Мастера детектива. Выпуск 12
Мы пересекли всего одну национальную автостраду — никаких кордонов и патрульных машин — и оказались в относительной безопасности. Я гнал «ситроен» по узкой извилистой дороге, на прямых участках разгоняясь до девяноста километров в час.
В ходе подобных операций Сюрте не перекрывает все дороги подряд. У себя в штабе они втыкают в карту булавки с флажками и начинают рассуждать: «Они выехали отсюда во столько–то, следовательно, во столько–то должны быть здесь». Именно в этих районах они ставят кордоны и предупреждают дорожную полицию. Это чем–то напоминает расходящиеся по воде круги: чем больше времени прошло, тем шире и дальше отодвигается линия обороны. До этого момента я считал, что мы опережаем их на шаг, может быть, они даже не знали, что мы в Type. Но теперь я не смел рисковать и был вынужден скрываться на боковых дорогах, а это означало, что линия обороны может нас опередить. Так или иначе, а к вечеру они должны были предупредить швейцарских пограничников.
Очень хорошо. Сегодня вечером мы будем еще только в двухстах километрах от швейцарской границы, и не исключено, что к завтрашнему утру часть кордонов уже будет снята. Это напомнило мне еще кое о чем.
— Мы должны позвонить Мерлену.
— Зачем? — тут же спросил Харви.
— Чтобы поддерживать связь, а заодно узнать, не выяснил ли он чего–нибудь нового… Да, мистер Маганхард, если не возражаете, я бы хотел, чтобы он послал телеграмму от вашего имени.
— Зачем? Кому? — удивился тот.
— Капитану вашей яхты и команде. Что вам очень жаль, что так получилось, и вы надеетесь, что их скоро выпустят — что–нибудь в этом роде. Разумеется, ее перехватит полиция и, возможно, решит, что вы уже в Париже. Это может помочь.
Он издал свой металлический смешок.
— Хорошая мысль.
* * *
Когда мы выехали за пределы цветущей долины Луары, дорога стала еще более ухабистой и извилистой. Неровные обочины, корявые деревца и запущенные живые изгороди — все говорило о том, что никому до этого нет дела. И дорожные знаки тоже представляли собой старые ржавые таблички туристского клуба Франции, погнутые усилиями нескольких поколений местных мальчишек, бросавших в них камни.
Снова начался дождь, вскоре перешедший в настоящий ливень — вдоль обочин заструились мутные потоки воды, испещренные маленькими водоворотами. Шеренга тополей вдоль дороги напоминала промокших до нитки часовых, дожидающихся смены караула.
Харви снова углубился в изучение карты, затем сказал:
— Значит, вы хотите проехать южнее Клермоя–Феррана и углубиться в Овернь?
— Совершенно верно.
— По таким колдобинам быстро не проедешь.
— Если заблудимся, всегда можно спросить дорогу у полицейского.
Харви продолжал пристально смотреть на меня. Тут в разговор вмешался Маганхард.
— Теперь мы знаем, что нас разыскивает полиция. Что будет, если нас остановят?
Я пожал плечами.
— Если это не местный жандарм на велосипеде, от которого легко оторваться, мы остановимся.
— Что случилось с бравыми стрелками? — насмешливо спросила девушка. — Полиция — это для вас слишком?
— В каком–то смысле — да. Перед выездом мы с Харви договорились, что в полицейских стрелять не будем.
— Договорились? — удивился Маганхард. — А кто, собственно, давал вам такие полномочия?
— Мистер Маганхард, мне казалось, что вы не любите стрельбы.
— Я оплатил ваши услуги через месье Мерлена, — сухо отчеканил он, выстреливая каждое слово с размеренностью телетайпа. — Любая договоренность должна быть заключена либо с ним, либо со мной.
Мы с Харви переглянулись.
— Мы ранили его чувства, — со вздохом сказал Харви. — Кейн, остановитесь на следующем перекрестке. Я думаю, мы сможем добраться автобусом до Шатору, а оттуда поездом до Парижа.
— Давайте поставим вопрос по–другому, мистер Маганхард, — сказал я. — Хотите ли вы, чтобы мы стреляли в полицейских?
— Я хочу знать, почему вы решили этого не делать, вот и все, — после паузы ответил он.
