Любовь и смерть Катерины
Команданте Камилло устало сидел в машине посреди съежившейся и почерневшей от времени банановой кожуры, мятых жестяных банок и обрывков бумаги, измазанных соусом чили. Пепельницу переполняли окурки, так что последние две недокуренные сигары пришлось затушить о пол — профессиональная привычка не позволяла команданте оставлять улики на месте слежки. Все время, что Катерина провела в квартире сеньора Вальдеса, команданте Камилло просидел в машине, терпеливо дожидаясь, когда она выйдет, думал, прикидывал, складывал и делал выводы. Целых два дня девчонка проторчала у сеньора Вальдеса! Наверняка только время зря потеряла. Вот он бы мог преподать ей парочку неплохих уроков, показать, что такое настоящий мужчина. Когда же девушка вышла из дома, команданте подождал, а затем медленно двинулся следом, то обгоняя ее, то вновь притормаживая, влившись в поток ползущих машин. Затылком чувствуя пустое пространство справа и слева, спереди и сзади, он всю дорогу не сводил с нее глаз. Да, надо признать, сеньор Вальдес не дурак, настоящая конфетка! А походка! Поразительно, какие чудеса способна произвести на свет природа.
Когда Катерина открыла дверь и взбежала по лестнице к себе наверх, команданте Камилло крепко потер руками красные глаза и с облегчением вздохнул. Команданте устал. От него так воняло застарелым потом и немытым телом, что самому было тошно.
На сиденье рядом лежала стопка бумаг в выцветшей зеленой папке, а сверху — странный дневник больного, истерзанного переживаниями мальчика-бомбиста.
Он взял его в руки и подержал перед глазами, не раскрывая.
— Я пять раз перечитывал этот бред, но так ни хрена и не понял. Кто он тебе, сеньор Вальдес? А эта девчонка — сеньорита Сладкие Сиськи? У нее тоже есть история?
Команданте положил дневник на сиденье и, послюнив толстый палец, раскрыл папку. Внутри все было сложено в том же порядке, как и в прошлый раз, когда он заглядывал сюда. Сверху — две страницы белой бумаги, заполненные убористыми строчками отчета, датированного днем, когда произошел взрыв. А под ними — восемьдесят три страницы, пожелтевшие от времени, ломкие, ветхие, покрытые неровными, разъезжающимися в разные стороны буквами, плохо пропечатавшимися сквозь старую копирку. Им было без малого сорок лет.
Команданте Камилло опять вздохнул.
— О, моя прекрасная София Антония, — печально сказал он. — Зачем, зачем ты накликала все эти беды на свою голову?
Как странно, что все, кто в этот момент думал друг о друге, находились в противоположных концах города. Пока Катерина стояла на кухне, купаясь в утреннем свете в окружении увядающих цветов, и с упоением вспоминала объятия сеньора Вальдеса, он негромко похрустывал гравием, проезжая по дорожке мимо конюшен Загородного клуба.
Сеньор Вальдес повернул на широкую площадку для парковки; здесь шуршание гравия сменилось веселым потрескиванием мелкого галечника, выпрыгивающего из-под колес и звонко бьющего в днище автомобиля. Стоянка была пуста за исключением единственного автомобиля — старого серого «Вольво» с разбитой фарой, и сеньор Вальдес плавным движением припарковал свою русалочно-зеленую красавицу рядом с убогим инвалидом. Он выбрал место для парковки с точностью опытного ювелира, подбирающего оправу своему лучшему бриллианту: ювелиру нет надобности нарочно обижать металл, подчеркивая его простоту, он лишь хочет, чтобы бриллиант в оправе сиял как можно ярче. Машина сеньора Вальдеса сияла.
Впереди, за очередным белым заборчиком, за выпуклым зеленым полем, таким гладким, что оно казалось изумрудным ковром, поднималось элегантное белое здание клуба. Однако сеньор Вальдес не спешил перейти через луг; вместо этого, лихо забросив на плечо пиджак, направился в конюшни. Он любил теплые носы, лоснящиеся бока и крепкие пружинистые ноги пони, любил чистый, свежий, пряный запах сена и навоза. Однако, не дойдя до входа в конюшни, он остановился, пораженный забавным зрелищем.
— Здорово, сеньор Де Сильва, — сказал он.
— О, привет, сеньор Вальдес.
