Салават-батыр (СИ)
XIX
При подходе к Осинской крепости авангард Салавата Юлаева нагнал высланный ему вслед отряд Ивана Белобородова.
— Что нового? — поинтересовался Салават.
— Дядька Канзафар привез в ставку купца Долгополова.
— Да я их еще до того видал, — махнул рукой Салават. — Как ты думаешь, это правда, что Долгополова сам Павел Петрович послал? Или вранье?
Белобородов ответил не сразу.
— Похоже, что правда, — сказал он не совсем уверенно и почесал затылок. — Хотя, бес его знает… Разве ж дознаешься!
— А ты видал, как Долгополов с государем в первый раз встречался?
— Видал, — сказал тот и, пока ехали, рассказал Салавату о том, как происходила эта встреча.
Прибыв на место, они осадили Осу и на следующий же день предприняли штурм городка. Сумев отбить несколько пушек, повстанцы сожгли предместье. Но развить успех им помешало неожиданное появление посланных из Казани команд секунд-майора Скрипицына. Пришлось дожидаться прибытия основных сил под началом самого Пугачева.
Тот не задержался. Как обычно, Пугачев начал с попыток уладить все миром, предложив защитникам сдаться. Те отвечали отказом, и по его приказу повстанцы без промедления приступили к штурму.
Бои шли уже трое суток, но крепость оставалась неприступной. Приказ поджечь городок оставался невыполненным: попробуй-ка сунься к его стенам под непрерывным огнем вражеских батарей и когда сверху летят камни, падают бревна, льется горячая смола да выплескивается кипяток.
Двадцатого июня разочарованный очередной неудачной атакой Пугачев созвал своих помощников на совет.
Салават явился позже всех. Увидав, как он ковыляет, опираясь на зажатую под мышкой палку, батюшка встревожился.
— Что с тобой, бригадир?
— Да вот, ногу прихватило, Ваше величество.
— Что, шибко болит?
Стараясь не показать, как он страдает, Салават ответил сквозь зубы:
— Терпимо.
— Надо бы подлечиться, соколик! Поезжай-ка в свою деревеньку… Какой из тебя ноне вояка!
— Лечиться после буду, Ваше величество. Судьба моей родины решается. Разве могу я бросить свое войско, — наотрез отказался Салават.
Пугачев растерянно посмотрел на него, потом махнул рукой, мол, поступай, как знаешь, и с озабоченным видом обратился к своим товарищам.
— Осинский гарнизон на ультиматумы наши плюет. Мало того, намедни ишо гонца в Казань отрядили. Срочной помощи у губернатора да у Щербатова, вишь ли, требуют… И то ладно, хошь перехватили. А ну как другого упустим? Я так думаю, нельзя нам мешкать. Что скажете, братушки?
— Ваше величество, есть у меня одна задумка, — вызвался Белобородов.
— Говори, атаман.
Кивнув в сторону Салавата, который сидел на бревне, положив простреленную ногу на палку, Белобородов медленно начал:
— Мы с бригадиром Юлаевым давеча прикинули да придумали такой хитрый ход…
— Какой ход?
— Что, ежели мы крепость снаружи сеном, соломой да хворостом обложим, а потом запалим?..
— Здрастьте! — презрительно усмехнулся Пугачев. — Ты, поди, забыл, что осинцы со Скрипицыным нас близко к стенам не подпускают?!
— Никак нет, Ваше величество, не забыл. Мы можем это дело так ладно провернуть, что нашему войску убытка не будет.
— Ну-ну, — оживился тот. — И что дальше?
— Так вот, значит. Повозки с сеном мы поставим в тех местах, куда ядра не долетают. Потом потихоньку сзади подползем и как толканем телеги к стенам…
Пугачев не дал ему договорить.
— Ага, кажись, понял… Дельная мысля, ничего не скажешь, — одобрил он и тут же приступил к осуществлению этого плана.
К тому времени у гарнизона кончились все боеприпасы, и, когда повстанцы стали подкатывать возы с сеном и соломой, командование во главе со Скрипицыным решилось на капитуляцию. Однако все еще втайне надеясь на прибытие подкрепления и желая потянуть время, защитники пошли на хитрость, выпустив из крепости отставного гвардейца Треногина. Знавший подлинного императора в лицо, он должен был, по задумке осинцев, удостовериться в том, что Петр Третий явился к ним собственной персоной.
