Сергей Павлович Королев

«Баллистики очень боялись, что ракета отклонится от заданной траектории, — рассказывал лауреат Государственной премии профессор Р. Ф. Аппазов. — Такое случалось… Чтобы своевременно подорвать ракету, создали специальную систему с наземным пунктом ПАПР (пункт аварийного подрыва ракеты). Он находился в нескольких километрах от старта, строго по створу, то есть в плоскости движения ракеты. Там был установлен кинотеодолит. Надо было отслеживать полет и при опасных отклонениях вправо или влево нажать кнопку… Измерительное средство несовершенно, смотришь, а в уме держишь контрольные цифры и считаешь. На ПАПР стоял телефон, который был соединен с бункером. В случае чего надо было передать закодированное слово «Айвенго», Воскресенский по этому сигналу должен был нажать кнопку. А мы — в дежурный газик и удирать. В тот день все обошлось…»
В бункере по-прежнему было тихо. Только по внутренней связи приглушенно звучали данные телеметрии.
Королев сидел неподвижно. «Айвенго» молчит, значит… Он прикрыл ладонями глаза и считал про себя, просто так, чтобы отвлечься. Зуммер телефонного аппарата заставил вздрогнуть. Королев схватил трубку и прижал к уху.
— Наблюдаем «Байкал», — прохрипел далекий голос. — Повторяю: наблюдаем «Байкал».
Это тоже был условный шифр. Он означал, что ракета достигла полигона и взрыв произошел над заданной точкой.
Королев не сразу решился отнять ладони от лица. Даже издали, в тусклом свете полуосвещенного бункера, Павлов и Пилюгин могли видеть, что его бьет дрожь. Обморочная слабость нахлынула на него, и он в который уже раз за эти предпусковые дни ощутил, какими страшными последствиями, могли обернуться испытания ракеты с ядерным зарядом. Он все еще сидел неподвижно, когда прозвучал громкий, полный торжества голос:
— Сергей Павлович, все нормально!
Королев не ответил, опустил руки. Обвел тяжелым взглядом стоящих рядом:
— Жарко здесь, откройте двери… Кажется, все получилось…
Небо было холодным и прозрачным. Снег искрился и слепил глаза, громко хрустел под ногами, как будто сердился на людей. Несмотря на мороз, обжигающий лицо, в этот ранний час на далеком приволжском полигоне царило оживление. Так бывает всегда после успешного пуска. На этот раз произошло нечто большее. Правда, знали о нем немногие.
В ноябре 1957-го, на военном параде в честь очередной годовщины Октября, по Красной площади проследовали несколько ракет удлиненной формы с остроконечными головными обтекателями.
Присутствовавшие на параде военные атташе в тот вечер передали шифровки: «У русских новые ракеты».
Это везли секретные Р-5М, принятые на вооружение.
Да, так это было…
  
КАК РОЖАЛСЯ КОСМОДРОМ
 
Критерии выбора. — Литерный следует в Тюратам. — И снова — с нуля. — Стартовый комплекс. — Где находится Байконур
Полигон Капустин Яр для отработки баллистических ракет дальнего действия не годился. Расстояние между стартом и местом падения головной части ракеты должно быть не менее семи — восьми тысяч километров. А сама трасса полета должна проходить так, чтобы не «задеть» большие населенные пункты, промышленные центры и в случае аварийного выключения двигателей не принести больших бед.
Для выбора места дислокации нового полигона была образована Государственная комиссия под председательством генерала В. И. Вознюка, возглавлявшего Капустин Яр. После прикидок, поездок на места было предложено три варианта. Первый — район Перми. Запуски предполагалось производить в восточном направлении через Чукотку. Второй — район Дагестана. И третий — полупустыня Казахстана неподалеку от станции Тюратам, на берегу Сырдарьи.
Первые два варианта отпали сразу. Трасса через Чукотку была недостаточной по дальности: 6000 километров. В Дагестане не было благоприятных условий для размещения пунктов радиоуправления, на чем настаивал М. С. Рязанский. Не выдержал строгих обсуждений и появившийся позже вариант Мордовии. После долгих споров, рекогносцировочных полетов по трассе и выездов на место остановились на Казахстане.
 
