Жорж Милославский. Начало (СИ)
— Не в купе, плацкарт был, пустой почти. Когда он курить в тамбур ходил, то и я с ним ходил, он рассказчик здоровский, заслушаешься. Ну и показывал всякое руками, про мосты и речки, какие проезжали рассказывал. Говорил, всё просрали.
Как неожиданно, и не поспоришь. Малец одним словом описал настроение, порой появляющееся у матерого ОБХССника.
— Постой, что просрали? Ты аккуратнее выражайся, Жора.
— Систему обучения, говорил, потеряли. То есть в школе у нас всё хорошо, а у вас всё плохо. Не учат, говорит, вас с оружием обращаться. Случись какая беда, а даже офицеры не будут знать, каким концом во врага тыкать.
А вот я вас сейчас не пожалею, может думать начнете, товарищи улиционеры и казначеи в погонах.
— Дядька говорил, стоять при стрельбе не надо. Надо останавливаться для серии выстрелов, а потом смещаться. Ноги чуть согнуты и чуть шире плеч, корпус вполоборота, левая рука снизу помогает правой придерживать оружие. Левый глаз не зажмурен, смотрим не только на цель, отслеживаем движение впереди. И не мишень перед тобой всегда, а цель. Неважно, какая цель — картон, зверь или человек. Надо быть готовым поразить её без раздумий. Всегда два выстрела, даже, если уверен, что попал. Потом уход в сторону, руки полусогнуты и готовы поднять оружие на новую цель. — во я речь задвинул, небось срыв шаблона у взрослых.
— Ладно, бери давай оружие, посмотришь, чего на деле стоят его советы. Стрелял из Макарова, знаешь, как заряжать?
— Да вроде всё просто. Магазин внутрь, флажок предохранителя вниз, затвор до упора назад и бросил. К стрельбе готов.
— Стрельбу разрешаю.
Моторики наработанной на стрельбу у тельца почти нет, сил тоже, но за прошедшие месяцы синхронизировать его успел. Вспоминаем и делаем. В прошлой жизни «мало короткоствола» означало Макаров, Стечкин, Глок, Токарев, ЧеЗет, Грач (фууу, кака). Общее представление и первичные навыки. Описанная стоечка, по мишени двоечка, доворот корпуса, следующая двоечка по следующей мишени. Так и чередуем на весь магазин восемь патрончиков. Ух! Люблю! Бахает, подкидывает и толкает руки, пахнет, всё как я люблю. Двенадцать секунд, счастье кончилось. — Курсант Милославский стрельбу закончил! Идем смотреть мишени. Ожидаемо, одна случайная девятка, но все попадания в черный круг, кроме одного. Как обычно, быстро, но без выдающихся результатов. Так пистолет и не придуман белке в глаз попадать. Его назначение гарантированно обездвижить внезапно нарисовавшегося противника. Можно до смерти.
Настроение у милиционеров стало задумчивым. Надеюсь, кто-то понял, что его учили не тому. А кто-то наверняка прогоняет в голове план рапорта или донесения в более специфичные органы. Впрочем, с ребенка взятки гладки. Самородок я такой, угу. Попросил еще магазин у дяденек, когда я еще постреляю… Тупо высадил в одну мишень в быстром темпе. Получилась большая дыра в районе шестерки на шесть часов, хорошая кучность. Давно заметил, любит меня оружие. А с мишенями на пострелушках наоборот вечная беда — только начну душевно жечь патроны, обязательно срежу опору или отстрелю подвеску держателя. В армии еще началось, когда из автомата разрушил механизм поднимания ростовой мишени. Отстрелялся на пять, после меня на моем рубеже косяки, никто не валит ростовую мишень. Приехал начальник штаба, оказался любитель пострелять и как на грех на мой стрелковый рубеж пришел. «Что вы всё мажете, олухи, смотрите, как надо стрелять!» А ростовая не падает. Он подошел на 50 метров, и снова по ней очередью — хрен там! Взялись проверять, пулей тягу срезало. Раз после меня перестало работать, значит моя и пуля. В это раз насыпь не обвалилась, мишень не загорелась, и то хлеб.
Сходили посмотрели, махнули рукой. В это время у офицеров нет понимания, что личное оружие есть та соломинка, за которую схватишься в крайней ситуации. Сейчас пистолет ими воспринимается как фигня, оттягивающая ремень на боку и мнущая китель. Головная боль уровня «у меня патрончик закатился, где я его найду» Я их понимаю, мир сейчас таков. Добью дядек, пожалуй.
— А еще дядечка рассказывал, что их заставляли часами тренироваться на извлечение оружия из кобуры и приведение его к стрельбе. Говорил, от подачи сигнала до выстрела в цель должно пройти не более полутора секунд. Иначе тебе бандеровцы дырочек в кителе насверлят под ордена, а командир представление семье отошлет.
