Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)
— Врете?
— Вот — клянусь! Хотите.
Тут директор прикусил язык, поскольку вовремя сообразил, что вновь сулить какой-то дефицит и снова ради красного словца — уже и вовсе неприлично: могут все истолковать не так, как надо, а то и просто по мордасам надают.
— Ну, ладно, бог вам судия, — сменяя гнев на милость, подытожил Невский. — Только впредь — не искушайте бедных граждан.
— Да я что? Я — ничего!.. — утешился директор. — И давайте лучше говорить о деле.
— О каком таком?
— Ну, что там слышно в городе? Как движется процесс?
Кажется, директор панически боялся, что в этот "процесс" странным образом может быть втянут и он сам. А там ведь пойди докажи, что ты с детства — не верблюд!..
— О, Господи!.. — тоскливо отозвался Невский. — Ничего же еще не известно! Понимаете?
— Понимаю, — прошептал директор. — Это плохо, да? — с заискивающей убежденностью спросил он и вновь по-собачьи глянул на Невского.
— Вы зачем вчера про нож всем разболтали? — угрожающе спросил тот.
— А я. мне. это. знаете. вот так!.. — забормотал директор. — Я не.
Дверь в кабинет распахнулась.
Дергун вышел в коридор все еще сомневающийся, но уже — через силу приветливый.
Похоже, нахлобучка от майора получилась крепкой и весьма толковой.
— Вы уж извините, — произнес почти что ласково сержант и, не сдержавшись, панибратски положил Невскому руку на плечо. — Теперь вроде бы порядок. Нет вопросов. Товарищ майор объяснил. Экспертиза, личные соображения. Я был не прав. Но вы меня тоже поймите!
— Я могу теперь вернуться к себе? — робко поинтересовался директор.
— Да. Живите долго! — Дергун лихо подмигнул ему и посторонился с дороги. — Не пойман — не вор.
Директор не стал больше медлить — а тем паче вступать в очередные и отнюдь не радужные для себя объяснения — и бочком проворно шмыгнул в кабинет.
— Эх, Подкосыжнев!.. — проворчал сержант. — Ведь пробы ставить негде! Тебя бы в отделение к нам. Я бы тебя в два счета. Недоносок!
— Все же грубый вы, Евгений, человек, — заметил с укоризной Невский. Всех пугаете зачем-то, попусту волнуете. Разве в вашем положении, при вашей-то должности можно так вести себя?
— Нельзя, — согласился Дергун. — Но таких — только распусти! А я честный. И потом — я в Высшую школу милиции с осени пойду... Там манерам и обучат.
— А что ж, без школы, значит, собственных соображений — вообще не водится?
— Ну, почему?.. — Дергун пожал плечами. — Есть! Вот потому и грубый. Выслужиться надо. Тогда и в школу попаду. Мне направление дадут. Да что там, собственно?! Шум смерти не помеха. Был бы человек хороший. А я честный.
Невский лишь рукой махнул и глянул на часы.
— А что майор просил вас передать? — понизив тон, спросил сержант. Вы еще какое-то удовольствие обещали мне доставить. Ведь я все помню!
— Так, знаете. — ответил Невский туманно. — Это было между прочим.
— Нет, а все-таки? — настаивал Дергун.
— Майор просил вам передать, что вы толковый парень. Молодец, — чуть улыбнулся Невский.
— Точно? — подозрительно спросил сержант.
— Но даже если и не точно — все равно! Какой вы, право. Радоваться надо! Чаще и сильнее.
— Это я умею, — покивал Дергун. — Я с детства.
— Ну, и превосходно! А на часах — почти что девять, кстати. Вот уже и завтракать пора. Тут, в санатории, неплохо кормят, я заметил. Пойдемте? Если вдруг машина будет раньше, неудобно как-то заставлять нас дожидаться.
Глава 22
Но спокойно позавтракать им не удалось.
Едва столовая заполнилась изголодавшимися за ночь санаторцами, от дверей, что вели из вестибюля на улицу, неожиданно разнесся пронзительный женский крик:
— Зарезало!.. О, Господи, совсем! Совсем!.. Да что же это происходит?!
Все, бросив завтракать, мгновенно повскакали с мест и кинулись из зала.
Длинная, чопорного вида женщина, та самая, что вчера вечером спрашивала у Невского, кто убил Мостова, стояла посреди вестибюля и, опустив голову, сжав ладонями виски, с отчаянием повторяла: "Совсем, совсем!.."
Первым подбежал к ней Дергун:
— Что, что такое? Где случилось?
Но женщина вдруг разрыдалась, махая в воздухе руками и не в силах больше вымолвить ни слова, и понадобилось еще немало времени, прежде чем она пришла в себя и смогла хоть что-то связно рассказать.
История, к ужасу отдыхающих, была, в сущности, проста и нелепо трагична.
Невский слушал очень внимательно и только удивлялся, как все в этой жизни иной раз бывает по-дурацки сцеплено — в одном и том же месте и в одно и то же время.
Перед завтраком женщина (как выяснилось, звали ее Анна Сергеевна Тырина), весьма довольная, что за ночь распогодилось, отправилась на свою традиционную утреннюю прогулку — вместо физзарядки, по ее словам.
Отшагав через лес километра полтора, она вышла к железнодорожной насыпи.
Поезда — исключительно товарные и малоскоростные — на этом участке ходят редко, путь этот какой-то обводной, резервный, так что местные жители предпочитают, особенно в летнюю непогоду или по весенней слякоти, пользоваться насыпью как обыкновенной дорогой, для чего и протоптали вдоль рельсов широкую тропу.
Анна Сергеевна уже не раз совершала по ней дальние походы.
Она и теперь благополучно выбралась наверх, на тропу, и вот тут-то увидала нечто кошмарное.
Поперек тропы — с пробитой головой — лежала Ефвросинья Аристарховна, а рядом валялась старенькая корзинка с дикорастущей малиной, буйные заросли которой тянулись вдоль насыпи на несколько километров.
Анна Сергеевна как увидала на земле свою знакомую — так сразу же перепугалась и пустилась наутек, и больше с этого момента ничего уже не помнила.
— Поблизости кто-нибудь был? — деловито спросил Дергун и поплотнее запахнул пижаму на татуированной груди. — Это очень важно. Вы не отпирайтесь только, на меня смотрите!
Тырина отсутствующе поглядела на него и молча покачала головой.
— Кошмар, какой кошмар!.. — бубнил неподалеку Лазаретов. — Это все от возмущений в атмосфере — я читал в журнале. Нам теперь большие потрясенья предстоят. Космические катаклизмы!
— Ну, успокойтесь, ради бога, успокойтесь, — жалобно шептала Виолетта Прохоровна. — Мне невыносимо слышать. Вы пугаете людей!
— Народ обязан привыкать к образованью!.. — с вызовом ответил Лазаретов. — Дикость — унижает.
— Почему? — Дергун всем телом повернулся к своему соседу по столу.
— Да так мне кажется. — чуть стушевался Лазаретов под его суровым взглядом. — С детства размышлял. Я, впрочем, не берусь настаивать.
— И всё. И нету человека. — обреченно прошептала Тырина. — Там поезда, наверное, раз в день идут. И надо же — такое совпадение!..
— А почему вы вдруг решили, что Евфросинья Аристарховна попала именно под поезд? — поинтересовался Невский. — Я хотел бы знать.
— Так я же. слышала, как он гудел! — всхлипнула Тырина, украдкой сморкаясь в полосатенький кружавчатый платочек с монограммой в уголке. Только-только прошел. И звук — все тише, тише.
Невский коротко вздохнул.
— Вы не трогали ее?
Не в силах сдерживаться, Тырина вновь громко, безнадежно всхлипнула.
— Я? Нет, нет. Господи!.. Да как же я могла?! Я осторожно, издали.
— Ну, предположим. А когда вы возвращались, вам никто не встретился на насыпи, в лесу?
— В лесу? — переспросила Тырина негромко, комкая в руках платочек. Ответ словно бы вертелся у нее на языке, однако что-то ей сейчас мешало, что-то заставляло не спешить с ответом. — Нет-нет, никого я не видала, упаси бог! — Женщина судорожно сглотнула, враждебно-испуганно посмотрев на Невского. — Никого! — повторила она с неожиданным ожесточением и опустила голову.
— Что ж, это важная деталь, — задумчиво отметил Невский. — Очень жаль, что — никого.
В рядах санаторцев случилось легкое движение, которое сержанту сразу не понравилось.