Поэты 1790–1810-х годов
Часть 20 из 165 Информация о книге
6. ХИТРОСТИ САТУРНА, ИЛИ СМЕРТЬ И РАЗНЫХ ЛИЧИНАХ
Сурова матерь тьмы, царица нощи темной,Седяща искони во храмине подземнойНа троне, из сухих составленном костей,Свод звучный топчуща обители тенейИ вместо скипетра железом искривленнымСекуща вкруг себя туман паров гнилой,Которым твой престол весь зрится окруженнымИ сквозь который зрак синеет бледный твой!Се! — от твоей стопы река снотворна льетсяИ устьем четверным в мятежный мир влечется,Да в четырех странах вселенныя пройдет!Навислые брега, где кипарис растет,Бросают черну тень в нее с хребтов нагбенных,Не зе́фиры в нее, но из расселин темных,Где начинался ад, подземный дует духИ воет в глубине, смущая смертных слух.О мрачна смерть! — ты здесь, конечно, пребываешь;Ты здесь ни солнечных красот не созерцаешь;Ни шлет сюда луна серебряный свой свет,Когда торжественно исходит меж планет;Скажи — всегда ль ты к нам летишь средь тучи темной,Как, быстро вырвавшись из храмины подземной,Распростираешь в твердь селитряны крылеИ, косу прековав в перун еще в земле,Удары гибельны с ужасным ревом мещешьИ светом роковым над дольним миром блещешь?Всегда ли ты ревешь в чугунную гортаньИ там, где возгорит на ратном поле брань,Рыгаешь в голубом дыму свинец свистящийИ рыцарско дробишь чело сквозь шлем блестящий?Всегда ли ты спешишь кинжал очам явить,На коем черна кровь кипящая курится?Нет, не всегда в твоей руке металл тот зрится,Которым ты стрижешь столь явно смертных нить.Богиня! — пагубен твой смертным вид кровавый,Но пагубней еще им образ твой лукавый,Когда, переменив на нежны ласки гневИ тонко полотно батавское надев,Лежишь в пуховике, опрысканном духами,И манишь щеголя волшебными руками;Или сиреною исшедши из зыбейДля уловления со златом кораблей,Ты испускаешь глас, что в звуке сколь прекрасен,Столь внемлющим его смертелен и опасен;Иль, умащенные когда власы имев,Одежду, сшитую на нову стать, надев,Взяв в руку трость и пук цветов приткнувши к груди,Спешишь, где с нимфами распутны пляшут люди,Где в купле красота, где уст и взоров студ,Где Вакха рдяного эроты в хор влекут;Здесь, смерть! — здесь ужас твой меж миртов хитро скрылся;Увы! — любовный вздох во смертный претворился. —Во слезы пук цветов, — в кравую косу трость, —На кости сохнет плоть, — иссунулася кость! —Цветы и порошки зловонной стали гнилью,Одежда вретищем, а нежно тело пылью.7. БАЛЛАДА
МОГИЛА ОВИДИЯ, СЛАВНОГО ЛЮБИМЦА МУЗ
Овидий! ты несправедливо желаешь включить бича своего в лик небожителей; заточение твое научает нас, достоин ли он все-сожжений за свою великую неправоту? Без существенной вины отщетив тебя от отечества, он еще старался прикрыть свою месть, и небо допустило ему соделать тебя несчастным за ту единую слабость, что ты безмерно ублажал его. Надлежит быть весьма жестокосерду, чтоб у отечества отъять самый редкий ум, какой токмо бывал когда-либо в Риме, и проч.
Там, где Дунай изнеможенныйСвершает путь бурливый свойИ, страшной тяжестью согбенныйСребристой урны волновой,Вступает в черну бездну важно,Сквозь бездну мчится вновь отважно.Морские уступают волны,И шумны устия пути,Быв новым рвеньем силы полны,Чтоб ток природный пронести,Простерши полосы там неки,Бегут к Стамбулу, будто реки.Остановлюсь ли тамо нынеБлиз Темесварских страшных стен,Где в окровавленной долинеАвстриец лег, Луной сражен,Где мыл он кровью в ужас светаПобедные стопы Ахмета! [52]Ужели томна тень НазонаТу музу совратит с гробов,Что с воплем горестного стонаСпустя осьмнадесять вековОплакать рок его дерзает,Там, где он в персти исчезает? [53]Нет, — тень любезна, тень несчастна!Не возмущу твоих костей;Моя Камена тихогласна;Пусть по тоске и мраке днейОни с покоем сладким, чистымПочиют под холмом дернистым!Ужасны были Томски стеныСии Назоновым очам!Всё тихо; взоры заблужденныСреди пустынь окрестных тамИскали долго и прилежноТого, кто пел любовь толь нежно.Передо мной то вяз нагбенный,То осокорь, то ильм густойВздымалися уединенныИ осеняли брег речной.Тогда впадал я неприметноВ различны мысли опрометно.«Всесильный! — так тогда я мыслил, —Какой в сем мире оборот?Кто древле в вображеньи числил,Чтоб спел когда ума здесь плод?Здесь жили геты, здесь те даки,Что члись за страшные призра́ки.Рим гордый с Грецией не мыслилВ дни славы, мудрости, побед,Чтоб те долины, кои числилЖилищем варварства и бед,Своих злодеев заточеньем,Отозвались парнасским пеньем.Не мыслил, чтобы мужи грозныУма хоть искру крыли здесь;Чтоб пели здесь Эоны поздны;Чтоб чуждые потомки днесьНазона в арфе прославлялиИ слезны дни благословляли.О горда древность! — ты ль забыла,Какие чувства и праваСама ты в дни Орфея чтила?Поныне камни иль древаВ твоих бы жителях мы зрели,Когда б их музы не согрели.Ты ль в шумной пышности забыла,Что в Ромуловы временаЛюдей железных воздоила,Что дики в чувствах племенаИ грубых хищников станицыОт поздной взяли свет денницы.Япетов сын [54] во мрачность векаНе из скудели ли сыройСложил чудесно человека?Ифест не из руды ль земной?Девкалион влагал жизнь в камень,Орфей в дубравы духа пламень.Не славьтеся, Афины с Римом,Что вам одним лучи даны,Другие ж в мраке непрозримом!И здесь, — и здесь возрожденыСвои Орфеи, Амфионы,Энеи, Нумы, Сципионы.Все те сарматы, геты, даки,Что члись за каменны главы,Сквозь тьму времен, сквозь нощи мракиТакой же блеск дают, как вы;Такие ж ныне здесь Афины;Такие ж восстают Квирины.Почто вы хвалитесь в гордыне,Коль ваши чада суть рабы,Коль ваши странны внуки нынеЛишь данники срацин — рабов судьбы?Цари вселенной напыщенныВо узах — ныне искаженны.Как? — разве тем вы возгремелиИ отличились много крат,Что гениев губить умели?Пророк афинский, — ты, Сократ!Ты, Туллий! — ты, Назон! — проснитесь,За рвенье музы поручитесь!»Так я беседовал, унылый;Тогда был вечер; и, спустясь,Роса легла на холм могилы;Роса слезилася ложась;Над холмом облако дебелоВо злате пурпурном висело.Вдруг глыбы потряслись могильныИ ров зевнул со тьмой своей;Крутится сгибами столп пыльный;Внутри я слышу стук костей;Кто в виде дыма там? — немею,Я трепещу, — дышать не смею…Тень восстает, — всё вкруг спокойно,И кажда кость во мне дрожит;Еще туманяся бесплодно,Слеза в глазах ее висит,Что в дол изгнания катилась,В печальных дактилях струилась.Из уст еще шумит вздох милый,Что воздымал дотоле грудь;Я слышу тот же глас унылый,Что в песнях и поныне чуть;Но слезы — лишь туман кручинный;А вздох и глас — лишь шум пустынный.Тут тень гласит, как звук вод некийИль шум тополовых листов:«Чей глас, — чей глас, что в поздны векиСтремится с бугских берегов [55],Чтобы вздохнуть над сею перстьюИ ублажить плачевной честью?»