ЮнМи. Сны о чём-то лучшем 2 (СИ)
— Вот такая вот я вся из себя загадочная, — выдал я одну из своих любимых фразочек. — Но в России ещё не была, честное слово. Мы с ЁнЭ туда в следующем году собираемся съездить. Правда, ЁнЭ-сии?
— Пиравда, — согласилась ЁнЭ. По-моему, она уже тоже слегка опьянела, глазки подозрительно блестят. От варенья, что ли? Или ей кто-то тайком от меня умудрился вина подлить. — Мы соп-пирамыся в Россиё. Нэньён. (В следующем году).
— Вот. ЁнЭ врать не будет. А песни… Что песни. Песни — это очень просто. Открою вам, дамы, великую тайну мироздания: в мире есть такое диво — интернет называется. Там не то что русские песни найти можно, там даже есть брачные игры австралийских утконосов. Правда-правда. Сама видела.
— Ох, ну и язва же ты, Юнка, — захохотала Вероника. — Ещё и Пушкина приплела. Понимаю теперь, почему тебя твой начальник из агентства выгонял.
— Ага, он тоже меня язвой называет, когда рассердится.
— Ну давай тогда следующую.
Старый клён, старый клён,
Старый клён стучит в стекло,
Приглашая нас с тобою на прогулку.
И опять женщины довольно заулыбались и с готовностью подхватили:
Отчего, отчего,
Отчего мне так светло?
Оттого, что ты прошла по переулку.
Кто хотел — выпил, кому не налили — просто облизнулся, ЁнЭ подтянула к себе очередную розетку с вареньем.
— А ещё сможешь? — уставилась на меня Вероника.
— Легко.
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идет.
На нем защитна гимнастерка,
Она с ума меня сведет.
Эту песню уже со второй строчки подхватили даже те женщины, которые до этого просто слушали:
На нем погоны золотые
И яркий орден на груди,
Зачем, зачем я повстречала
Его на жизненном пути!
— Ещё давай!
Ишь, как разохотились, не часто, видимо, они здесь так вот запросто песни за столом поют. Не деревня всё же — важное государственное учреждение. А я что — я могу:
Каким ты был, таким остался,
Орел степной, казак лихой!..
Зачем, зачем ты снова повстречался,
Зачем нарушил мой покой?
Забавно, наверное, смотрелась со стороны молодая кореянка голосящая про орла степного, казака лихого. Но на это уже никто не обращал внимания. Женщины сидели обнявшись, лица отрешённые, просветлённые даже, и не скажешь, что жёны дипломатов, что у каждой по меньшей мере универ за плечами. Поют о доле своей женской непростой, страдают, расчувствовались. И показалось вдруг мне, что я опять сижу за общим столом в старом доме на окраине Звенигорода, и рядом со мной поют эти же самые песни бабушка, мама, дядя Саша, тётка Вера и её муж, тихий пьяница дядя Коля, который присоединялся к общему хору только после третьей рюмки.
Но ты взглянуть не догадался,
Умчался вдаль, казак лихой…
Каким ты был, таким остался,
А ты и дорог мне такой.
* * *
Сколько же русских песен Юна откуда-то знает, думала ЁнЭ, глядя на увлечённо поющую подругу. И женщины ей красиво подпевают, и так хорошо у них получается, даже и без музыкального сопровождения. Только вот сразу видно, что сами они не все слова помнят, иногда путаются, а последние куплеты вообще одна Юна поёт. Память у неё после той амнезии хорошая стала, и на языки места хватает и на песни. А мелодии-то какие красивые, светлые и слегка печальные. Вот бы все эти песни на корейский язык перевести и записать целый диск. Надо будет Юне подсказать…
Мужчины же, те, что остались за столом, сидели и тихо млели, глядя на своих жён, открывшихся вдруг с совершенно незнакомой стороны. И не знала ЁнЭ, что они тоже задавались вопросом: почему для того, чтобы сделать вот такое, понадобилась корейская девчонка? Почему мы сами на такое оказались неспособны? А Александр Сергеевич наконец окончательно уяснил для себя причину, по которой Юна вмешалась в судьбу Весницкого, причину, по которой не смогла отмахнуться и пройти мимо. Человек знающий и всем сердцем поющий такие песни, по определению не способен на душевную чёрствость. Будь он хоть кореец, хоть бурят, хоть белорус.
А Юна со слегка опьяневшей Вероникой выводила напевно и жалостливо:
Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Головой склоняясь
До самого тына?
* * *
— Ой, бабоньки, хорошо-то как! — сказала Ольга Николаевна. И все женщины в ответ заулыбались. Видимо, цитата какая-то из фильма прозвучала, только я не понял, из какого. А Вероника заметила мою заминку и говорит:
— Ага, Юнка, вот и видно сразу, что песни наши поёшь, а всё одно ненашенская. Не всё, видать, в тырнетах твоих найти можно. Это мы тут на днях фильм один старый пересматривали. Вот и нахватались словечек. "Свадьба в Малиновке" называется. У вас в Корее такие фильмы снимать не умеют. Да и у нас уже разучились.
Ну а я за словом в карман не полез и тут же пропел:
Где же ты, Маруся,
С кем теперь гуляешь?
Одного целуешь,
А меня кусаешь.
А потом приобнял её и говорю:
— Эх, Вероника, и чего это я в тебя такая влюблённая?
Бедная секретарша аж глаза выпучила. А я посмотрел на обалделые физиономии присутствующих и, подражая одесскому говорку Попандопуло, безжалостно добил:
— Чует моё сердце, бабоньки, шо мы накануне грандиозного шухера.
Александр Сергеевич хохотал так, что едва из-за стола не выпал.
* * *
Уже и мужчины почти все разошлись — служба, дела, заботы; уже и детей увели, и на еду уже даже смотреть не хочется, скоро и нам уезжать, но пока сидим, не торопимся. Песни поём.
Вспомнили с подачи Ольги Александровны "Нет любви хорошей у меня", а потом и обязательную в таком застолье "Виновата ли я". Тоже из активно нелюбимого в детстве. Боже, как мне не нравилось, когда женщины, чуть ли не пуская слезу, голосили хором эти, как мне представлялось, дурацкие слова! А сейчас спел — и ни малейшего отторжения. Только последние куплеты опять в одиночестве допевал.
Получился в общем у меня такой своеобразный концерт по заявкам. Сам не ожидал от себя ничего похожего. И главное — я же эти песни сто лет не вспоминал, а тут как прорвало. Обстановка, видимо, сыграла роль, то, что вокруг все свои, русские.
Когда же подошло время закругляться, дело-то уже было к вечеру, мы очень душевно и трогательно на три голоса выдали "Одинокую гармонь":
Снова замерло всё до рассвета,