Пленница Повелителя Василисков (СИ )

Однако оказалось названное правило не всегда срабатывает так, как ожидалось.
- Тагит… Шшссс…. Каково Тысячезубого Червя ты делала в его покоях?! – побагровел василиск, сильнее сдавливая мою кожу пальцами.
- Совратить намеревалась, - сердито огрызаюсь я, не обращая внимания на пальцы, легонько сдавливающие мне шею.
Захотел бы навредить, давно бы что-то сделал. А так – Адиллатисс до крайности вспыльчив, и наряду с этим абсолютно уравновешен. Быстро воспламеняется, но никогда не действует необдуманно. Гремучая смесь хладнокровного повелителя и горячего змия. М-да, противоречивый темперамент, но терпимый. Если привыкнуть.
А я не только привыкла, я научилась улавливать настроение и направлять его в нужное русло. Вернее, всегда в одно и то же, горизонтально-непрезентабельное. Однако, увы, другого диалога, кроме как невербально – эротического у нас с Адиллатиссом пока не получалось.
- Ты же знаешь, что я постоянно бегаю по мужским спальням от скуки и развращаю твоих подданных. Для пополнения коллекции, - несу я полную чушь, демонстрируя василиску абсурдность его подозрений. – Стоит тебе выйти за дверь, как стражники с радостью отпирают мне её, чтобы я могла вдоволь напрыгаться по чужим постелям! – насмешливо выдаю я в потемневшие глаза василиска.
Его зрачки расширяются, сверкая опасным магнетизмом самой тьмы. Я почти вижу пошлые картинки, которые разжигают ярость в этих черных безднах. Адиллатисс шумно дышит через раздувающиеся ноздри, приближая ко мне своё разгневанное лицо.
Его состояние должно бы пугать меня. Но я чувствую другое. Горячей лавиной меня накрывает необузданное желание, смешанное со знакомым ароматом удовольствия. Мы оба на грани. Ненависть в наших взглядах ядовитыми нитями переплетается со страстью, испепеляющей души. Нам обоим сложно. Мы запутались, читаю я в его горящих жаждой радужках. Желаем и презираем одновременно. Доверяем и сомневаемся в один и тот же миг.
И так по кругу.
- Как ты это делаешь? Стража бы не выпустила тебя, - шумно выдыхает он мне в губы, больше успокаивая себя, чем обвиняя меня. – Скажи, как?
- Рассказать, как я провожу время с тунами в твоё отсутствие? – продолжаю я дразнить его, обнаруживая в себе всё новые и новые черты. - О-о, это восхитительно-о...
Во мне словно зарождается нечто незнакомое. Волнующее, уверенное и острое как кончик пламени, разящий точно в воспаленную кровь. Адиллатисс сжимает зубы, выглядывающие меж истончившихся от ярости губ. Он понимает, что сказанное мною далеко от истины. Но ревность всё равно не дает ему покоя. Он не может сконцентрироваться из-за мучающих его фантазий обо мне и других мужчинах.
Вот и прекрасно! – мстительно отмечаю про себя. – Сколько раз я так же изнуряла себя скребущими по сердцу мыслями о его изменах!
Каждый раз, когда Адиллатисс задерживался где-то ночами, когда отправлялся на пир, выезжал на охоту, по несколько дней не возвращаясь во дворец, я грызла своё израненное сердце, воспроизведя перед глазами кадры его утех с другими. С наложницами, которые так же приятны ему, как и я прошлой ночью, а может, и желаннее. Меня истощали бесчисленные видения его повторяющегося удовольствия с девицами, с которыми василиск с легкостью забывает обо мне. С теми, одна из которых, возможно, уже завтра займет мое место. И не только в постели повелителя, но и в его мыслях. Там, где я хочу быть даже сильнее, чем на этом потасканном ложе!
- Этого не было! – яростно бьет он кулаком об стену у самого моего лица.
Я вздрагиваю от неожиданности. Но не от страха. Я больше не боюсь его. Хотя нет. Я никогда по-настоящему не боялась. Иначе не было бы всего того невысказанное, что мы прожили с ним вместе. Не было бы тех жарких чувств и безрассудной привязанности, которые мы оба бурно отрицаем и обессиленно признаем из ночи в ночь.
