Охота на магов: путь к возмездию (СИ)

***
— Сегодня по усам у тебя не потечет! — воскликнул Амери и с размаху опустил ладонь на плечо Эстера, громкий хлопок сопроводился поддерживающими криками. — Или что у тебя там? — он нагнулся и вгляделся в него, едва ли не соприкоснувшись носами. — Ну, по бакенбардам тогда! И вообще, зачастил ты пить, скоро, вон, поди, по улочкам слоняться будешь и милостыню просить. Тогда, дружище, мы тебя только здесь приютить можем. Конечно, коне-е-ечно, — восторженно протянул Амери, расправляя плечи, взгляд его вперился в сидящего напротив мужчину. — Слово хозяина — закон! Все мы здесь под твою дудку пляшем, мой господин. Метлиан, что, и вправду последняя была?
— Да куда вам! — насмешливое недогование пробралось сквозь разговоры, — Сегодня, чего, опять вас укрыть здесь двоих?
Лицо Метлиана налилось каким-то восторгом от еще одного дня, проведенного в этакой среде: оно было весьма молодо, гладкое, что, кажется, бритва не касалась этих нежных черт. Даже волосы всегда расчесаны и завиты, будто от парикмахера не уходит, придавали ему вовсе не глупый или небрежный вид, а солидность и ощущение чина, как посмотришь на такого человека. Иногда в юношеской физиономии мелькало что-нибудь будто неприятное, что жутко отталкивало. Амери часто приглядывался к нему, наблюдал из-за угла и вынес только из своей слежки, как говорил Эстер, что все в нем ровно, хорошо и красиво. А чувство какой-то неприятной черты лишь было доказательством того, что Хендерсон, прежде всего, выявлял в людях подвох, заставляющий сторониться, уйти, куда глаза глядят, но глядят-то только на него. С этим возможно смириться, но избавиться от внутренней установки — навряд ли. В одежде же его преобладали светлые оттенки, что делало Метлиана белым пятном среди чертей и очень похожим на одного человека, но на какого — Амери долгое время не мог понять. «На Филю похож, — утвердилась однажды мысль, — оба краса парнишки, но слишком разные».
— Укрывай и сам залезай, — Амери улыбнулся и в ту же секунду опустился на стул возле Эстера. — Винишко-то ты давно, брат, не пил? Что, вкус детства вспомнил? А коньячок-то, — поднял он бокал, — домашний. Метлиан сам гонит. Не ожидал, не ожидал. Вы покалечите себя только, глупые.
— И кто это говорит? — спросил Эстер с неким достоинством. — Неужели тот, кто меня спаивал по молоду? Это тебе совестно так врать. Сам-то не отстаешь от нас. Каждый раз бокал подставляешь, как умалишенный. Вон, командир идет. Чего ты разлегся? Хочешь выскочить отсюда на второй день?
Он толкнул Амери в плечо, и тот, мигом опомнившись, зачем-то кивнул командиру. Метлиан похлопал глазами и поднялся: ладони их сомкнулись в рукопожатии. Эстер сразу понял, что он отвлек так командира от этого странного замечания. Не раз Амери подводил их, но выкручивался так, что позавидовать можно было. Облокотившись о стол, он встряхнул головой и отодвинул бокал.
— Эстер, — обратился к нему командир, — получил доклад?
— Доклад? — непонимающе протянул он, вдруг встревожившись. — Какой это? Писем, вроде, не приходило. Приношу извинения. Может быть, кто-то из мальчишек задержал или вы слишком поспешили.
— Сегодня он должен прийти, и я жду от тебя отчета.
Разжав руки, командир взглянул на Амери, сморщился от неприязни, а Метлиан пожал плечами, что, мол, тоже никаких известий не доходило. Что-то громыхнуло позади: сборище информаторов, а под ними — расплывавшаяся вода да осколки стенка. Один из них дернул своего товарища, какой крепко стискивал уцелевшую часть бутылки и что-то нервно зашептал. Зал наполнился напряженным ожиданием. Все в округе, даже служилые мальчишки прильнули друг к другу и обсуждали, что же сейчас будет. На командире лица не было: ни сердитого, ни счастливого — какая-то неопределенность. Удивление поразило всех, когда он безразлично прошел мимо и кивнул кухарке на осколки, та, старушка, принялась подметать да по ногам виновников бить веником. Тройку это дело не особо волновало, лишь Метлиан оборотился на звон и тут же отвернулся. Эстер задумался о письмах: «Нужно его-то позвать, — в голове всплыл образ мальчика, — спросить, что у них там». Слова командира заняли его, и обещало это только одного — неминуемую важность. Впервые он подошел и спросил о докладах и, как Эстеру показалось, был крайне встревожен. Все же один заядлый разгильдяй остался в этой компании: Амери не думал ни о чем и, изредка посапывая, глядел искоса на суматоху, что происходила вокруг, но интереса это не возбуждало.