Сеньор Де Сильва сидел в седле, брошенном на высокие деревянные козлы. Он был одет в тот же костюм, что надевал в университет на лекции, а ноги в изношенных замшевых ботинках были вдеты в стремена и качались в воздухе сантиметрах в двадцати от земли.
Он сказал:
— А вы как будто совсем не удивились, увидев меня здесь.
— Я заметил на парковке вашу машину.
— Откуда вы знаете, что это моя машина?
— Я разбираюсь в машинах, — сказал сеньор Вальдес. — Ваша машина — старая.
— Ну, не такая старая, как у вас.
— Нет, моя машина — гордость антиквариата. А ваша просто лохматая развалюха.
Сеньор Де Сильва не нашел, что ответить. Он покачал клюшкой, которую держал в правой руке, затем бросил на сеньора Вальдеса подозрительный взгляд:
— Наверное, хотите знать, что я тут делаю?
— Я и так вижу, что вы делаете, только делаете вы это не очень хорошо.
— Я тренируюсь. Хочу научиться.
— Понимаю. Постарайтесь проводить клюшкой немного дальше вдоль крупа лошади. Вот, посмотрите. — Сеньор Вальдес выбрал из груды сложенных у стены мячей один и мощным броском послал по гладкой соломе в сторону воображаемой лошади сеньора Де Сильвы. Тот размахнулся и с силой ударил клюшкой, но промазал.
— Ладно, сеньор Вальдес, можете не верить, но, пока вы не появились здесь, все у меня шло гораздо лучше.
— Так всегда бывает, даже у профессионалов, ну а когда несколько пони прижимаются друг другу на поле во время игры, из-под их ног мяч вообще достать невозможно, остается ковыряться клюшкой в траве.
— Не думаю, что смогу когда-нибудь принять участие в настоящей игре.
— Почему бы и нет? Я могу это устроить, хотите? Мы можем собрать команду — просто так, для развлечения, если вам интересно, а вам, похоже, интересно. А с чего вы решили заняться пало?
Сеньор Де Сильва передал клюшку сеньору Вальдесу и грузно сполз с седла.
— Не знаю. Видимо, кризис среднего возраста. На флоте в поло мы не играли.
— Ну да, сложно было протащить пони на лодки.
— На суда. Лодками мы называем только подводные лодки. — Они вышли из сарая на солнце.
Надевая темные очки, сеньор Де Сильва сказал:
— Когда я увидел вас, у меня даже сердце упало. Спасибо, что не посмеялись надо мной, дружище. Вы все делаете идеально и терпеть не можете непрофессионалов. Я думал, вы сейчас меня с дерьмом смешаете. Низкий поклон, что пожалели старика.
— Да ладно вам. Если бы я увидел вас здесь вчера или третьего дня, будьте уверены, размазал бы по соломе.
— Но?
— Но кое-что изменилось.
— Что изменилось?
— Кое-что. Люди.
Они уже почти дошли до парковки, когда сеньор Вальдес сказал:
— Знаете, этот шрам у меня над верхней губой…
Сеньор Де Сильва пожал плечами:
— А что?
— Его что, так здорово видно?
— Вам какая разница? Я его давно не замечаю. Просто он всегда у вас был, с тех пор как мы познакомились, так что сейчас для меня он — лишь часть интерьера, так сказать. Я бы на вашем месте не беспокоился.
Сеньор Де Сильва помедлил, а потом спросил, озадаченно нахмурившись:
Чиано, с вами все в порядке?
— Ну да, конечно! А в чем дело?
— Да просто вы сегодня забыли поиздеваться надо мной. Беспокоитесь о каком-то шраме. Говорите, что все в вашей жизни изменилось. Это не из-за девушки ли?
— Какой девушки?
— Ох, не надо! Той цыпочки из кафе! Студентки старого Кохрейна. Ананасовой штучки. — Он выпятил грудь и приставил к ней сложенные лодочкой ладони. — Вспомнили?
— Ах, той, — с невинным видом солгал сеньор Вальдес. — О нет! Конечно, нет, при чем тут она?
— Ну а как двигается книга?
Сеньор Вальдес не успел озвучить заготовленную для такого случая легенду, как правда соскочила с его губ, не спросив разрешения:
— Да никак. Я в полном дерьме. Не могу придумать ни одной чертовой истории, представляете? Нет историй, и все тут.
— То есть как это — нет историй?