Охота на магов: путь к возмездию (СИ)
Карета двинулась. Розалинда обеими руками держалась за сидение, когда спускались они по склону. Камни стучали под колесами, что дрожали и чуть ли не впадали в ямы. Лошади неслись, словно укушенные ядовитым насекомым или чертом. Кучер не щадя размахивал хлестом, ударяя им по ржавшим их головам. Наконец, пролетели мимо одинокие деревья, промчалось и пыльное облако… Впереди прямая дорога в поле, без перекрестков и маленьких развилок. Карета больше не дрожала, и, точно тотчас развалится, медленно скатилась к подножью склона. Амери грязно ругал кучера, упираясь ладонью об потолок.
— Жмоты, настоящие обманщики! Все им на чай оставляй, отработали бы, как надо, на начальную сумму, чтоб потом наглеть! — недовольно скрипел он сквозь зубы. — Сидит, не слышит… Точно мешки везет. Уж я ему дам на чай… Жалобу напишу! Пречудесно! Да разве дозволено им? Они даже тех, должных денег, не достойны.
Розалинда промолчала, облегченно вздыхая. Поняла она, что гнев Амери неистовый, и обидиться из-за шутки какой, из-за проказа, он не мог: если и злится, то причина на лицо. Все выскажет и не постесняется нисколько, даже перед благородным лицом. А получить такой сильной отдачи не желалось. Амери, несмотря на ее молчание, продолжал осыпать кучера бранью, и если бы он был рядом, должно быть, затеялась драка. Кулаки его так и чесались отбить последствия наглого кучера на его лице.
— Нельзя так! А кто бы по-другому поступил? — задал он вопрос в пустоту. — Я все верно делаю… Нечего такому низкодушному скоту разводиться. А Вы чего молчите, милая? Вас все устраивает, да?
— Нет… Совсем нет, — сглотнув, сказала Розалинда. — Мне тоже не понравилось.
— Не понравилось! Чего Вы так скупы на выражения, а? Это и губит. Точно говорю. Ладно, он свое получил. По щам еще отплатит, я же говорил, что жалобу его хозяину откатаю. Мое слово крепкое. Исполню. А что Вы говорили на счет свидания?.. — перевел он на нее взгляд. — То все спланировано. Виды прекрасные, да и выпивка отменная. У меня там, неподалеку, на жизнь зарабатывает. Вот и с компанией познакомитесь! Только меня не забывайте, между прочим, а то знаю… Как заведешь Вас, так и концы с концами.
— А кого Вы ещё приводили в свою компанию?
— Кто попадется. Я тогда одинок был, сколько мне было?.. Ну, двадцать второй год мне миновал. Я только вышел в свет, так сказать, и славно получилось! Скажу я Вам, дорогая, что изгоем я не прославился. А для этого тоже не хило нужно наработать. Меня брат тогда вывел, да умер. Не нужно, — тут же сказал он, видя ее намерение пособолезновать. — Зачем прошлое вспоминать? И обращались ко мне, как к тесту. Да, без шуток — тесто! Били, пока не слепили нужную фигурку. Приводил всяких девушек, и сам не понимал порой, где познакомились.
— Выпивали? — спросила она, догадываясь.
— Конечно, еще хлеще, чем сейчас. Я тогда с бутылкой крепкого вина был одним целым. Смешно звучит, да? — он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся. — И черт лиц не помню, не говоря уже об именах. Но одно точно — глаз у меня был навострён на красавиц.
— И от чего Вы так выпивали? Что-то случалось серьезное, иль для удовольствия?
— Когда был повод, почему бы не по бокалу? Я любитель поискать повод, хоть самый мелкий. Созывал своих приятелей, да и скидывались. Все лучше, чем одному тратиться. Это и хорошо, а главное — выгодно. Если найти людей, которые больше по еде, а не по выпивке. Это я тоже умею, — он почесал затылок и закрыл глаза. — А Вы, видимо, не пьете, да? Ну, Розалинда, в Вашем-то возрасте это грех. Оттого я с пятнадцати лет нахлопотал на свою голову… Это запутанная история. Как-нибудь потом успею наболтаться. А Вы, милая, скучаете? Все-то я о спиртном говорю, не надоел, надеюсь? Заладил… — он цокнул, и снова взглянул на девушку. — Ну все, обещал: Вам наше свидание понравится.
