Школа Лысой горы. Мой прекрасный директор (СИ)

К счастью, словоохотливая учительница биологии поведала все по порядку: что дома Василиса упала в обморок, что Яга Лешевна заметила распахнутую дверь и зашла в гости, да увидела ее на полу. Что Лесьяр Михайлович осматривал Василису, сказал, что обморок, наверное, от духоты приключился и велел ей день посидеть дома, в тенечке и прохладе. Что в постель Василису сама Яга Лешевна укладывала и переодевала, так что пусть она не стесняется, думая, что мужчины тут помогали.
– Словом, ничего опасного и страшного с тобой не произошло, но одной в лес или к реке тебе ходить нельзя, если ты так на солнце и духоту реагируешь, – заключила Яга Лешевна.
«О, голос Лесьяра Михайловича я и вправду припоминаю. И про запрет на походы в лес и на речку помню, только… этот запрет наложил, кажется, директор… Его тоже поставили в известность и он заходил? Спросить или не стоит проявлять так открыто свой интерес к Елисею Назаровичу? У него и без меня поклонниц масса!» – Тряхнув распущенными волосами, Василиса запретила себе мечтать о чернооком директоре. Ей городские шпионские страсти в деревне переждать надо, от бредовых видений свежим воздухом полечиться, смерть родителей до конца пережить, в профессии себя попробовать – дел и без лишних фантазий много.
После завтрака под суровым прищуром Яги Лешевны Василиса безропотно переоделась в домашний спортивный костюм и тапочки, после чего была предоставлена самой себе.
В бревенчатом доме было удивительно тихо. Так тихо, что время от времени чудилось Василисе – она оглохла. Ан нет: то гусиный крик пробьется сквозь стекло окна, то по крыше застучат клювами вороны, склевывая с нее рассыпанные ягоды рябины. Пробел в памяти понемногу переставал действовать Василисе на нервы – мы же не переживаем, что не помним операцию под анестезией. Обмороки бывают у всех, главное – чтобы они не стали хроническими. Вытащив тетрадь, в которой вчера были заведены графы: «Сохранные функции критического мышления» и «Проявления параноидного синдрома», Василиса прочитала написанное, хотела добавить во второй столбец «периодические обмороки», но в итоге пришла к выводу, что всего два таких случая (первый обморок у нее был после опознания тела отца) еще не позволяют диагностировать периодичность.
Сегодня болезнь не беспокоила. Может, давно стоило один денек бесцельно поваляться с книгой на диване, неспешно сварить куриный супчик, а главное – забыть про телефон, компьютер, телевизор, интернет? Может, это и хорошо, что всего вышеперечисленного (мобильник-будильник не в счет) в деревне нет? Один денек почувствовать себя в полной безопасности за высоким частоколом среди сострадательных, готовых прийти на помощь людей. За окном поднялся ветер и закружил хоровод желто-зеленых листьев, на небо набежали тучи, но в доме было по-прежнему сухо, тепло и уютно.
– Однако при резком похолодании быстро станет сыро и промозгло, если печь не затопить, – со вздохом напомнила себе Василиса, но практикум по ведению домашнего хозяйства на селе решила отложить на завтра – сейчас тепло из дома уйти не успело и так умиротворяюще стучали тяжелые частые капли по звонкому металлу конька на крыше.
Она автоматически щелкнула выключателем, когда в доме потемнело от дождливого ненастья, забыв, что света в доме нет. И только ярко вспыхнувшие под потолком лампочки напомнили ей о вчерашней безуспешной их замене.
– Ого! Ура! Да будет свет! Какое счастье, что это были временные неполадки, – порадовалась Василиса. Ей почему-то пришло в голову, что почином лампочек занимался директор, но Василиса отмела эту нелепую фантазию.
– Могу я хоть полчаса не думать о Елисее?! – сердито пробурчала она.
Оказалось – не может, потому что не успели пройти эти самые полчаса, не успели отстучать по окнам и крыше капли утихшего дождя, как директор собственной персоной объявился на пороге. Объявился не в одиночестве, а вместе со школьным медицинским работником. Невысокий, коренастый Лесьяр Михайлович одним взглядом окинул Василису, сообщил, что «пациент скорее жив, чем мертв, и точно способен выполнять свои учительские функции», и собрался на выход. Елисей Назарович вначале сухо поздоровался, потом молча выслушал вердикт лекаря, сказал: «Тогда завтра жду в школе» и шагнул вслед за Лесьяром Михайловичем к входной двери.
 
– Ой, постойте, пожалуйста, – встрепенулась Василиса, которой уже осточертело сидеть в полном одиночестве (несмотря на всю явную полезность этого одиночества – видения за весь день не побеспокоили ни разу).
Елисей нахмурился, прикрыл дверь за ушедшим Лесьяром Михайловичем, спросил недовольно:
– Претензии к служебному жилью?
– Нет, – слегка опешила Василиса. С чего он это взял, скажите на милость?! – Хотела напомнить, что за вами долг.
Соболиная бровь надменно-вопросительно изогнулась, и Василиса подсказала забывчивому директору:
– Вы обещали пояснить мне свою позицию по поводу повышения учительской зарплаты, если я вернусь в Лысую Гору. Я вернулась.
– А вы еще не выкинули эти мысли из своей головки? – усмехнулся директор.
– С чего я должна их «выкидывать»? Это важный вопрос! – строго ответила Василиса, стараясь не впадать в детскую обиду, что ее не воспринимают всерьез.
– Хм-м… ну, если важный… Я расскажу, как подобный закон пять лет назад проводили в жизнь в соседней области, а выводы делайте сами.
Первое, что вы должны понимать, – содержать в малонаселенной деревне школу очень накладно и никому из руководства региона не выгодно. Второе – закрытие в деревне школы – это практически всегда смертный приговор этой деревне, поскольку из нее вслед за школой исчезают молодые семьи с детьми. И третье – население сел и деревень, сельские учителя массово протестуют против закрытия своих школ, что сильно снижает рейтинг того самого руководства, которому невыгодно содержание школ, а также приводит к постоянным выволочкам со стороны еще выше стоящего руководства, требующего урегулировать все миром, найти пути решения проблемы и так далее и тому подобное… Примечательно, что не затратный вариант таких «путей» никто толком предложить не может, но все требуют «решить проблему».
Это была присказка, а теперь сказка о находчивости. В некой области некоторого региона родилась идея повышающего коэффициента, зависящего от числа учащихся в классе. Подробное описание этой идеи вам демонстрировал господин Твердолобов. Профсоюзы горячо поддержали инициативу, недоверчивые учителя тоже никаких огрехов, как и вы, в ней не нашли – и закон был принят. В городских школах зарплаты поднялись в полтора раза, на селе – остались прежними. Казалось бы – никому хуже не стало. Но! У людей помимо разума есть еще и чувства. Например, чувство справедливости, которое говорило, что загруженность работой сельских учителей не намного меньше, чем городских: они проводят в школе такое же количество часов, так же готовятся к занятиям, так же загружены внеучебной и воспитательной работой, а главное – тем же диким объемом всевозможной отчетности. Почему же они получают меньше? Напряженность в среде учителей стала быстро нарастать, что открыто проявлялось на всевозможных общерайонных и общеобластных собраниях. Сельские учителя обратились в профсоюзы, а те наивно развели руками – вы же не протестовали против принятия закона, а после драки кулаками, как известно, не машут.
«Но, – добавили профсоюзы, – хоть закон нельзя отменить, его можно повернуть себе на пользу! Давайте объединять сельские школы – будем свозить в одну школу учащихся всех соседних деревень и коэффициент у вас будет – ого-го! В деревне-то плановая наполняемость классов гораздо ниже городской!»
И сельские учителя, желая получать зарплаты не хуже своих городских коллег, поддержали эту инициативу. И сами расписывали недовольным родителям, как школьные комфортабельные автобусы будут возить их деток за десять верст и привозить обратно, никак не утруждая вопросами доставки в школу самих родителей. Говорили, что в большой школе оборудование кабинетов лучше, перспективы больше и так далее – словом, повторяли те речи, что часто мы слышим сейчас. Городские учителя, обрадованные снижением негатива в их сообществе, тоже начинание поддержали. Без шума и протестов учительской общественности, точнее – по ее прямой просьбе – были плотно укомплектованы сотни школ, то есть закрыты тысячи мелких деревенских школ по всему региону. Что происходит с заброшенным зданием – хорошо известно: через год оставленные школы чернели провалами разбитых окон, выломанных дверей, снятым с крыш шифером. Благодаря забывчивости ответственных лиц в зданиях зимой полопались батареи отопления, поскольку с них не слили воду, словом – восстановлению школы уже не подлежали, так как денег на это восстановление потребовалось бы кратно больше, чем на десятилетнее содержание в первоначальном состоянии.