Охота на магов: путь к возмездию (СИ)

Тело, откинувшееся на стуле, так несчастно возвело брови к небесам; немой, предсмертный крик застыл на бледных губах. На шее вздутые царапины, струйка бурлящей, темной крови скатилась по ладони, разбиваясь о пол. Личико, знакомое до боли, до тех мокрых поцелуев, посинело, словно мрамор; кровь вытекла из бедной Мэри. Это были не взволнованные, притягивающие черты, просящиеся о последнем прикосновении… интимном и сокровенном. Служанка вцепилась в корзинку двумя руками, и тонкая слеза вдруг стекла по щеке, растворяясь на языке мучительными воспоминаниями. «Не хватает еще упасть без чувств… Помощь… Где она, где девочки?» Горькая слюна наполнила рот. Тихонько побежала она к двери и, столкнувшись в коридоре со стражником, махнула рукой. В насупившемся лице и жалость не проглянула. Он стоял твердо, всматриваясь в мертвую Мэри.
— Самоубийство, — заключил, выстаивая взгляд мокрых девичьих глаз. — Ведьма наша Мэри. До добра такие дела не доведут.
— Почему же ведьма? — всхлипнула она, повесившись на его плече. — Почему сразу Вы обвиняете ее? Не знали, что с ней творили? Да откуда же знать Вам! Она не виновата, это не грех. Мэри — не грешная дева.
— А развлекалась, как черт, — выскользнуло из его губ, лопнув в ее душе стеснение.
— Не по своей воле она мучилась! Какое же это развлечение? Лучше остальных позовите и Царя.
Смерть павшей Мэри стала проясняться. Однако, какой же переполох возник, казалось бы, из-за обыкновенной служанки, а как бы не так! Связи ее разрастались во всех кругах, высших и низших. Славная девушка, ставшая символом распутности. О ее похождениях знала вся свита Царицы, и иной раз, проходя мимо, громко хохотали, отдаваясь слухам. Говоры о похотливой Мэри разнеслись из уст экономки — капризной и задорной женщины. Пухлое тело с заливными щеками, морщинки на лбу и вечная улыбка на губах. Хоть и не раз промышляла она во всяких заговорах, посиделках без дела, однако статус и должность проросли с корнями в сердце. Потому все и верили, слушали до боли в животах анекдоты и дивились поверьям. Царские лица запретны для бесед. Тем, кто бросит омерзительное словцо о Царице или Царе, затыкали рты и обсыпали ответными гадостями на чувственную душу. Все былые слухи — о служанках. Экономка призывала всех девок к скромности и преклонению пред правителем. Поговаривали, что тайная увлеченность ее движет такой ненавистью ко всем бесстыжим. Недавно и Мэри утонула в этих едких перешептываниях, беготне, что по случайности наложила на себя роль любовницы Грифана. Хлыст кнута, взмах, и кожа резко проехалась по раскрасневшейся спине. Ад, пережитый Мэри, был полностью повержен. Однажды служанка до того нажаловалась Грифану, напустила стольких слез, что едва ли в госпиталь беднягу не отправили. А госпиталь — чудный и заботливый дом — обозвали лабораторией. Все эти слова пускались на благо экономки. Не нужно ей портить царское мнение о ее содержании всего замка.
На утро уставшая, продрогшая от холода Мэри, всю душу излила родной служанке, но не предугадала, что скукой страдает каждая, и почесать язык новостями любят все. Тотчас все узнали о ее больной влюбленности, и дело дошло до экономки. Грозила кнутом, чуть ли не смертью, и она так испугалась, что покончила с жизнью неспешно, с томительным мучением.
Опросили приближенных, мотивы прояснились из тумана загадок. Бушующая ночь пролетела стремглав, и за обедом Розалинда тоже узнала о происшествии: «Неужели это та служанка, что шла вчера по лестнице в слезах? — промелькнуло воспоминание. — Выглядела она и вправду несчастной. Какие же страсти кишат в замке Тираф…»
На тумбе подле мертвого тела лежала записка:
«И никто больше не скажет, что я попаду в ад за все мои грехи. Ведь он на Земле, и я спокойно покидаю эти муки! Никто меня не вынуждал, никто и не смел разговаривать со мной. Н-И-К-Т-О. Повторяюсь: мое желание.
«.
В конце предсмертной записки была недоконченная подпись: чернила размазались по смятому, старому листку. Вот только, это не все, что откопали в комнатушке. Мэри хорошо знала, что спальни прислуги убирает ее подружка, и оставила чувственное письмо под кучей грязного белья. Теперь уж оно таилось в самом сокровенном секрете, и никто не лез к ней с расспросами. Грубость в ее словах оправдана. Смертница вольна в высказываниях, но не в действиях.
 
О трагедии вскоре все позабыли, настало время обыкновенной рутины. Грустной тоски Ралдиэль не наблюдал на лице Царя — напротив, безразличие растворялось в табачном дыме. Адлера сторонилась, и, кажется, вполне было осознание смерти в своем замке. «Точно привычное дело, — заключила Розалинда, съёжившись на кровати. — И сколько же здесь таких случайных убийств происходит? Неужели никто не боится? Советник выступает и как дворецкий, но за порядком не следит. Интересно…»
Промчался обед. За ним тихо появлялась череда опьяневших гостей — личных покупателей Грифана. Безмятежность и течение дней в замке столь нудное, что она мигом вскочила с кровати: голова стала тяжела, зрачки напряжены. «Если повезет, то на улицу выпустят». Повернув ручку и, выйдя в коридор, Розалинда услышала отрывистый стон, а после резкий удар в стену. Оглядываясь, искала она глазами исток, и подходя к лестнице, заглянула за угол: мужчина в черной форме, с белоснежными перчатками, прижал к стене служанку. Вся раскрасневшаяся, вся в слезах, она бросилась ему на шею, шепча что-то невнятно и всхлипывая. Свет касался ее пухлого лица: мокрые щеки, губы вспухли, волосы расплелись в беспорядке. Дрожь ударила девчонку: она отступила, прячась вдали. Возлюбленные не потерпят такого вмешательства в столь чувственный момент. В жуткой истерике билась девушка, обхваченная его руками. Целовала возлюбленного, как обезумевшая, желавшая насытиться; целовала губы, щеки, шею, и вновь ложила голову на плечо. Лишь поморщившись, но не решаясь идти вперед, Розалинда прильнула к двери своей спальни. «Лучше войти. Иначе, если явятся, то подумают, что я смотрела. Хотя это и так, но… иногда нужно соврать. Не нравится мне смущать людей, кажется, не видевшихся после долгой, муторной разлуки». Взволнованное сердце часто забилось.
Но на лестнице раздался голос. Звали Нелли (служанку) к Царице.
— Нелли, а! Иди сюда, — мелодичный, ласковый голос.
Большие, встревоженные глаза Нелли жадно вгляделись в камердинера. Мужская ладонь коснулась ее плеча:
— Ну, значит, до вечера! Жди меня. Жди верно. Ступай вниз, — хлопок по плечу.
Шепот стих, послышался скорый шаг по ступеням. Дождавшись, когда служанки спустятся и скроются за углом, камердинер, подправив воротничок, со всей важностью постучался в кабинет Царя. Дверь отворилась, и, заглянув, он провозгласил:
— Нужна ли Вам помощь, иль без меня справитесь? — шепелявый голосок. — А Вы, батюшка, — облокотившись боком об порог, спросил, подправив пальцами челку, — скоро ли стричься собираетесь? Иль съездить куда-нибудь? А как уж подбородок у Вас оброс…
— Про тебя не забыл, — сказал Грифан. — Оставь меня, когда надо будет, то и валяй.
— Что же Вы так… резко! — воскликнул он, подобрав нужное слово.
— На радостях ты сегодня, товарищ. Не бойсь, перехватил кого-нибудь. Выпил.
— Я уже, батюшка, давно не пью. Не могли бы Вы больше не упоминать о моей юношеской поре? Все случается… А вы? Вы, наверное, тоже много чего видели и творили.
На носочках Розалинда добралась до лестницы, шагнув на ступень. Но, внезапно, под ступней раздался скрип. Прервав разговор и откашлявшись, камердинер обернулся, переглянувшись с Грифаном.
— Давно не приходилось оказывать даме чести, — подправив галстук, он поклонился. — Гостья, извольте.
— Да. Пришедшая, — Грифан поднялся с кресла, подходя к двери. — Куда собираетесь?
— Прогуляться, — коротко ответила Розалинда, держась за перила.
— Что ж, дальше ворот ходить не советую, а иначе бед на себя навлечете.
Она кивнула, тихо прошептав «спасибо», но до их ушей это слово не долетело. «Даже если бы пришлось просить разрешения, то было этой сущей дикостью! Надеюсь, сегодня смогу прогуляться одна, без всякой прислуги и Царицы. Она приятна, но… Мне жизненно необходимо побыть одной. Хотя бы на немного». Спустившись в холл и уже дернув ручку, весь вид каменной тропы затмила мужская грудь. Отскочив и нервно дыша, Розалинда увидела двоих мужчин. Беда в том, что один из них Амери, а за его спиной… Филген. Не видение ли это? До дрожи в коленках хотелось раствориться, уйти от их непонятливых взглядов, однако все давно утеряно.