Утро под Катовице (СИ)
* * *Следующим утром я, выспавшийся, обласканный и накормленный, уселся вместе Леночкой в автобус, чтобы ехать на финал. Из вчерашней компании отсутствовали лишь проигравшие вчера Захаров и Никитина, а вот Дементьева, перешедшая в разряд болельщиков, заняла место рядом с Тихоновым и о чем-то беззаботно щебетала всю дорогу.
После прибытия на трассу, ждать начала финального забега пришлось совсем недолго, поэтому уже через пятнадцать минут я стартовал в середине толпы из двадцати четырех спортсменов. Попрыгав с лыжни на лыжню, к исходу первой половины пятикилометровой трассы я выбился в лидирующую группу, в составе которой вскоре и финишировал на пятом месте. Сделав вид, что я едва стою на ногах из-за усталости, пояснил разочарованным моим результатом Тихонову и физруку, что соперники попались «уж очень сильные» и вернулся в автобус, чтобы отправиться назад.
На следующей неделе я, наконец смог снять на месяц однокомнатную квартиру в частном двухэтажном деревянном доме. Фактически это жилище было мне нужно на пару дней, но найти подходящий вариант на меньший срок оказалось невозможно. Предупредив любовницу, чтобы не ждала меня в субботу, я заперся в квартире с четырьмя бутылками водки и постарался как можно больше выпить этой отравы до тех пор пока не отключусь, концентрируясь на желании вернуться в две тысячи восемнадцатый год. Однако, придя в себя на следующий день, я обнаружил, что лежу все в той же квартире, а за окном не видно никаких признаков светлого будущего. Очевидно, попытка возврата не увенчалась успехом. С силой протолкнув в себя пятьдесят лечебных граммов, я сменил своё заблеванное и обоссанное шмотье на предусмотрительно запасенную одежду и завалился на кровать, чтобы хоть немного прийти в себя перед воскресной тренировкой. Немного отлежавшись, я все таки добрел до техникума и кое-как провел провел две тренировки. Всю следующую неделю я пытался бороться с тоской, навалившейся на меня с невероятной тяжестью в результате неудачи возврата. Ведь в глубине души я всё время надеялся, что окружающая меня мрачная действительность сталинского социализма — это не навсегда, что есть возможность вернуться, при этом понимая, что велика вероятность отрицательного результата. Отчасти потому так долго и откладывал эксперимент, предпочитая жить с призрачной надеждой, чем смотреть в глаза реальности. Сейчас же иллюзии рухнули окончательно, что и вогнало меня в продолжительную депрессию. Теперь даже Леночка стала раздражать настолько, что я прекратил её посещения, отговариваясь при встречах в техникуме плохим самочувствием.
Двадцать седьмого декабря после третьего урока, меня нашла секретарша директора и сунула мне для ознакомления телефонограмму: «27.12.1939 к 14 часам Ковалёву Андрею Ивановичу надлежит явиться в кабинет 214 Управления НКВД». Расписавшись, я посмотрел на часы — время ещё есть — посижу на двух уроках, пообедаю в столовой, а потом можно и идти. После следующего занятия, найдя Тихонова, предупредил его, что меня вызывают в НКВД и если не успею на тренировку, чтобы занимались самостоятельно. Ещё через час, пообедав, направился в знакомое мне здание. Прибыв на двадцать минут раньше назначенного мне времени, я получил заказанный для меня пропуск, подождал четверть часа на скамье в холле и поднялся в кабинет к Куропаткину. Тот, увидев меня, поздоровался, указал жестом на стул и, положив перед собой на стол сцепленные в замок ладони, немедля перешёл к делу:
Как Вы, товарищ Ковалёв, наверняка знаете, в настоящее время Красная Армия ведёт боевые действия против белофиннов. Так вот, в наше управление поступил приказ о направлении в пограничные войска НКВД для охраны тыла бойцов и сержантов с хорошей лыжной и стрелковой подготовкой из числа проходящих службу или первой очереди резерва. А Вы Андрей Иванович, как раз к таким и относитесь, отличились на соревнованиях по лыжам и стрельбе, имеете боевой опыт, хоть и не в составе Красной Армии, но в отличие от большинства остальных бойцов, которые будут направлены вместе с Вами, это серьёзное преимущество. Вопросы есть? — «Вот засада! Что называется, не думал, не гадал он…никак не ожидал он…», — подумалось мне с меланхоличной обреченностью после слов капитана госбезопасности, но всё же я спросил, хватаясь за последнюю соломинку:
Есть! А как насчёт соблюдения режима секретности?
