Охота на магов: путь к возмездию (СИ)

— Вот мы и пришли. Прощайте, Филген.
— Мы ведь увидимся еще?
— Я надеюсь.
Уголки губ вздернулись и, отступив шаг назад, она, не в силах отвести взгляд, пристально вглядывалась в это тоскливое лицо. Как она вырвалась из его рук и порхнула навстречу неизвестности? Пройдя несколько шагов, Розалинда вдруг обернулась к нему, очутилась, как ветер, как вспышка, подле него и, прежде как он опомнился, одоленный теплом, она обхватила его шею обеими руками. Горячее, нетерпеливое дыхание его чувствовалось на затылке, сердце бешено стучало, и в одно мгновение, не сказав ни слова, она отступила, развернулась и плавно будто бы полетела по тропинке.
Филген стоял и глядел. Платье ее развивалось по ветру, оголяя бледные голени. Наконец и вовсе исчезла Розалинда из его глаз, оставив лишь воспоминания.
В памяти его она отпечаталась, как сладкий, манящий сон. Ночь эта была бесконечна. Всегда Филген будет помнить тот миг, когда она пылко прильнула к нему, вылечив и тут же покалечив его душу. Долгое время парень не мог сдвинуться с места: тоска держала, и он надеялся, что увидит в темноте ее очертания в последний раз! Какое же прощание! Если бы не эти близости, то и спокойнее было… Она оставила его так спешно, словно и минуты эти ничего не значили. Может, Розалинда и вовсе не дорожила этим вечером. Теперь она в дороге рискованной и опасной. Что же могло сподвигнуть девчонку на такое безрассудство? Филген все еще верил, что пошла она домой.
Наконец-то наступало утро. Он вернулся к себе домой, изнуренный будто бы тяжкой работой. Отец так и не узнал о ночных прогулках, но, если бы то и случилось, то на ругань сил у Генри бы не хватило. За окном было пасмурно, дома — одиноко и темно. Только за завтраком они встретились, и, даже не поздоровавшись, Генри вдруг воспылал одной историей, случившейся накануне.
— А денек-то у нас начинается с сюрпризов, — говорил он, стуча пальцами по столешнице. — От дома Амеанов вести. Да еще какие… Несчастные.
Услышав про Амеанов, Филген насторожился, вникая в его слова.
— Мне это сама Дарья рассказала. А она женщина болтливая, все ей нужно каждому выболтать про трагедию. Пишет письмо мне… А пишет-то о самоубийстве садовника ее. Имени не вспомню. По-моему, Курлхид. Много раз она имя упоминала, но такое… Необычное, однако! Звала она его по делу одних цветов, позвала служанку, а тут бац! — Генри стукнул кулаком по столу, да так, что тот затрясся. — А он то уже и повесился. Вот неожиданности среди белого дня. Дарья вся перепугалась, стала выяснять у служанок, а они сами слова сказать не могут, молчат. Ибо не знают. Я сам был знаком с этим садовником. Вроде улыбался, да и мастер анекдотов был.
— Никаких новостей еще не было? — перебил его Филген, любопытствуя.
— Не было. Может, и смолчала она чего.
— Понятно, — выдохнул он, опираясь щекой о ладонь.
— А ты не в настроении сегодня, — сказал Генри, угрюмо на него посмотрев.
— Наверное, из-за погоды…
— А это вот не всегда оказывается верным.
— Как знать.
Филген поднялся и тут же рванулся к выходу. Двери захлопнулись под провожающим взглядом отца.
Дождь уныло стучал в его стекла: день был прескверный. В комнате так темно, что и в глазах мутилось. Голова Филгена болела и кружилась. Мальчишка лежал в кровати, положив ладонь под затылок, и думал: и об этом уж он узнал. Если Розалинда не вернется, то и планы, должно быть, поменяются. И правда, Дарья, избавляясь от гнева, выплеснула его на письмо, а затем и сама явилась. Неожиданность ее прихода навевала мысль, что ситуация и впрямь серьезна.
  
