Охота на магов: путь к возмездию (СИ)
— Когда я смогу узнать, Амери? — спросила она настойчивее. — И, я так понимаю, мы только встретились у беседки. Хорошо, что это не оказалось местом, как Вы говорите, свидания.
Само слово это восторга не вызывало. Прежде всего, она поехала на встречу, заинтригованная обещаниями и манящими рассказами, а получила в конце лишь молчание, да дворецкого под боком, подозрительного дядьку. Хоть он всем видом своим и не показывал желания слоняться вокруг них, но беспокойство пробрало Амеан, и предчувствие какой-то внезапной остроты выскользнуло наружу.
— Не переживайте. Вскоре мы останемся наедине. Тогда я Вам все расскажу, все про все. Но не бегите раньше времени, доро… извините, Розалинда, — он неловко улыбнулся, и, остановившись, потянул ее налево. — Осторожно, здесь крутой спуск. Берегите себя, не стоит забываться. А Вы, к слову, пускались в море?
— Нет, еще не пыталась, — она оглянулась на склон и повела плечами: если б и упала, не сломала бы ноги. — Я бы предпочла другие способы покончить… Боюсь я этой глубины.
— Что же вы, Розалинда! — досадливо воскликнул он, заглядывая в ее личико. — Я не об этом. Но, кажется, и узнал многое. Вы еще молоды, и так красивы. За что же? — Амери замолчал, но, вздохнув, продолжил. — Я не понимаю, правда. Никогда не катались на корабле, на лодке? Вот, что я хотел узнать, но спасибо за такую откровенность. Я и не думал, что Вы доверите мне свои тайны… Довольно неприятные.
— На то они и тайны, — как бы не понимая его реакции, ответила она. — А так нет, никогда не плавала. Воды боюсь до ужаса. Надеюсь, Вы не используете этот мой страх против меня, да? Иначе я вынуждена отказаться.
— Так уж и быть, я понимаю ваш страх. И не думайте, что я способен на такое зло.
— А на что же Вы тогда способны? — Розалинда хихикнула, зажмурившись от лучей солнца. Эта фраза несерьезна, объясняет это и тон, и ее короткая ухмылка, но Амери тот еще комедиант: изобразил удивление, и, откашлявшись от сухости в горле, подправил воротник.
— Шутка скверная, — выплюнул он хрипким голосом. — Пусть я и не принц в Ваших глазах, но уж точно не злодей. Печально, что Вы так думаете…
— А как же иначе думать? Разъясните, и, может, я Вам поверю, — Розалинда все говорила с легкой издевкой, которую Амери сразу прочуял, но повел себя по ее правилам: роль жертвы — выигрышная позиция, заодно, он мог узнать о ее способности чувствовать, ярко или блекло. — Вы часто говорите о своем прошлом, а что насчет настоящего?
— Что же о нем рассказать можно? Оно не завершено, и лучше дождаться, когда плавно уйдет в прошлое, чтоб все по делу, и, как говорится, ясно. Конец неизвестен, потому я и не отвечаю на вопросы о будущих намерениях, судьбе, и всем таком сомнительном. Это вполне объяснимо. Или отвечаю незнанием. Тоже проверенная штука, — рассеянно утекла его последняя фраза.
Спустившись со склона, они завернули за холм. Дворецкий и не оглядывался, лишь скрепил руки за спиной и шел, чуть сгорбившись. Слух его явно не подводил. Выходившее солнце бросало на его сухие ладони свет, то вновь пряталось за тучи, резвясь на небосклоне. Дорога, проложенная прибрежным песком, вилась вдоль холмов и пушистых деревьев, покачивающихся, точно в люльке, на ветру, пока, наконец, не привела к высоким воротам. Кирпичный забор уходил далеко, скрываясь за деревьями, деревянные ворота с закруглённой вершиной так и взывали вовнутрь. Домик стоял, будто недавно построенный, и наружность имел приятную: выложенный из коричневого кирпича, усеянный пожелтевшей листвой и опавшими ветвями, с широкими окнами, а шторы — вязанные! Беленькие, точно вылезшие из рук мастерицы, они укрывали нежные лепестки цветов на подоконнике. Запахом теплого кофе, домашнего печенья, старыми книгами — вот, чем веяло из этого чудного домика, словно пряничного убежища. Розалинда вглядывалась в окна, стараясь уловить какой-нибудь силуэт, но безуспешно. Достав ключи из кармана брюк, Хилайн провозился с замком, и, наконец, отворив ворота, со вздохом встал в стороне, пропуская госпожу и хозяина.