А что с секретностью? Соблюдайте! Там на фронте и кроме Вас секретоносителей полно, так что это не повод отсиживаться в тылу во время войны. Вот, ознакомьтесь с инструкцией и распишитесь.
Взяв отпечатанный на машинке текст, я углубился в чтение оригинального документа. В частности, мне под угрозой трибунала запрещалось сдаваться в плен, сообщать сослуживцам и командирам о своем польском происхождении и любых обстоятельствах получения мною награды. Подписав, я вернул Куропаткину бумагу, которую он сунул в папку, а мне дал три других — повестку на тридцатое декабря к восьми утра («Хорошо, хоть не на завтра!»), предписание об отзыве из резерва и ордер на получение вещевого довольствия и оружия. Далее, он объяснил, как найти склады тыловой службы и выпроводил меня из кабинета. По пути за обмундированием, я нещадно ругал свою тупость, из-за которой в очередной раз вляпался в дерьмо: «Ишь, товарищ орденоносец, как под звуки медных труб тебя от гордости расперло, — и по стрельбе чемпион города, и по лыжам чемпион техникума, и в газете фотография, и девки за тобой бегают, так что в ознаменование Ваших успехов получите повестку и распишитесь. Теперь Вы сами будете бегать. За финскими диверсантами. Или от них. Индюк надутый!». Дойдя до склада, я получил у работавшего на выдаче старшины все что мне причитается. Особенно «порадовало» меня зимнее обмундирование — шинель с разговорами, будёновка, тонкие матерчатые перчатки и обычные яловые сапоги. «В этом меня посылают воевать в сорокоградусные морозы! Суки!» — мысленно ругнул я начальство, решив, что придется потратить собственные средства. Закончив с униформой, я спросил у старшины про то, с кем можно поговорить по поводу оружия?
Оружие вам будут тридцатого выдавать, перед отправкой.
Я знаю, но я снайпер, хотелось бы этот вопрос заранее обсудить
А, так иди к капитану Ларионову! Дальше по коридору, кабинет один дробь восемь.
Поблагодарив старшину, я закинул на спину увязанное в тюк обмундирование и проследовал к указанному кабинету, в который вошёл, предварительно постучав. В тесном помещении буквой Г стояли три массивных письменных стола, за которыми сидели один капитан войск НКВД и два молодых лейтенанта, погруженные в работу с документами. Войдя, я несколько запоздало произнес уставную фразу:
Разрешите войти? — и представился, — Отделенный командир Ковалев!
Ближайший ко мне командир поднял голову и, осмотрев меня, спросил:
Вы к кому? И почему в гражданском?
К капитану Ларионову! Только сегодня получил предписание об отзыве из резерва в связи с направлением в Финляндию.
И что от меня нужно? — спросил капитан, — Оружие будет выдано утром тридцатого числа…
Я снайпер, хотелось бы узнать заранее о том, какое оружие планируется для меня.
Снайпер? — он нахмурился и стал листать бумаги, лежащие у него на столе, потом пробежав глазами найденный лист, продолжил, — здесь ничего не написано, Вам полагается обычная самозарядная винтовка.
Я чемпион города по стрельбе и обучен стрельбе из снайперской винтовки.
Капитан ещё раз задумчиво полистал бумаги, потом сделал себе пометку и ответил:
Уточню этот вопрос, если подтвердится, то получите.
Только, пожалуйста, не надо самозарядку, мне бы «мосинку» с хорошей кучностью. Привык я.
Тот, усмехнувшись, ещё что-то записал и произнес:
Будет тебе «мосинка», этого добра у нас навалом!
Получив нужный мне ответ, я удалился, направившись в общежитие.
Там я сообщил пацанам, что скоро отбываю на финскую войну и под их восторженно-завистливыми взглядами пришил зелёные петлицы с красными треугольниками к гимнастёрке и шинели. Посмотрев на часы, я понял, что успеваю ещё и поужинать перед тренировкой, для чего отправился в расположенное поблизости кафе. Кормили здесь в целом неплохо, но меня раздражало, что зале постоянно накурено, а вечером ещё и полно пьяных, так там подавали алкоголь (в основном водку). Оставив пальто в гардеробе, я вошёл в зал и сел за свободный столик, высматривая официантку, которая, впрочем, не заставила долго себя ждать.