19. Напасть судьбы
 
Рассеянный, до боли смешной взгляд его пробежал по прибывшим магам, и как бы не хотелось верить, но перед ним гордо стояли знакомые жрецы! Выступив вперед, Милада в глубокой задумчивости не сводила с парнишки глаз, от неприязни сжала губы; ожидаемого удивления в ее чертах лица не последовало. Ничего не переменилось: тот же надменный дух, пускавший по телу его россыпь мурашек. Услышав бегущие шаги по коридору, она резко обернулась, и — какова неожиданность! — служители ее оказались в обществе высших магов! Афелиса отступила шаг назад, отчужденно укрывшись в стороне, за спинами Леотар и Анариэля. Глаза ее горели пламенной ненавистью, хоть и четко понимала она, что роль жертвы могла уложиться на каждого. Тотчас не желалось говорить с Миладой, но общий долг обязан сплотить даже вражеские души. Вторая жрица приветливо улыбалась, точно в темнице их ничего не всполохнулось. Старик не оставался без внимания, только и делал, что пожимал руки, и своим острым взглядом вперился в Миладу, приметив, как язвительно смотрела она на мальчика.
 
— А земля то и вправду круглая, — вдруг сказала она, обратив на себя застывшее внимание. — Вот, как оказывается все устроено. А прошло с тех пор немало времени.
— Это Вы о чем? — спросила Леотар, подходя к ней ближе.
— Случилось такое несчастье, — жалостливым голосом пролепетала женщина, взглянув в ее глаза, — дочь у меня пропала. Пропала бесследно. Вы ее, наверное, не знаете, но такого ангелочка небеса забрали! Я уж было отчаялась и подумала, что все потеряно, но этот юноша, — указала она на Элида, поверженного в шок, — хорошо с ней ладил и должен знать, где моя доченька.
Пусть и звучала она, как бедная мать, у которой отобрали любимого ребенка, но в глазах Элида эти чувства были не больше, чем игра. Такое притворство во всех ее сожалениях, любви и потери ужасает, распаляет поводы засомневаться и ненавидеть за всю ее сущность. Но, когда палец женский указал на него, то и концу злости не было. Оскорбление это не тронуло мальчишку, но добавляло масла в огонь. Милада была настоящим воплощением ничтожного эгоизма, и все частички тела Элида рвали его раскрыть, обвинить, опозорить ее! Азарт разливался по венам, напряжение отозвалось в мышцах. Вот уж если и спросят его о чем-то, то готов поклясться, что не выдержит накала и взвалит на себя всю тяжесть человеческого стыда и непонимания.
— Неужели ваша дочь сбежала без повода?
— Да не одна сбежала. С Элидом и Афелисой. Я и не сомневалась, что она тоже здесь и попросила вашей милости.
— И правда, — внезапно сказала Афелиса, встретившись с ней лицом к лицу. — Вот только будьте осторожны в своих выводах. Я не просила никакую милость и уж тем более не принижалась.
— Тогда как ты попала сюда? — с насмешкой в глазах проговорила женщина. — Никто из жрецов доселе не знал про пристанище высших. Не может так быть, чтобы тебе открылись все карты.
— Вы слишком невежественны, — вступился в разговор Анариэль. — Лучше знать, с кем вы разговариваете и подбирать выражения. Она одна из нас. Пусть и резки мои слова, но справедливы.
Он замолчал, знаменательно смотря на Афелису. Что он этим хотел сказать — непонятно, но на вопрос ее, уже позднее: «Что это значило?», Анариэль с хитрой улыбкой прошептал: «Они не до конца осознали, в какое общество попали. Нужно научить их манерам». Милада остолбенела: в глазах ее отражалось дикое ошеломление, и, вдруг вздрогнув, она стыдливо шагнула назад. Удивленное молчание. Никто не смел сдвинуться, словно мраморные статуи. Элид прочувствовал всю напряжённость, что и шелохнуться боялся. Какие восторженные лица! Милада повидала большущий крах. Вторая жрица неловко взглянула на нее, не подняв взгляда на Афелису. Все жрецы устыдились и, по обычаю, совестно склонили грешные свои головы.
— Как? — вскричала она с величайшим изумлением. — Но позвольте, — бросилась к Анариэлю, — я чту Вас и верю всем Вашим словам. Но это безумие! Уж простите меня, незнающую, не думала я, что предо мной все то время был высший маг! Как можно было догадаться?
Слова из уст ее вылетали отрывисто, между всхлипами, и так искренне, что невольно ощущается вся мука ее глупости. Склонившись перед ним, женщина лишь иногда поднимала свои бессовестные и мокрые глаза, еще и еще раз умоляя простить. Вдруг рука потянулась к его ладони, и уж хотела Милада горестно сжать, но Анариэль резко отдернул руку и ровным, безразличным тоном сказал: