Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ)
– Нет, абрека мы не нашли. Пришлось пристрелить его раненую лошадь. Вдвоем облазили все вокруг, но, к сожалению, безуспешно. Тела нигде нет, только вот шашку подобрали, в камышах застряла. Скорее всего, он кормит раков на дне лимана.
Жандарм подошел к даме, вытащил у нее изо рта кляп, снял наручники, с тем чтобы защелкнуть их уже спереди. Почувствовав, что она свободна, Полина повернулась, обхватила офицера обеими руками и со всей силы вцепилась мертвой хваткой в шею, пытаясь перекусить артерию. Стоящий рядом Васильчиков растерялся и ударить женщину не смог. А Каширин носился вокруг, что-то кричал и размахивал пистолетом, не зная, что делать. Защищаясь, ротмистр резко надавил фалангами больших пальцев на глазные яблоки нападавшей. Дама вскрикнула и ослабла. Фаворский вновь замкнул на руках пленницы оковы. На шее офицера багровым волдырем вздулось место укуса.
Воспользовавшись всеобщим замешательством, студент, с заведенными за спину руками, бросился в сторону камышей, надеясь, видимо, на чудо. Поручик в три прыжка настиг беглеца и, повалив на землю, сильно ударил его под дых. Евсеев от внезапной боли перегнулся пополам и, закатив глаза, упал на колени.
Вдалеке появился казачий патруль. Трое всадников, съехав с дороги, с выставленными вперед пиками, во весь опор неслись к экипажу. Завидев офицера с серебряным аксельбантом на правом плече и в фуражке с синим околышем – отличительным признаком формы жандармов, они подняли пики вверх и сбавили ход. Старший разъезда подъехал вплотную и, осадив вороного, представился:
– Младший урядник Аксаков. Мы услышали выстрелы… Не нужна ли помощь, господин жандармский ротмистр? – Казак залихватски крутанул смоляной ус, ожидая ответа.
– Вы очень кстати. Скоро стемнеет, опасный государственный преступник мог скрыться в камышах. Вы еще успеете их прочесать. А нам пора в обратный путь. Если обнаружите его – живого или мертвого – известите уездного исправника.
Разъезд спешился. Казаки привязали к дереву лошадей. Не обращая внимания на пленницу, мужчины разделись и в одном исподнем, с короткими кавалерийскими винтовками наперевес, разобравшись в цепь, пустились на поиски злоумышленника.
Карета с задержанными преступниками и раненым Кашириным внутри с трудом выбиралась на почтовый тракт. Полина и Михаил уныло молчали, так и не проронив за весь путь ни единого слова. Полицейский, избавившись наконец от ненавистного панциря, клевал носом, то и дело пытаясь прильнуть к плечу дамы. Уставшие за длинный переход лошади сонно плелись по пыльной дороге. На месте возницы сидели двое – Васильчиков и Фаворский. Офицеры тихо переговаривались и дымили папиросами. К утру они въехали в еще спящую столицу губернии.
II
Рамазан открыл глаза. Невыносимая, жгучая боль пронзила израненное тело. Он попытался встать и не смог. Спина тянула назад, будто к ней привязали огромный валун. Лошадь упала прямо на него, и позвоночник не выдержал. Он лежал на небольшом островке, заросшем осокой и мелким кустарником. Дважды мимо проходили казаки, и каждый раз он замирал, чтобы враги не смогли даже почувствовать его дыхание. Ему удавалось только ползти. «Но что ж, это не так уж мало. Главное, выбраться в горы. А там чабаны вылечат и за пару месяцев снова поднимут на ноги», – подбадривал себя Тавлоев. Скоро стало ясно, что вокруг вода и самостоятельно выйти ему вряд ли удастся.
А небо было все усыпано звездами, и веселый круглолицый месяц качался на камышинках, отражаясь в темной воде уснувшего озера. «Да, но как же тогда я здесь оказался? А может, есть коса, отмель или гребень, по которому я смогу вылезти?» Боль его одолела, и Рваный провалился в пустоту. Очнувшись, он опять ухватился за спасительную мысль об отмели как о последней надежде остаться в этом мире, наполненном не только страданиями, но и наслаждениями.
Отломав торчащую из куста ветку, Рамазан стал ощупывать дно. Бесконечное количество раз он срывался в бездну от пронзающих спину миллионов острых стальных иголок и потом снова приходил в себя, продолжая шарить палкой по дну. Наконец ему повезло – он действительно нащупал косу и, обрадованный, почти на одних руках по горло в воде упорно перетаскивал безжизненное туловище все ближе к берегу.