Туча навлеклась на пустынный двор, грозная и рычащая. Амери задержался у ворот, и, перекинувшись несколькими словами с дворецким, ступил вперед. Раздался хлопок — ворота захлопнулись. Розалинда оглянулась, как Хилайн вдруг пропал. Внимание на такой скорый уход она не обратила, ведь все, что занимало ее — дом. Кроткий шаг к двери, и еще один. Внезапно ткань платья стянулась, тело отозвалось мурашками на поясе: сильные пальцы искривились, будто бы впиваясь в нее. Она повертела головой, едва ли не взвизгивая истерически, обернулась и, о, какая картина! — на ее подрагивающем плече, словно посапывая, Амери улыбался; сквозь пелену непонимания, одолевающую ее мозг, тихо проговорил:
— Нам вон туда, — лениво кивнул он за угол, и, мотнув головой, вдохнул ее парфюм. — Лаванда. Я ведь не ошибся?
Привалившись на девушку, он вынудил ее шагать туда, ко входной двери. Розалинда дергалась порывисто, вздыхала так жалобно: глотку душили «случайные» прикосновения. Представила она совершенно ясно, что скрывается за столь страстными объятьями. Подкатил мгновенный испуг. Реснички ее хлопали, задерживая слезы, а ноги, подкашиваясь, шли по своей воле. На вопросы отвечать не хотелось, из горла лишь выскальзывали просьбы прекратить и отпустить непременно.
— Чего Вы так кричите, Розалинда? — непонимающе спросил он и прильнул ближе. Мерзкие ожоги, оставленные дыханием, искрились на коже, насытившись ядом. — Вот уж не узнаю Вас. Вот мы и пришли. Посидим в домике, поговорим… Знаете, я давно мечтал с Вами, наедине. Прекрасное мгновение, прекрасное место, не так ли?
Он отпустил ее, и тут же схватил за руку. Мокрые, темные глазки вгляделись в мужчину, утопая в страхе, а тело порывалось бежать. Только куда? Куда она, ослабевшая и потерявшая бдительность, унесется? Вдали от города, разрушенного, покинутого, чувствовалась лишь опасность, вред. Сопротивления быстро утолялись рывками и задабриваниями. Миг пронесся бесследно. И вот она на крыльце, трясется, как кипятком ошпаренная, стоит, на грани истерики, и приступы припадка стекались в кулаки, надежные и крепкие. Давно она поникла в воспоминания: те самые, из приюта. Как ее, истерзанную собственными нестриженными ногтями, волокли на мороз; босые ножки касались белоснежного снега, а дальше — резкий хлопок. Тело пробивало ознобом, пятки горели, будто на иглах, грязная челка лезла на опухшие глазки, и темнота, поглощающая и не сокрушаемая. После ее, выдохшуюся из сил, находили у флигеля; себя она помнила, словно сквозь сон, а ощущения действительные. Боль не выдуманная, настоящая, и покрывала ее в панике, какую контролировать не в силах. Только к четырнадцати годам ближайшее общество заставило ее сдерживаться, неважно как: сквозь слезы, режущую боль, кровь — все равно. Главное, что крик прекратился. Но внутренний визг усиливался и заострялся, и однажды так резанул по сердцу, что кричала девчонка в бешенстве, в дичайшем приступе после большой обиды, или ссоры с подругами.
— Проходите, — снова его заигрывающий голос. В руке сверкали ключи на подвеске. Дверь тихо скрипнула, порог озарился теплым светом. — Нечего на пороге без дела стоять. А Вам, собственно, чаю, может? Неважно выглядите. Это Вы, Розалинда, прекращайте, не сегодня!
— Что вы хотите?.. — звучала она тихо, сбивчиво, давясь поступавшей слюной. — Что это было? И Вы позволяете себе такие мерзости? Теперь я, наконец, увидела, что терпели Ваши девушки! Какую низость! А я-то… я-то думала, что правда, — она всхлипнула, не в силах сдержать слезы, — правда Вы покажете что-то удивительное… а оказалось! Конечно, удивило, но на порог не ступлю! Выпустите меня!
— Распереживались так попусту, — сочувственно мужчина погладил ее по плечу. Розалинда отдернулась, резко вскочив на землю. — Ну, не суетитесь, милая. Это простое объятье, пусть и преисполненное некими чувствами. Навредить я Вам никак не хочу, и не думайте о таком! Глядите на меня, будто на маньяка. А зря!
— Какими это некими чувствами? — вскрикнула она, едва ли не оступившись о бордюр. — Какие чувства? Я Вас не знаю толком! А Вы уже о чувствах каких-то заикаетесь! Перестаньте, сейчас же, не потерплю… Не буду ничего пить. Отвезите меня в замок. Я не хочу!..