— Если вы не видите разницы между наемными убийцами и жандармами, которым приказали вас арестовать… что ж, предположим, мы не будем затрагивать моральную сторону этого вопроса. Но подумайте, что с вами будет дальше.
— Не понимаю.
Я глубоко вздохнул.
— Насколько я понимаю, для вас это путешествие — лишь полдела. Когда оно закончится, вы же не захотите оказаться в положении еще более худшем, чем вы находитесь сейчас. В настоящий момент полиция разыскивает вас по обвинению в изнасиловании. Они будут стараться, потому что вы крупная шишка, а когда такие люди уходят от правосудия, всегда находится кто–то, кто начинает вопить, что это превратилось в тенденцию. Но это всего лишь изнасилование: помимо нас, у них есть и другие дела — ограбления банков, убийства, побеги из тюрем, угон машин — да все что угодно! Но стоит нам убить полицейского, и они бросят все дела и начнут охотиться только за нами. И даже если нам удастся ускользнуть, то рано или поздно они разыщут вас хоть в аду и добьются вашей выдачи. Ни одна страна в мире не будет защищать убийцу полицейского; у них ведь тоже есть своя полиция. Я достаточно ясно выразился?
— Если только это правда. Просто не верится, что полиция так отреагирует.
Харви закурил свои «Житан» и глубокомысленно заметил:
— Это образ мысли полицейских. На самом деле они не так уж против того, чтобы кто–то нарушал законы в принципе. Они ничего другого и не ждут. Разумеется, они работают над этими делами, но ровно в шесть расходятся по домам. Они не считают, что наступил конец света, если кто–то решил сделать своей жене пластическую операцию с помощью топора. Даже если ему удалось выкрутиться. — Харви выпустил струю дыма в ветровое стекло. — Полицейские вовсе не против, если ребята вроде нас удирают от них. Они тоже к этому готовы, и им это даже нравится. Тем самым мы подчеркиваем, что боимся их и уважаем. Но убийца полицейского? Он не убегал, Он не выказал ни малейшего уважения, и тем самым он не просто нарушает закон — он пытается его уничтожить. Он разрушает все, что, по их мнению, они защищают — закон, порядок, цивилизацию, — и так считает каждый из них. Это превращается в личное дело каждого. И они поймают этого человека во что бы то ни стало.
— Весьма любопытно, — пробурчал Маганхард.
Машина неслась вперед. Вокруг потянулись широкие зеленые пшеничные поля с большими фермами, с трех сторон окруженными каменной оградой и открывавшимися прямо на дорогу дворами, где копошились гуси, утки и куры. У гусей и уток был оскорбленный и встревоженный вид, словно у герцогинь, попавшихся на мелкой магазинной краже; куры же, судя по всему, решили, что чем дальше от дороги, тем лучше.
В остальном дорога была пустынной. Услышав шум приближающейся машины, люди оборачивались, ожидая увидеть соседа.
— Откуда вы все это знаете? — наконец спросила мисс Джармен. — Вы… я хотела сказать, кто вы такие?
— Я телохранитель, мисс Джармен, — спокойно ответил Харви.
— Но… как вы им стали?
— Точно так же парни спрашивают проституток, как они дошли до жизни такой, — сухо заметил он.
— Наверное, просто повезло, — подсказал я.
Харви улыбнулся.
— Я работал телохранителем в американской службе безопасности. Меня послали в Париж, когда встречались президенты. Мне здесь понравилось, я уволился, остался… и открыл частную практику.
Я заметил, что при этом его лицо осталось совершенно бесстрастным.
— Когда это было?
— Несколько лет назад.
Что ж, возможно, до увольнения он не был алкоголиком, а его болезнь является лишь прямым следствием этой «частной практики».
— А вы, мистер Кейн? — продолжала девушка.
— Я… что–то вроде торгового агента. В основном работаю на английские фирмы, экспортирующие свои товары на континент.
— Я думал, что вы были во французском Сопротивлении! — резко вмешался Маганхард.
— Нет, мистер Маганхард. В отличие от распространенного мнения, во французском Сопротивлении сражались именно французы, а не англичане или американцы. Я служил в Отделе особых операций. Меня сбросили с парашютом, чтобы я помог Сопротивлению организовать снабжение оружием и медикаментами. Только и всего. Воевали французы, а я лишь заряжал для них оружие.