Охота на магов: путь к возмездию (СИ)

Женщина все еще упорно смотрела на нее, проговаривая все медленно, вязко тянув слова, и внезапно снова беспредельная злоба блеснула в глазах. Губы ее дрожали, и хотев было что-то лукаво добавить напоследок, Милада лишь отвернулась, неспешно шагая к двери. Диамет обернулась, посмотрев на остальных с волнением: и, да, этого и ожидала она! Леотар уже вся дрожала, толи от холода, толи от бившей ее тревоги. В зале остались только они трое. Анариэль лишь искоса взглянул на Леотар, не одаривая ее особым вниманием.
— Я — дело-то необычное, — нахмурившись, громко вдруг проговорила Афелиса, подойдя к нему. Тот молча поднял на нее глаза. Дикая решимость и суровость выражались во взгляде.
— Проследить бы за ней. Чую, натворит нам проблем она — несчастная мамочка, — сухо и отрывисто прошептал он. Огарки уже давно погасли в искривленных подсвечниках, тускло освещая в этом зале будущую правительницу и воина. Странно сошедшая с возвышения Леотар, сложив руки за груди, окутала себя атласной накидкой и тоскливо прошептала:
— Скучаю по прежним временам. И, кажется, только Вы, Афелиса, способны поднять наш народ с колен. И я уверена, что Вы справитесь с такой большой ответственностью.
— По поводу Милады, — начала она. — Я присмотрю за ней. Если замечу странности, то сообщу и приступлю к делу.
— Какому это делу? — с усмешкой поинтересовался Анариэль. — Свяжешь и убьешь Миладу и ее союзников? Я сомневаюсь, что она одна. Не будем делать поспешных выводов. Время покажет и раскроет лица предателей. И вообще, — вдруг посмотрел он на Леотар, — с каких пор мы подозреваем, что они есть? Обыкновенное опасение. Не накручивайте себе бед, госпожа.
***
Время шло, и постепенно Элид с Илекс стали обживаться. С каждым днем им все меньше и меньше приходилось удивляться обстановке, колдунам — все примелькалось к глазам. Вливались они в череду происшествий, больше не слонялись по коридорам, как потерянные. Любопытные взгляды их уже не останавливались так часто, не следили за людьми со странными гримасами с неприкрытой наглостью. По одиночке совсем не прогуливались: боязно было. Элид расхаживал по залам и пустым комнаткам, как дома, и уже до того привык, что не смущали больше обыденности жизни высших лиц. Никто не голодал — каждому доставалась своя похлебка. Пусть и пересоленный суп, мутная вода, но маги были людьми непривередливыми и небрезгливыми. Кто-то брел по бесконечным коридорам один, кто-то собирался целой гурьбой и вламывался в свою харчевню. Высшие лица давненько не вкушали сладости заморских фруктов, соков и пряностей. Да и позабыли уж о таких роскошах. В этом пристанище осознаешь предназначение кушанья. Все ели, чтоб не умереть раньше времени. Да и стыдились погибать: кто же позаботится о трупах? В комнатушках витал спертый, теплый запах, и в этот сумбур вмешивается гниль. А какое чудо представало перед глазами в иное время! Лохань с чистой, прозрачной водой! Прислуга — заскучавшие добровольцы, едва ли не погибшие колдуны, самолюбие которых растоптано скукой и унынием — приносила ее в каждое помещение: уж как повезло, что соседей нет! Если фортуна улыбнется, то великое счастье для каждого мага искупаться первым, а не прийти на грязную, мыльную воду. Элид с Илекс жили в отдельных спальнях. И только их комнатки можно было назвать спальнями, остальные — застеленные сшитыми одеялами из старых, грязных рубах потные помещения. О мягких подушках лишь мечтали. Свет зажигался в стенах коридора. Обычно, в одной комнате спало человек десять — так еще каких! Окровавленные рубахи и платьица валялись повсюду: провинившихся пытали розгами, а покалеченные их спины тут же пачкали одежду. Порой плач доносится до покоев высших магов; стоны, крики — все сводило с ума чувственных и тревожных людей. Иногда слышится лишь хлест гибких розг, а жертва и звука не издает, точно мертва.
Что же нужно было сотворить, чтобы лечь под прут?
Детки, уж больно капризные и игривые, попадали под горячую руку чаще, чем провинившаяся прислуга. Оно и понятно, ведь дело это — прильнуть к чьим-то грязным ногам — добровольное, да и хорошо поощрялось. Иной раз, проходя мимо одной приоткрытой двери с куском черного хлеба в руке, Элида до того трясло, что казалось он сам получал острые удары, заставляющие кровь бурлить в венах, а разум помутиться. Воровство — не порок. Подземелье это было очагом зарождения безумства и жажды крови. Красть тайком чужую корку заплесневелого хлеба было детской шалостью, и родители маленьких проказников смирились, не придавая всем забавам большой беды.
 
Вот такое житие-бытие, и жаловаться никто не смел.
Однажды, выходя из двери спальни, Илекс тихо, на носочках шагала к покоям Элида. Крики маленького мальчишки били по ушам, стекаясь ноющею болью в висках. Едва ли задыхался ребенок от мольбы прекратить, царапая отросшими ногтями деревянный стул. Точно клеймили малыша раскаленным железом, а как рыдания стихли, так показалось, что язык отрубили. Вскоре послышался мужской, злобный голос, а вслед за ним всхлипывания и насильное принуждение извиняться, чуть ли не кланяясь в пол. «И что же он такого натворил? — промелькнула мысль, отдаваясь холодком по коже. — Неужто украл что-нибудь? Или так сильно напакостил?» Задумавшись, Илекс и не заметила, как прошла мимо нужной закрытой двери. Оглянувшись и услышав, как кто-то быстро шел по коридору, затем и вовсе побежал за углом, она в трепещущем волнении задергала ручку, кулаком стуча в дверь, испугавшись кричать. Взгляд, рассеянно бегающий по двери, словно с диким ревом призывал Элида пустить ее и запереть. Слишком громкий шум. В бессилии Илекс всем телом прижалась к двери: зрачки ее наполнились ужасом, увидев промелькнувшую тень! Лицо ее побледнело до жути. На грудь словно упала тяжелая ноша: тяжело дышать. И вот, эта тень все увеличивалась, спешные шаги стихли, и спокойной, ровной походкой вышел из-за угла мальчишка. Ужас затмил ей глаза: фигура размывалась, тяжелый молот будто ударил в голову, и глазки ее медленно закрылись. Тельце ее скатилось вниз, и на миг почувствовала девчонка, как сильные руки прихватили и удержали ее. Воспоминание не сбилось обмороком из памяти.
Будто сквозь туманную дымку, размытым взглядом разглядела она потолок в грязных, серых пятнах. Быстро хлопая глазами, потерла их кулаками, осматриваясь: пустая, темная комнатка, лишь с одним столом и стулом со сломанной спинкой. Она вдохнула холодный, резкий воздух, и нос вдруг пробило от спертости и духоты, обволакивая приятный чувством. Но едва стали прокручиваться мысли, пугающие и тяжелые шаги, тень, и руки — все под крылом темноты, то подумала она пресерьезно, отмахиваясь от паники. Голову до сих пор кружило, словно в водовороте, засасывая в бездонную яму мясорубок и ножей. Лежала она на не застеленной кровати, вся растрепанная: платье, спущенные перчатки, снятые ботинки. Холод пробрал ее до самого сердца. Испуг достиг не только ее, но и, кажется, заполонил всю комнатку. Прохлада будто колола оголенные руки, Илекс хотела подняться, но внезапно в коленках отозвалась ноющая боль. Что же случилось? Она поморщилась, поежилась и аккуратно уселась на край кровати. Мысли насмешливо сгрызали весь факт действительности, вселяя в голову рогатых чертов
«Кому я была нужна? И что, если меня украли? Глупо, но все может быть, — думала Илекс, неловко просовывая ногу в ботинок. — Нужно бежать. А что… если это Элид? Я ведь к нему шла, и близко была, — озарилась она мыслью, сглотнув. — Да ну. Он бы тогда все наше пристанище поднял своим криком…»
Нагнувшись, со вздохом девочка просунула правую ногу, подтягивая ботинок двумя руками. Пальцы ловко переплетали шнурки, завязывая их в маленький бантик. Прикоснувшись к другой ноге, и уж было скоро обуваясь, услышала она шум в коридоре. Однако, звуки эти не так пугали, ведь кто сунется в чужую комнату? Разве что хозяин… Вдруг ручка вздернулась, и дверь отворилась. Илекс так и застыла, пристально вглядываясь в темный проем. Наступило глубокое молчание, как будто все живое в этих стенах затаило дух. Каждая ее частичка ожидала в неистощимой тоске. И, наконец, проглянула знакомая фигура.