— Нет, я не пью. Мне это противно, — Розалинда примкнула к окну. — Один раз Царь дал попробовать мне шампанское. Не понравилось. Я и до этого случая пробовала: все горько и приторно. Однажды Дарья напоила меня, что голова кружилась и болела ужасно… Не мое это.
— Все-то Вам не нравится, милая дама! Как же Ваш вкус привередлив, — Амери усмехнулся. — Я Вам не советник, и никогда им никому быть не намеревался. Было у меня, так послали за тридевять земель! Могу только быть лучшим в том, чтобы потерять лучшие годы, юношеские, пропить все. Как я еще не поседел? А мне и не видно! Я и пугался сильно, наверное, причина… А Вы с непривычки, Розалинда. Что Вы так от меня резко отпрянули? Иль боитесь?
— Не боюсь. Я хочу поскорее узнать, что Вы приготовили.
— Прекрасную вещь, однако! Хотите пуститься в море на лодке? Поднимемся по оврагу, пересечем мост, и там, на опушке, беседка. Но, думаете, я стану Вас в глушь везти? Еще чего не хватало. Вы тогда совсем меня забоитесь, за спиной Фили прикрываться будете. Не по Вашей воле. Он, конечно, решит, как бывает…
— Он ничего не решал за меня, Амери. Давайте не будем о нем, — она очень хотела переменить тему, ибо сомневалась в правоте его слов. «Известно, что может приукрасить, чтоб посмеяться. Это ужасно! Теперь что, заставит меня переживать. По глазам видно, как он думает о хорошей лжи, в которую я могла бы поверить…»
— Не переживайте, Розалинда, — произнес мужчина, выпрямляясь. — Ничего плохого я не скажу, он мне и сам нравится. Хорошенький папенький сапожок без пары… Найдется, конечно, найдется. Скажу даже, что таких смазливых лиц очень любят женщины из светского общества. А оказываются они, эти женщины, бойкими и сильными, что готовы приласкать таких котят. Какой контраст! И никаких рыцарей не надо. Все в прошлом осталось, и, кажется, в то время их величие доходило лишь до двери выхода из бани. Ну, это уже, подробности, о которых я не знаю. Да и не хотелось бы мне такого удовольствия… Но Филя не такой уж. Он непонятный: и не рыцарь, и не слабый. Нечто среднее.
Какое-то время удалось ехать в тишине. Все потому, что Розалинда смутилась, когда речь его зашла о светских женщинах, и совсем отвернулась к окну. За ним тянулась степь. Где-то среди этой пустой, холодной земли ложилась граница. И как же ее определяли? Хотелось поскорее вылезти и пройтись, обдаваясь прохладой и свежестью. Наконец-то поняв всю неловкость своих слов, Амери тоже замолчал и всю дорогу поглядывал на девушку, точно любовался, и ничуть не стеснялся. На горизонте показались крыши домов. Все же, Улэртон был не так уж убог, ведь вещали в газетах, что все несчастье повалило и разломало. Значит, правдивым слух оказался: приукрасить событие — залог хорошего управления.
Шаткие дома огораживали город, стоявший, будто не один век. Больше на поле не было никакой живности, жующей сочную траву за обе щеки: все попрятались в загонах. Одиноко покачивались деревья, обнаженные холодной порой; пышность кустов взлетела и унеслась северным ветром. Вся природа ударилась в сепию: в теплый, мгновенный промежуток, стоящий за морозными деньками. Ранние предрассудки об Улэртоне стерлись до дыр, сквозь которые просвечивается сознание того, что городок весьма небольшой, а точнее — ничтожно мал. Живя здесь не один год, Розалинда думала, что когда-то может пройтись еще по улочкам — настоящей паутинке с тысячей развилок и высокими заборами, но разруха свое дело сделала, перевернув полностью понимание этих границ. Лучи солнца, внезапно выглянув из-за тучи, вновь спрятались под хмурое облако, и все потускнело в глазах. Или может, Амеан ясно представляла перспективы будущего Улэртона так неприветливо и грустно, и увидела этот клочек земли таким ровно через десять, а то и двадцать лет, и все огоньки в окнах погаснут. Настанет вечное одиночество, без каких-либо вероятностей на изменения. Грудь Розалинды медленно вздымалась и резко опускалась: порывистые вздохи разносились по карете. Амери смотрел на спутницу, четко понимая, почему она так погрустнела. Но нужно дать момент, нужно не вмешиваться и наблюдать, как загадочная натура раскрывается, нарочно бросая ключи в самую глубь сердца.