 
— Ты его… это, — кивком указал Метлиан на Амери, — отведи куда-нибудь. Где вы спали этой ночью? А то, чувствую, командир не шутит. Потом опять этот пьяница жаловаться будет, что узнает все понаслышке и не может оценить ситуацию. Водой холодной, что-ли, умой…
— Где спали? Да здесь и разлеглись на лавочках. Давай лучше ты его. Пойду спрошу, что у них за дела там такие, командир сейчас на милости…
Метлиан согласился: не впервые он уносил своего приятеля отрезвиться. А Эстер же, придержавшись за спинку стула, отодвинул стол и направился к коридору. На пороге его встретил мальчик постарше, лет пятнадцати, опрятный и хорошо одетый — сразу видно, что любимец у кухарок. Широкие плечи, родимое пятно на щеке и засаленные черные волосы — вот, какие особенности приметил Эстер. Видя издалека решительный шаг, мальчик выпрямился и нахмурил густые свои брови.
— Письмо не приходило? — серьезно спросил Эстер.
— Приходило. А вам откуда?
Эстер поначалу не понял вопроса и издал тихое, но критичное: «Что?».
— Откуда писалось, — пояснил мальчик.
— Да черт пойми, откуда они писали, — он пренебрежительно махнул рукой и толкнул его в плечо. — Вперед.
Последнее слово звучала как угроза; он встрепенулся, закивал и быстро ушел с порога, поскорее протесняясь через толпу в какую-то дверь. Но среди шумных смеющихся забияк, Эстер вдруг столкнулся с каким-то задирой со шрамом за всю щеку и остановился. Суровый его взгляд смог пихнуть его в спину и заставить мальчишку вспомнить о том, для чего он здесь. Мальчишка отдалялся, а затем и вовсе исчез. Внимание приближенных привлекло заманчивое действо: мужчина, поддерживающий своего товарища, приободрял его и в нетерпении спрашивал о случившемся. Тот же, схватившись за живот, тянул рубашку, испачканную и измятую, точно в пасти потисканную.
— Это что же, как ты так кровью замочился? — нервно спрашивал мужчина, отдернув его руку от рубашки. — Посмотри, ведь не стыдно тебе. Докладывай! Позорник этакий, небось, напал на кого-нибудь. Люди смотрят на тебя, говори, пока честь твоя, пошатанная, еще стоит.
— Да, испачкался… немного, — проговорил тот в каком-то забвении, затем улыбнулся, будто вспоминая все произошедшее. — Что ты так? Бывает… Ты тоже, вон, не самый чистый. А все из-за такой-то ссоры. А у меня дело было… важное и соблазнительное до жути. Я…я весь в крови!
Вдруг он положил обе руки мужчине на плечи и с каким-то счастьем поглядел на него. Глаза его, чуть раскосые, сверкали утолением давнего желания, только вот темная кровь делала из него не полусумасшедшего, а настоящего психа. Люди сторонились по углам, ведь какая сцена — убийство! Хоть и грешно, но занимательно. Кухарка охнула и быстро слилась с толпой мужчин в обсуждении: «Это он… кого? — шептала она, развязывая повязку на голове. — Это он… где? Надо, что ли, позвать кого, чтоб делом этим занялся…». «Этот театр нуждается лишь в зрителях, — отвечали ей. — Посмотрим, может, сознается». Никто не интересовался, кто же этот человек и по чьему приказу его сюда прислали. Он был худо одет: иной посовестился бы выходить в таких тряпках на глаза. Пусть и привыкшие к разному, но все же способные осмеять.
— Кого… убил? — теперь в голосе его проблескивала тревога. — Признавайся, здесь все… Если не сейчас, то хотя бы под дулом командирским все расскажешь. Сейчас мы тебя вывезем, и будешь все совершенно другим людям рассказывать.
— Кого убил? — непонимающе повторил он вопрос. — А! Ну… гобитилу замочил. Там меня послали за курицей, а я принял гобитилу за нее. Только потом рассмотрел, как тушу разделывал. А чего?