почти совсем одна. Что младенец потребует всех отцовских сил, его заботы, его любви и ласки. Она знала — он не перестанет любить её, но разделит эту любовь пополам и будет совсем иначе относиться к Констанс. И к Джорджии тоже.
Она перестанет быть просто мачехой. Она станет матерью его ребёнка.
К Рождеству малышка родится. У Джо под свитером уже был заметен округлившийся живот. Констанс иногда смотрела на её узкое красивое лицо и ненавидела за то, что Джорджия по иронии жестокой судьбы была отчасти на неё похожа. Ей было только тридцать два, и многие считали их с Констанс сёстрами. И хотя сама Констанс предпочла бы никаких дел с Джо не иметь, понимала — не её ума теперь это дело. Отец выбрал эту женщину. И точка.
 
Она взбежала по ступенькам вверх, толкнула дверь и вошла в дом. За спиной услышала, как переговариваются отец и Джо. Констанс на мгновение обернулась и в узкую щель закрывающейся двери увидела, что Джорджия подошла к Гарри Муну и обняла его за талию. Он обнял её в ответ, прислонил ладонь к животу. Констанс скривилась.
Иногда ненавижу их обоих за то, что поступают так, — подумала она, но тут же постаралась отбросить эти мысли. Глупые. Неправильные. Опасные, опасные мысли.
— Да кто я такая, чтобы вмешиваться, — пробормотала она и пошла к себе наверх.
Он счастлив. Остальное — не моё дело.
И пусть это так, но — дьявол — они всё равно бесят её!
Констанс раздражённо выдохнула и заперлась в спальне. Вчера она забыла закрыться на замок, и вот результат. Она готова была клясться — это Джо нарочно распахнула дверь настежь, чтобы Бруно убежал. Она терпеть не могла эту собаку. Отец относился к Бруно как к неизбежному бедствию: дочка получила его в подарок на выпускном балу от своего кавалера. Ну не выкидывать же на улицу! Щенка оставили дома, в Ламбертвилле, потому что в общежитие с животными было нельзя, даже с такими милыми. Констанс училась в колледже Санта-Роза в Олбани и жила в корпусе Пайн-Хиллс. Там было много направлений, но она выбрала факультет искусств и гуманитарных наук, мечтая однажды стать профессиональным аниматором. В её планы щенок от бывшего парня, Харви Китона, который в первую же неделю студенческих вечеринок изменил с её бывшей подругой, никак не входил.
Но у Бруно были смешные рыжие бровки запятыми на молочной шёрстке и висячие карамельные ушки. Мокрый нос и тёплый взгляд. Даже отец полюбил этого весельчака. Он с весёлым повизгиванием бросался ему на грудь всякий раз после работы. Встречал у двери, лаял, и его коротенький хвостик нетерпеливо вилял из стороны в сторону.
Привет, дорогой хозяин! Я тебя так заждался!
Констанс сглотнула горечь и достала из-под кровати спортивную сумку. Туда она сложила все заранее приготовленные вещи: и кофр с предметами личной гигиены, и свитер, и худи, и пару футболок, и платье, и джинсы, и, конечно, костюм на Хэллоуин. Она осторожно разгладила чёрную ткань, затянула плотнее прозрачный пакет и аккуратно положила поверх всех прочих вещей. Затем ушла в ванную комнату.
Очень скоро эта комната, этот дом, эти коридоры и чердак, где она так любила играть в прятки и где папа ставил ей вигвам, чтобы устраивать там с подружками ночёвки — всё это больше не будет принадлежать ей. Тихое счастливое детство прошло так быстро, что Констанс не успела даже попрощаться с ним. Последние годы были омрачены смертью матери, Мелиссы Мун.
Всё банально: пароксизм наджелудочковой тахикардии. Такой болезни Констанс до четырнадцатого июля две тысячи восемнадцатого года даже не знала. Это такой вид аритмии. Возникает внезапно. И так же внезапно заканчивается. Они с отцом не знали, что с ней: у мамы были приступы, один за другим, но она говорила, что ей просто нужно полежать и отдохнуть. В первые сутки подумали, она переутомилась. На вторые она запретила вызывать скорую и задыхалась, если брались за телефон. Она боялась больниц. Она бегала в туалет, её тошнило, сердце сжимало, как рукой. Она жаловалась, что кружится голова, двое суток. Перед смертью Мелисса обильно помочилась, вся вспотела, устало сказала, что всё же показалась бы врачу. На том всё кончилось.
Констанс взяла с полки фотографию матери и задумчиво провела по пыльному стеклу пальцами. Под ним мама улыбалась в окружении своих старших родственниц на собственной свадьбе. Там были бабушка Тереза, двоюродная тётя Регина, кузина Леа. Всех их уже не осталось в живых. Констанс равнодушно села в кресло против окна и закусила губу. А это кто такая, по левое плечо от мамы? Справа бабушка Тереза: поправляет фату на дочери. Мама смеётся, в руке у неё — неожиданно — бутылка с шампанским. Слева стоит среднего роста женщина с золотистыми кудрями. Она очень похожа на бабушку, у неё такой же прямой нос и мягкий овал лица. И Констанс подумала, что это, наверное, её двоюродная бабушка, родная сестра бабушки Терезы. Любопытно поддев рамку ногтями, Констанс убрала стекло и вынула фото, посмотрев на подпись на обратной стороне, сделанную изящным почерком: