Салават-батыр (СИ)

Юлай с ним согласился.
— Верно говоришь! За два-три дня соберем отряд и отправим его к Стерлитамаку в распоряжение Богданова-эфэнде, — сказал он и определил место, откуда молодым джигитам предстояло выступить в поход.
Когда все разошлись, Юлай, оставшись наедине с сыном, печально вздохнул.
— Вот ведь как все вышло, улым. Хотим мы того или нет, а придется нам-таки с казаками воевать.
— Ты сам отряд поведешь, атай?
— Нет, улым. Стар я для этого. Командовать отрядом будешь ты, — ответил Юлай. — Только прошу тебя, постарайся быть осторожным. Покуда не выяснится, что это за человек, рисковать попусту не стоит. Терять доверие властей нам невыгодно.
— Я все понял, атай, — кивнул Салават.
В назначенный старшиной день отобранные в отряд парни один за другим потянулись к месту сбора, к той самой поляне в конце аула, где обычно проходили их боевые учения и бэйге. Салават деловито осмотрел и проверил припасы и снаряжение — луки, колчаны со стрелами, дубины, копья, сабли, после чего скомандовал «по коням» и велел построиться.
Юлай не вмешивался. Он стоял среди толпы провожавших и молча наблюдал за действиями сына, испытывая за него законную гордость. Салавата нельзя было назвать рослым, но он был осанистым, плечистым, крепким и гибким. В движениях и во взгляде умных, проницательных глаз сквозили решительность и напористость. Смуглое сосредоточенное лицо казалось волевым и не по годам суровым. Довершал облик молодого командира настоящий батырский наряд — богатая отороченная пушистым лисьим мехом шапка, кольчуга, утепленный белый секмень, на ногах сапоги с длинными голенищами, за плечами туго набитый стрелами колчан, лук и прочее вооружение. Он словно рожден для того, чтобы быть впереди своих сверстников и защищать от врага родную отчизну.
Под стать батыру и его бравые товарищи. Выстроив всадников ровными рядами, Салават подъехал со своим отрядом к односельчанам. Спрыгнув вниз, он легко подхватил на руки и нежно прижал к груди дочку Минлеязу, потрепал по голове сначала одного сына, потом другого. Простившись с женами, родными и прислугой, Салават подошел к родителям и, низко поклонившись им, сказал:
— Благословите меня, атай-эсэй!
— Доброго пути, улым. Да пребудет с тобой во всех благородных деяниях твоих Аллахы Тагаля, — напутствовал его Юлай.
Азнабикэ молча выступила вперед. Она поднесла Салавату наполненную кумысом чашу и, пока он пил, успела пропеть посвященную ему песню:
 
 
Растила я тебя, сынок, да видела,
 
саблю острую зрела я в твоей руке.
 
Растя тебя, сынок, я знала, чуяла:
 
С врагом сразиться суждено тебе…
 
 
 
Ай хай, в груди моей сердце горит,
 
студеной водицы вы на него плесните,
 
А как вступят в дом наш враги,
 
лук да стрелы в руки возьмите…
 
 
Салават тоже ответил песней:
 
 
Стрелы меткие — наконечники стальные,
 
Сверкая и свистя, летят вперед.
 
Батыр, священный свой долг исполняя,
 
За честь отчизны идет в поход.
 
Нам бы только пробиться сквозь сосняк,
 
Ветки вцепятся — мы их обрубим.
 
А как пойдет на нас смертельный враг,
 
Коль повезет, мы на земле его в куски изрубим.
 
 
Еще раз поклонившись отцу-матери, Салават ловко запрыгнул в седло и махнул рукой соратникам:
— Поехали!
— Хызыр-Ильяс вам в путь! — кричали им вдогонку провожавшие.
До Стерлитамакской пристани сотенный отряд Салавата Юлаева добрался довольно быстро. Ожидавший пополнения командир — коллежский асессор Павел Богданов — встретил их, не скрывая радости.
 
— Молодцы, в самый раз подоспели! Я дам вам в придачу двести конных башкирцев. Передохните малость и отправляйтесь в распоряжение генерала Кара, посланного к нам на помощь из Москвы. Постарайтесь нагнать его как можно быстрее.
— Генерала Кара? — удивившись, переспросил Салават. — А где его искать?
— Его войско, должно быть, уже к Оренбургу подбирается…
* * *
Возглавляемая Салаватом Юлаевым конница держала путь по направлению к Оренбургу.
Завидев на полдороге двигавшийся навстречу большой отряд, Салават приказал остановиться.
— Кто бы это мог быть? Едут, вроде бы, со стороны Биккула… Надобно выяснить, — сказал он и, прикрепив к концу сабли лоскут белой ткани, помчался к приближавшимся казакам. Поравнявшись с атаманом, Салават прокричал: — Вы кто будете?
— Мы-то?.. — ухмыльнулся атаман и важно представился: — Казаки его величества царя Петра Федоровича Третьего!
— А он настоящий царь? — спросил взволнованный батыр.
— Ить дурной! Ишо сумлевается! — сплюнув, ответил атаман. — Наш Петр Федорыч и есть бывший расейский ампиратор, точной государь. Петр Федорыч до поры до времени таился, Емелькой Пугачевым прозывался, а ноне под своим именем объявился, чтоб народ поднять да законные права на престол заявить… Между прочим, обещался он и вам, башкирцам — тем, кто ему верою и правдою служить станет, земли да вольности вернуть.
Атаман задел Салавата за самое живое.
— А где его найти, царя Питрау? — поинтересовался он.
— Уж коли вам с ним встретиться охота, так тому и быть, айда с нами, — быстро нашелся атаман.
Поколебавшись немного, Салават примкнул со своим отрядом к казакам.
Проехав верст тридцать или сорок и переправившись через речку, они увидели большое селение.
— Уж не там ли Питрау-батша? — сообразил Салават.
— Угадал, до штаба Петра Федорыча уж недалече, — сказал атаман и припустил коня. Проехав по улице, он остановился перед большим деревянным домом, возле которого стояли казаки, а среди них выделялся широкоплечий, стройный бородатый человек в обшитом золотым позументом зеленом кафтане. Обут он был в ярко-красные сапоги, а на голове его красовалась богатая бобровая с бархатным верхом шапка. К нему-то и направился спешившийся атаман. Приблизившись к Пугачеву, он опустился на колени и почтительно склонил голову.
— Ваше величество, я привел с собой старшину Шайтан-Кудейской волости Салавата Юлаевича. Он пожелал служить вам!
Пугачев оживился. В больших, но раскосых глазах его заиграли искорки.
— Ты по своей воле на службу ко мне явился али как? — спросил он, вперив в Салавата пристальный взгляд.
— Сам решил.
— И сколь же тебе годков, хлопчик?
— Двадцать, — бодро доложил Салават и тут же поправился: — На тот год будет…
Услыхав его ответ, Пугачев широко улыбнулся.
— Вот бы побольше мне таких молодцев!
Оказавшись в ставке Емельяна Пугачева и немного освоившись, Салават так и не смог найти ответ на мучивший его еще совсем недавно вопрос, на самом ли деле он является тем, за кого себя выдает. Только теперь это было для него не так уж важно. Он видел в нем человека справедливого, сообразительного да умного.
 
 
…За народ он, сердцем яр,
 
Бьет чиновников царевых,
 
Генералов и бояр…
 
 
Самому Емельяну Пугачеву было за тридцать. На желтоватом худощавом лице его виднелись оспинки. Аккуратная черная густая борода с небольшой проседью, остриженные, как у простых казаков «под горшок», темные волосы делали его солиднее, и на вид ему можно было дать все сорок.
 
Сойдясь с «царем» поближе, Салават отважился спросить у него при случае:
— Ваше величество, а что вы про башкортов думаете? Как к ним относитесь?