…Начальник станции Тюратам Анатолий Лебедев держал в руках странную телеграмму и никак не мог понять, кто ее подписал. Текст гласил: «12 января проследует литерный, два последних вагона отцепить, поставить в тупик». Поезда останавливаются на маленькой станции всего на две минуты, маневровых паровозов здесь отродясь не было. Как отцепить, чем толкать?
Литерный прибыл точно по расписанию. Гудок паровоза предупредил об остановке. Заскрежетали тормоза, и тяжелый состав замер. Две теплушки отцепили в считанные секунды — помогли молодые ребята, мигом выскочившие из вагонов. Они же, поднапрягшись, столкнули их в тупичок. Руководил ими Игорь Николаевич Денежкин, инженер-строитель. Так он представился начальнику станции.
— А что строить-то будете? — не удержался от вопроса Лебедев.
— Как что? — рассмеялся Денежкин. — Стадион!
— Стадион? — скривил губы станционный начальник и почесал затылок. — Кто играть-то будет? У нас всего мазанок пять или шесть… Ну, может, десять. Смотрите сами.
Во все стороны тянулась холодная заснеженная степь без конца и без края, без дымка, без жилья.
— Надо бы нам где-то разместиться на первых порах, — сказал Денежкин. — И телеграмму отправить в Москву.
— Телеграммку можно, — развел руками железнодорожник, — а вот с жильем помочь не смогу…
Телеграмма ушла на имя начальника специального строительного управления генерала Шубникова: «Прибыли на место назначения, приступили к работе». Отправив ее, Денежкин распорядился:
— Ребята, печки пора топить, иначе замерзнем ночью…
Это была зима 1955 года. Группе Денежкина предстояло провести рекогносцировку местности и подготовить все для встречи и размещения основного контингента строителей, а также техники и материалов…
Начинали с нуля, а создать и построить предстояло нечто грандиозное. Ведь ракетный полигон и космодром — это целый комплекс различных сооружений: десятки производственных корпусов, сотни больших и малых служебных помещений, бытовых зданий. Необходимо соединить все эти объекты в соответствии с технологией подготовки и пуска ракетно-космических систем рациональной системой связи, энергопитания, водоснабжения, теплофикации… А еще — кислородный завод, насосные станции сотни километров железных и шоссейных дорог, хранилища, измерительные комплексы. И все это — лишь первая очередь. Дальше — больше. У космодрома и размах космический.
В служебной документации «объект» значился как Полигон № 5 Министерства обороны. Постановлением Совета Министров № 292–181 с грифом «Совершенно секретно» определялась штатная численность личного состава (не считая строителей): 586 военнослужащих и 325 гражданских лиц. Начальником полигона назначался генерал-лейтенант Алексей Иванович Нестеренко, фронтовик, занимавший командные должности в соединениях «гвардейских минометов» — так называемых «катюш».
Руководил стройкой Г. М. Шубников, замом у него был И. М. Гурович, парторгом К. П. Баландин. А еще — инженеры В. А. Сахаров, А. А. Ниточкин, Г. Д. Дуров, А. А. Ткаленко, М. И. Халабуденко, М. Г. Григоренко…
Королев внимательно следил за строительством, помогал в решении трудных задач и конечно же торопил. Он представлял размах и объем работ и боялся, что к началу летных испытаний строители могут не успеть. Доклады о ходе строительства он читал внимательнейшим образом и даже начертил для себя специальную табличку, где помечал сроки сдачи того или иного объекта. Когда создалось тревожное положение с прокладкой шоссейных дорог и железнодорожных путей, Королев вылетел на место. Это было в сентябре 1955-го. Вот-вот должна была поступить первая партия оборудования для оснащения стартового сооружения, «заказчики» буквально наступали на пятки строителям, а те «буксовали».
«Газик», серый от пыли и грязи, притормозил у насыпи, где кончалась рельсовая колея. Из машины вышли несколько человек. Один, в пальто и шляпе, шагал первым. Командир строительного отряда Дуров досадливо сплюнул: «Опять комиссия, лучше бы прислали второй бульдозер». Он сделал несколько шагов навстречу приехавшим и вяло доложил о ходе работ.