- Откуда тебе знать, что не было? – вытягиваю я его на эмоции. Заставляю говорить со мной, потому что помню, стоит мне замолчать и обмякнуть, поддавшись мощи этих сильных рук, и разговоров уже не будет. Мне и слова не позволят вымолвить, обжигая губы сладкой отравой вожделения. – Никто ведь не отважится рассказать повелителю, как проводит время его сладострастная девочка, когда он уходит к другим.
 
Говорю и сама в тот же миг понимаю, что промахнулась! Я выдала свои истинные чувства всего лишь одним необдуманным словосочетанием. Открыла василиску, что сама сгораю от ревности бессонными ночами. Показала себя слабой и задетой его отношением.
Игра в сердцеедку, знающую себе цену окончена. Я снова потерпела поражение в схватке с моим сластолюбивым кошмаром.
Нутро не изменить. Как бы я не силилась выглядеть уверенной искусительницей, играюче провоцирующей своего мужчину, я всё равно остаюсь той, кто я есть. Маленькой, обиженной девчонкой, вынужденной подстраиваться под роль, которую ей выдали.
Понимающая ухмылка разрастается на заострившемся от напряжения лице Адиллатисса. Я же подавленно хватаю воздух, отрывистыми вдохами заглушая досаду. Паршивое состояние!
- Мм, моя малыш-шшка, ревнует? – догадливо приговаривает василиск, водя губами по воздуху у моего приоткрытого ротика. Его гнев спадает, уступая место превосходству. И это бесит меня! - Ревнуешь?
- Не так знатно, как ты! – бросаю в самодовольное лицо, которое меня сейчас тянет не то обцеловать, не то покусать.
- Я? – хмыкает он, едва ли не полностью вернув себе самообладание. – Шшс-сс, - дразняще высовывается раздвоенный кончик его влажного языка. - К кому? К твоим выдумкам, маленькая лгунья?
- К твоим, скорее! – задетая собственной мягкотелостью заявляю я. – Это ты придумываешь обо мне небылицы! Про тунов, которых я в глаза не видела, - позволяю себе повысить голос, потому что меня уже трясет от негодования и горечи. - Про отравление, о котором я понятия не имела! Амтомаса, который… который меня… - застревают слова в горле, пропитавшись поруганными слезами. - Он же меня... А ты!.. - выдавливаю из горла лишь хрип отчаяния.
Адиллатисс повторно меняется в лице. Оно бледнеет и вытягивается, приобретая холодные черты второй сущности.
- Он обидел тебя? – спрашивает василиск то, чем давно должен был бы озадачиться. – Заставил?
Какой запоздалый вопрос! Я смотрю на хмурого мужчину, только сейчас задумавшегося, а не надругались ли над его женщиной?
И мне... смешно!
Это же просто СМЕШНО!
Я извелась, будучи не в права заговорить об этом. Мне рта раскрыть не давали! Он сам же и приказал мне молчать о том, что было. Так что я и попросить о заступничестве уже не мечтала!
Возможно, мне бы стало легче, позволь Адиллатисс хотя бы поделиться. Выплакаться... Хотя о чём это я?! Кому? Кому бы я рассказала тут??
А теперь он обеспокоен?!
- Ха! Ахаха! – вырывается из меня истеричный смех. А вслед за ним выплёскиваются слёзы. Боли. унижений. Абсурда.
Абсурд. Какой абсурд!
- Лиза… - шепчет Адиллатисс, опешив от моей реакции. – Лис-са! – трясет, вцепившись в плечи.
Но его Лисса невменяема сейчас. Она хохочет, упиваясь соленой жидкостью своих невыстраданных печалей.
- Перестань, Лиссса, - шипит Адиллатисс, отстранившись. – Лисса, маленькая, - прижимает меня к себе через секунду. – Девочка, что же ты молчала?
- Молчала?? – подрагиваю от смеха. – А разве мне можно говорить? Я же бесправная рабыня. Вещь, что обязана безмолвно подчиняться!
- Хватит, - гладит он мои волосы. Но мне всего этого уже не нужно. Я хочу колоть. Колоть и колоть в отместку!
- Так тебе и вправду вдруг стало интересно, что он сделал? – переспрашиваю, поймав себя на том, что я наслаждаюсь встревоженностью Адиллатисса. - Хочешь, чтоб рассказала , что со мной сотворили?
- Что?! – уже не шепелявит, а рычит василиск почище раненого зверь.
- А я не знаю, - запрокинув голову, смотрю в его глаза с вытянувшимися зрачками посреди мерцающего янтаря. – Представляешь? – проходят по моим губам последние спазмы судорожного смеха. – Амтомас мне так и не сказал…