Самый яркий свет (СИ)
— Военные приспособления — это хорошо, но те же колесопроводы нужны не только для генералов!
— Вот и донесите это до цесаревича. Умная Вы, Александра Платоновна. Сказал Вам все, что хотел сказать. Будьте готовы к большим переменам в жизни, графиня Болкошина. Вы, так получилось, высоко взлетели, но упасть с такой высоты безопасно уже нельзя — только расшибиться о грешную землю.
— Да где ж я взлетела! Ни чинов, ни должностей нет!
— А времена меняются, графиня, просто многие этого не понимают. Бегут за орденами, за креслом в министерстве, за титулами, а значение иметь будет совсем другое. Вы знакомы с трудами господина Адама Смита?
Об этом мыслителе я слышала, но ни одной книги его не читала, о чем и сообщила.
— Зря, рекомендую проштудировать, как и работы его коллеги Давида Рикардо. Эти два британца написали опасные труды, но во многом правильные, как мне кажется. Эпоха аристократии уходит, графиня, ей на смену идет время больших капиталов, которые живут совсем по другим принципам. И там нет места благородству, но есть холодный расчет и прогресс в науке и изобретательстве. И мы с нашей косностью мыслей пока отстаем от Европы тут, и отстанем беспросветно, если не будем шевелиться. Так вот получилось, что Вы, Александра Платоновна, сейчас для России авангардный полк, знаменосец, который может повести за собой всю Империю. Растормошить наше болото с традициями и устоями. Мне нужно, чтобы Вы блистали: в свете, в делах своих, да даже в военной области, вдруг подвернется такой случай. На Вас должны смотреть и восхищаться Вами. Станьте примером! Богата земля наша талантами, так покажите им путь!
К концу речи Аракчеев уже кричал, он вскочил и размахивал руками, так что, когда поезд затормозил и вошел в поворот, повалился прямо на меня. Я рассмеялась такому завершению пафосного манифеста, граф без намека на смущение уселся рядом и улыбнулся.
— Вам-то зачем это, Алексей Андреевич?
Аракчеев ответил не сразу, опустил голову в тяжелых мыслях.
— У меня все есть, графиня. Нет только одного — имени доброго. Каюсь, тщеславен я, но давно понял, что заслужить уважение современников мне не дано, да и не хочется. Но вот потомки, — он поднял взгляд на меня. — Я хочу, чтобы в Истории остался другой граф Аракчеев: тот, который направил страну по верному пути. По железному колесопроводу. Мне не поверят, поэтому в своих мемуарах вспомните старого Аракчеева добрым словом.
Я встала и уважительно поклонилась этому странному человеку. Его боялись и ненавидели, и — Мани свидетель! — было за что. Но сколь же мятежной была его душа и странно разнообразны помыслы.
Паровоз доехал до главного хода и теперь потрескивал остывающим металлом в морозном воздухе. Я стояла возле метельника[4], слушая машину. Она радостно сообщала, что чувствует себя отлично и готова к далекому пути, потому что тридцать верст в одну сторону — это смех, а не работа. Пришлось похлопать стального гиганта по черному кожуху котла: потерпи, скоро предстоят новые испытания, уже до самой Москвы и обратно.
Подошел Аслан, молча, одним взглядом спросил о распоряжениях, я помотала головой, так же глазами попросив оставить меня одну. Он кивнул и увлек за собой чиновников, желавших поговорить.
Колесопровод главного пути убегал на северо-запад к Петербургу, где сейчас уже размечали его прохождение по столице и ставили колья, обозначающие контуры будущего вокзала — пусть пока и временного. Там все известно и знакомо, печальные тайны раскрыты, кто-то из злодеев понес наказание, кто-то пока его избежал. Исчез из моей жизни Дюпре? Конечно, нет! Он и сам теперь не оставит меня в покое, но и я не собиралась прощать этому подлецу все то, что он сделал. Надо будет — достану его на Туманном Альбионе.
При всем моем согласии с сомнениями Аракчеева по поводу Индийского похода, есть одна заноза в моей голове. Я искренне желаю успеха этому предприятию, чтобы наступить на горло Ост-Индской компании, причинить ей боль в качестве мести за то горе, что она принесла моей семье.
Взгляд устремился вдоль пути, ведущего на юго-запад. Две параллельные линии, сверкающие железные полосы звали пронестись по ним, обещали показать невиданные красоты и чудеса. Я кивнула.
— Скучно точно не будет.
Конец первой книги
[1] Официально с 1811, а по факту еще раньше Великобританией управлял сын Георга III — будущий Георг IV, так как слабое здоровье короля привело к тяжелому психическому заболеванию.
[2] Бабий век — условное название периода в истории России в XVIII веке, когда на троне оказались четыре императрицы, не считая регентши при Иоанне IV. За этот период произошли три дворцовых переворота: против Бирона в пользу Анны Леопольдовны, ее саму как регента свергла Елизавета I, ее сына Петра III отстранила от власти Екатерина II.
[3] Карл II — король Испании в 1665–1700 годах. Считается, что именно при нем Испания утратила остатки своего былого величия. Карл был слаб здоровьем физическим и душевным, это было вызвано многочисленными близкородственными браками в династии Габсбургов: процент инбриндинга у него был 25 % — как если бы он был ребенком от родных брата и сестры.
[4] Метельник — «бампер» у паровоза, тепловоза.