А месяц все смеялся над ним, таращился и строил гримасы, будто предчувствуя близкий конец раненого человека. «Сейчас я пощекочу твою довольную круглую рожу!» – Тавлоев машинально потянулся к тому месту, где обычно болталась деревянная кобура маузера, но там ее не оказалось. От собственной глупости он громко расхохотался и в тот же момент почувствовал под ладонями твердую землю! Слава Аллаху! Он выбрался на сушу!
…В упор на него смотрело пять пар светящихся точек. Волки терпеливо ждали добычу. Медленно, чувствуя беспомощность жертвы, хищники окружали его со всех сторон, не считая нужным даже рычать или скалиться. Он видел их морды и капающие из пасти голодные слюни. И в первый раз за много лет горец залился слезами. Он плакал так горько, как плачет несправедливо наказанный ребенок или обманутая женщина.
Вожак, казалось, только и ждал проявления слабости человека и, ощутив свое превосходство над ним, вонзил клыки в кровоточащую лопатку ослабевшего существа, увлекая за собой остальных. Стая рвала тело грешника на части…
Всю ночь запоздалые путники слышали жуткие, душераздирающие крики, эхом разносившиеся по бескрайним степным просторам. Со страху ямщики сильнее погоняли лошадей, стремясь поскорее миновать гиблое место, откуда доносился нечеловеческий вопль.
Днем обглоданный труп доклевали во́роны.
36
Роковой выбор
Петр Никанорович Савелов человеком был скромным, внешне не приметным, если не считать длинный и слегка заостренный нос да рыжую плешь, прочно поселившуюся в центре большой головы не совсем правильной формы. В свои тридцать пять он так и не отважился завести семью. По правде говоря, он был так же застенчив по отношению к прекрасному полу, как и любой гимназист-подросток, только его робость выражалась не в потупленно-стыдливом взгляде, а в подчеркнуто официальном тоне и холодной манере общения. Словом, с женщинами в его жизни как-то не заладилось. Но сказать, что Петр Никанорович был безнадежно неисправимым холостяком, тоже было нельзя.
Савелов работал провизором в «Красной аптеке», прозванной так горожанами за выкрашенный в гранатовый цвет фасад. Выдавая лекарства или выписывая сигнатуру, он исподтишка наблюдал за каждой молодой и привлекательной посетительницей и часто спрашивал себя: «А что, если эта дама была бы моей женой?» А дальше он фантазировал о том, скольких бы она ему нарожала детишек и каким уютным был бы у них дом. Но побороть стеснительность и перешагнуть черту, отделяющую глухого затворника от общительного и приветливого человека, ему так и не удавалось, и поэтому он все больше закрывался в своей ракушке-работе, превратившись в ханжу. Но витая в воздушных эмпиреях, он иногда мысленно позволял себе вытворять такое!
Вот так и текла бы тихая река размеренного бытия малозаметного аптекаря, если бы вдруг судьба не дала ему шанс – редкую возможность изменить сложившийся уклад и зажить наконец благополучной жизнью счастливого семьянина. Ведь до этого случая его мечты становились явью только ночью и бесследно исчезали уже под утро вместе со сладкими и разрозненными слепками недавнего сна.
Понедельник начинался как обычно: надлежало проверить невостребованные покупателями лекарства, навести порядок в отчетных книгах по продаже ядовитых веществ и уточнить список новых закупок. Обычная еженедельная рутина.
Открыв шкафчик, он доставал по одному маленькие бутылочки, флаконы и пузырьки, срывал с них корешки с указанием аптеки и фамилии клиента, разбивал залитую сургучом пробку и выливал содержимое в большой таз, чтобы потом выплеснуть во двор. Этот прозрачный флакон был пятым. Еще в руке он почувствовал его необычную тяжесть, и в воду стали плюхаться один за другим крупные и не очень… брильянты, а два из них были немногим меньше вишневой косточки. Пузырек был набит ими до верху. В страхе, что к нему может войти хозяин аптеки, Савелов закрыл дверь кладовой на ключ и, боясь потерять хоть один камень, расстелил в большой миске марлю и перелил в нее содержимое. Брильянты остались на поверхности материи. Аккуратно выбрав пинцетом каждый камешек, он переложил их в суконный мешочек и, завязав, спрятал во внутренний карман сюртука. Сердце выпущенной из рук голубкой вылетало из груди и билось все учащеннее, отдаваясь в ушах спазматическими толчками. Но ржавая заноза беспокойства уже прочно застряла в нем.