Охота на магов: путь к возмездию (СИ)
— Тебе уж быть гордым! — со смехом выплеснул Амери. — Не идет. Нос задирать могут люди достойные, и то, из-за чувства своей значимости. Оставь свои манеры, а лучше в своем кармане держи. Ишь, какой сладкий мальчишка! Ты хоть галстуки умеешь завязывать?
— Умею, — отозвался Филген, уж не зная, как показать, что разговор должен оборваться.
— Ну вот, не строй из себя ребенка, Филя, — улыбка, готов поклясться, скоро разорвется. — Адресок мой возьмете? И Вы не ответили на вопрос: на сколько оставаться у Царя будете? Я частый гость и буду заходить к Вам. А, впрочем, — засунув руку во внутренний карман темного пиджака, он достал серую карточку, — визитка есть. Пользуйтесь, милая дама.
Он вручил ей картонку, на которой был написан адрес и маленькими буквами внизу: «Амери Хендерсон» с обрывистой подписью. Рассматривая и вовсе не понимая ее предназначение, Розалинда, подняв взгляд, спросила:
— Зачем Вам визитка?
— Для торговых дел. Вам сказать можно. Храню их для заинтересованных лиц.
«Но разве я — заинтересованное лицо? — его слова отпечатались эхом в голове. — Даже не просила, а уже такое-то лицо. Для него лучше никаким не быть. Да и выкину я это… Не думаю, что она мне когда-нибудь понадобится».
— Обманываешь себя. Никто не заинтересован, — сказал Филген, сложа руки на груди.
— Я слышу только ложь. Ирония, не правда ли? Я интересен тебе, и, возможно, когда-нибудь для этой девочки. Но, знаешь ли, — протянул он, задумавшись, — мне не пристрастно твое увлечение в знатных кругах. А ты все клеишься, клеишься… Будто тебе интересны вовсе не связи, а нечто другое. Может быть, я?
Ожидание очередной насмешки вмиг оборвалось. Что же это? Ядовитая, словно кокетливая искра в глазах. Невозможно. Это часть его шутки, хоть он и не распространяется о своих связях. Филген хотел верить в это всем своим существом. Не выстояв такого испытующего взгляда, он потупился, прикусывая щеку изнутри. Выдохнув, Амери фыркнул, понимая, что вещь выходит завлекательная:
— Это и впрямь похоже на то. А помнишь те вечера… Ты так настырно пытался пробраться ко мне, что едва ли не засмущал! Разве можно такой красотой блистать?
— Я хотел достучаться до тебя, чтобы ты отдал долг! — тут же вступился Филген.
— Скоро отдам, — его грубость осадила Филгена. Но вдруг тон его несколько смягчился. — Обсудим все твои пристрастия позже. Что ж, ждите от меня письма, — сказал он Розалинде. «Проклятый Амери. Еще развел здесь ссору, скот,» — думала она, вперяясь в его волосы, сверкающие на солнце. Враждебности в его взгляде, кажется, поубавилось. — Мне нужно идти, завтра или послезавтра ждите меня. Надеюсь, я стану для вас хорошим другом.
Склонившись, и как истинный рыцарь, завел левую руку за спину, держа другой ее пальцы. Глядя на нее, он едва ли коснулся кончиков пальцев губами, и, выпрямившись, осадил ее поклоном. Тут же отдернув руку, Розалинда с возмущенным удивлением уставилась на его довольную лисью морду: «Хорошо, что дальше пальцев не зашел… Хотел показаться галантным». Тыльная сторона ладони была открыта для поцелуев лишь возлюбленным, если незнакомец отважится обесчестить себя перед дамой, то обречет ее на стыд, да отвращение. Не брякнув ни слова, он прошелся вдоль тропы, почтенно остановившись перед Филгеном. И, к сожалению, лицо его не искривилось, и глаза не горели адским пламенем! Недоверие зашевелилось в нем: парнишка чувствовал, что сомнения обуревают Розалинду. Придется признать, и, что ж, признание это — меч в спину! Генри и вправду предупреждал его, и теперь, когда инициатива вновь была перехвачена, в Амери затвердевал грунт собственного уважения. Филген лишь ослабил сопротивление.
— А ты поедешь со мной. Составишь компанию до одной деревушки.
— Нет, поезжай сам. Не хочется ехать в какую-то глушь, не зная причины.
— Снова шутишь! Лучше тебе, Филя, не шутить так. Все ты прекрасно знаешь. И, я скажу, даже больше меня, — снова испытующий взгляд. — Известны тебе и подробности, и я знаю причину, почему ты не хочешь распространяться. К тому же, ты что, попросишь экипаж у Царя? Нехилую денежку отдашь! А со мной прокатишься, как старый, верный друг…
Филген уж было растерялся, вскинув глаза, но затем протестующе фыркнул:
— Я смогу заплатить. Иди уже, — он хотел добавить «и отстань уже от меня», но тогда это преградит путь всем замыслам. Передумав, он сдавленно вздохнул. — Увидимся в Улэртоне.
— Как знать… — бросил тот напоследок и задумчиво двинулся по тропе. Когда уж плащ его совсем скрылся за углом, Розалинда подбежала к Филгену, едва ли не умирая от испуга.
— Он меня пугает… Если он и впрямь отправит письмо, то не отвечу. Даже если уважение свое показал, но, думаю, что это слишком. А ты… — оступившись, она тут же исправилась. — А Вы почему не уезжаете? Его поцелуй… так противен мне. Извините, что все Вам рассказываю, просто все произошедшее — чудо. Ужасное чудо.
— Если Вам неприятно, то нужно отдернуть руку, Розалинда. Он пародировал светские манеры, и у него хорошо получилось. У меня бы никогда не хватило смелости поцеловать чьи-то пальцы, — и не воспринимайте его ложь всерьез. Любовницам Амери редко пишет, и не думаю, что Вам окажет особую честь.
Чуть не воспротивившись воле, Розалинда пожирала его глазами: сомнение растаяло в глубине взгляда, уступая место доверчивости. И так, не проронив ни слова, она выжидала ответа. Робкая гримаса неловкости, немота, проблеск верной искры. Вдруг потупившись, она сложила руки за спину, перекатываясь с носков на пятки.
— В моем доме скучно, и мне не с кем поговорить. Хоть я и страшусь общества, но иногда едва ли не умираешь от скуки. А Вы интересная и с Вами можно поговорить. Ведь так? — выждав секунды молчания и увидев легкий кивок, он продолжил. В уголках рта мимолетно проступила чистая, нетронутая сомнениями радость. — А порой и вовсе, как разговорятся, что тошно становится. Боюсь, если честно, таких людей. К Амери я привык, и все эти подколы не воспринимаю за серьезное.
— Калечите себя, — заключила Розалинда. — Пытаете, убиваете… как угодно. Как больше подойдет. Но давайте не будем об этом. Я тоже Вам рада. Рада и тому, что кроме нас больше никого нет.
Разговор пролетал мимо яблонь, роз, и медленно заворачивал снова к веранде. У порога стояла служанка, склонившаяся над метлой. Удрученное ее лицо вскинулось на них, и со всем почтением, вымолвила:
— Извольте чаю испить.
«Царь не будет доволен моей оплошностью,» — прозвучало у нее в голове. Получив согласие, прислонила метлу к стене и пошла вовнутрь. Пара же села за стол, и прождали они несколько минут, пролетевших мимо, как стремление Розалинды разузнать об Филгене больше. Парня ставило в тупик парадоксальное стремление вытянуть любыми средствами информации о его досуге. Но каждый раз он высказывал желание открыться и делал это без сожаления. Она замечала на лице, как схлестнулось его настроение: счастливое, безмятежное. Вскоре явилась и служанка — избитая горечью женщина с подносом. Не сказав ни слова, она все тупилась, протирая стол какой-то серой тряпкой, а после поставила парящие чашки. Сахар собирался по стенкам, примыкая к самому дну. Печенья, булочки, посыпанные сахарной пудрой, кренделя — все красовалось в свете раннего заката. «Испить чаю» всегда значило в замке Тираф «наесться на славу». Будто попировать, оказать честь Царю.
— Правда, — вдруг поставила она чашку, едва ли успев примкнуть к ее краям, — не думала, что Вы так плохи в арифметике. Пару раз к нам приходила учительница и хвалила меня за способность к числам.
— Это не мое. Серьезно, не люблю такое. И, давайте, если Вам будет угодно, перестанем ограничивать себя такой официальность. Я про обращение, — пояснил Филген, увидев, как брови ее слегка изогнулись. — Конечно, если желаете. Я никогда не настаиваю… Просто, понимаете, так я почувствую, что разговариваю с другом.
— А! Да! — с особой эксцентричностью ответила она. — Я не против.
— Что ж, тогда хорошо. Я благодарен… тебе. Уже солнце садится, скоро нужно ехать. Не поздоровится мне от опоздания.