Пугачеву и самому было интересно услышать, что скажет старик. Он переоделся и встал в одну шеренгу с простыми казаками.
Выдержав долгий, испытующий взгляд бывшего гвардии сержанта, Пугачев с лукавой усмешкой спросил:
— Ну как, признал государя, служивый?
— Да бог его знает. Ты ведь прежде без бороды был… И одежа на тебе не та…
— А ты получше гляди, дедушка. Неужто не помнишь меня?
Тот еще раз внимательно посмотрел на Пугачева, после чего отвел глаза в сторону и, пожав плечами, неуверенно произнес:
— Вроде похож…
Услыхав его ответ, Емельян Пугачев обвел торжествующим взглядом столпившихся вокруг казаков и наказал старику передать осинцам, чтобы те не противились ему и сдались.
Треногин ушел, но через некоторое время снова предстал перед Пугачевым. Тот с напряжением ждал, что он скажет.
Старый гвардеец прокашлялся и громко, как бывало в строю, прокричал:
— Узнал! Как пить дать. Ты и есть государь наш Петр Федорович, надежа наша!
— А ворота кады откроете? — поинтересовался Пугачев.
— К завтрему обещались, царь-батюшка.
— То-то же!
На следующий день на стене крепости появился белый флаг, возвещая о том, что военный гарнизон готов к сдаче городка без боя.
— Ваше величество. А вдруг воевода хитрит? — усомнился Салават Юлаев и послал некольких своих ребят на разведку.
Убедившись в том, что ворота открыты, Емельян Пугачев в сопровождении бригадиров и полковников отправился принимать город.
Жители Осы вышли им навстречу с хлебом-солью, с иконами и смиренно преклонили перед батюшкой колени.
После этой церемонии осинский воевода поручик Пироговский и начальник гарнизона Скрипицын затеяли пир. Растроганный Пугачев пожаловал майора чином полковника.
— Прими мою благодарность, братушка, за то, что не дал кровушке пролиться и отвел от Осы беду, — сказал он и, изъявив желание выпить за его здоровье, мигом опрокинул чарку водки.
Его примеру последовали и остальные. Все, как один, нахваливали новоявленного полковника и благодарили его.
Набравшись, как следует, Пугачев и вовсе размяк.
— Дай срок, родимый. Мне бы токмо до престола добраться. Пошлю я эту потаскуху куда подальше, заместо ей сынка мово Павла Петровича посажу и тебя за твою службу верную в царские палаты зазову. И будешь ты у меня министр, — приговаривал он, обнимая трепещущего от страха Скрипицына.
Пирушка растянулась на всю ночь.
В отведенную для него комнату Пугачев удалился едва ли не на рассвете. Но ему не пришлось долго почивать.
— Ваше величество, я к вам по срочному делу, — прошептал ему на ухо явившийся вскоре подпоручик Минеев.
Стиснув зубы от невыносимой головной боли, морщась и постанывая, Пугачев кое-как повернулся и пошевелил губами.
— Опосля скажешь, когда просплюсь…
Подпоручик не посмел ему перечить.
— Слушаюсь, Ваше величество, — бодро проговорил он, отдавая честь, и попятился было к выходу, но в тот самый момент в пугачевскую опочивальню вошел, припадая на одну ногу, Салават Юлаев.
— Постой. Доложишь государю, зачем приходил! Не откладывай, не то поздно будет.
— Есть, Ваше высокоблагородие! — вытянулся в струнку Минеев.
Салават склонился над задремавшим было опять Пугачевым и попытался его растормошить. Тот очнулся, нехотя поднялся и, запустив руку за пазуху, поскреб под мышкой.
— Ну чего тебе? — громко зевая, спросил он.
— Подпоручик доложит, батюшка.
Пугачев вдруг враз протрезвел, встряхнулся и, вскинув голову, уставился на застывшего у порога Минеева.
— Что стряслось, говори немедля!
— Ваше величество, майору Скрипицыну верить нельзя. Он перед вами стелется, а сам недоброе замышляет. Они давеча с капитаном Смирновым в Казань письмецо отписали.
— Что еще за письмецо?
— Перед губернатором оправдываются: так мол и так, ждали подмоги, держались, сколь могли, пока весь порох да патроны не вышли…