— Да, хорошо, что бандеровцы все кончились, когда мы под стол пешком ходили. Я оружие стараюсь вообще никогда не брать, если не на дежурстве.
— Да, кончились. На меня один с топором бросался, когда я за его дочку свататься приехал. — Николай Иванович погладил по голове сына. — Потом десять лет не общались, пока быльем не поросло.
— Да иди ты, оттуда что ль привез красавицу свою? Вон оно чего. А не рассказывал. Ну да, что тут рассказывать, хвастаться нечем.
Очередная диверсия хронопутешественника легла на мою душу целебным бальзамом. Ведь, если есть инструмент, его надо использовать. В данном случае, мои способности. А они есть, эти способности? Если реально рассуждать, то я знаю что-то про будущее, но не знаю, как его реализовать. Да и знания мои по большей части немонетизируемы в Мухосранске. Помню, что Брежнев помрет в октябре восемьдесят второго, что осенью восемьдесят третьего наши собьют южнокорейский Боинг с пассажирами, который вел разведку в нашем пространстве по заданию США. Вспомнил, что родители этим летом купят новый «Запорожец»! Все жилы порвут, займут у всех родственников и купят. А через год он подешевеет на тысячу с хвостиком рублей и будет стоять в свободной продаже. Вот только как убедить их не покупать машину, как подать инсайдерскую информацию? Опять врать, опять сочинять историю. Не так, разведчик не врет, разведчик выполняет задание. Кто разведчик? Я разведчик! Кто хороший мальчик? Я хороший мальчик! Стоп, снова стоп! Вот что это сейчас было? Кто влез мне в мозги и начал размешивать их ложкой? Организм мой, больше некому. Я нагружаю мозг и мышцы, я тяну его в верх, а он действует согласно второму закону Исаака нашего Ньютона, тянет меня вниз, в счастливое детство и легкую деградацию. Отмена мотивации, легкая эйфория, нежелание пахать ради мутных перспектив, самонадеянность. Налицо высокая вероятность получить орден «Слабоумие и отвага», выдающийся посмертно. А мне еще семью создавать. Бу-га-га! Двенадцатилетний мужчина задумался о создании семьи. Кстати, только сейчас заметил, что практически не думаю об оставленной в будущем собственной семье. Как кто-то стеночку выстроил в сознании. Как там они без меня? А может, не всё так печально у них там. Вот если задуматься — я там умер и протух или с моего сознания сняли копию и перенесли? Или загрузили копию моего «я» в симулятор и гоняют на разных режимах? А может, вообще и прошлая жизнь была симуляцией? А эта тогда сбой или призовая игра… В двадцать два года у меня рождалась теория не слабее: что, если я есть сон огромной разумной жабы, спящей в теплом болоте? Вполне себе теория, чем хуже прочих? И не надо себе голову грузить терзаниями, если нет шансов что-либо изменить. Как я уже писал, мир нам дается в ощущениях. Кисло — плюнь, горячо — брось, больно — беги. Иначе отравишься, сгоришь и истечешь кровью одновременно.
Глава 5 Про больших и маленьких
Май расправил свои крылья, как высказался горячо любимый сынок Жорка. Складывать красиво слова, это у него от отца, тоже рифмоплет самопальный. Растет сын не по дням, а по часам, как сказочный богатырь. Новая школа очень хорошо на него повлияла. Пропала лень, расслабленность, начал делать зарядку каждый день, уроки без напоминания. Даже ужин к приходу родителей частенько имелся. И прямо настоящий ужин, вкусно получается и достаточно просто. Недавно из отцовской дрели ухитрился сделать миксер для взбивания. Не для детских рук, и не для женских — три кило на весу держать удовольствие маленькое. Они по-мужски посидели, поколдовали и получилась насадка как в миксере вместо сверла. Сын нашел рецепт майонеза, они вдвоем и приготовили. Женское сердце требовало вмешаться, отругать и деть переводить дорогие продукты на игры. Но взяла себя в руки и промолчала. Николай сидел на табуретке и держал воющую дрель, а Жора уселся прямо на полу, он держал ногами и руками бидончик, в котором они взбивали свою гадость. На вид получившая густая жидкость выглядела как майонез. Как ни странно, на вкус тоже! Сын изрек очередной афоризм, что если что-то выглядит как майонез, по запаху как майонез и по вкусу как майонез, то скорее всего это майонез. И не поспоришь. А потом сынок в излюбленной манере начал считать копейки. Кого мы вырастили? Бухгалтер какой-то, а не нормальный мальчик: «Расход — яйца тридцать копеек, постное масло десять, горчичный порошок пять, соль-сахар-уксус три копейки, папин труд бесценно. Итого, сорок восемь копеек за четыреста граммов экологически чистого неразбодяженного пушерами продукта. При магазинной цене пятьдесят пять копеек за двести грамм. Доктор Гейзенберг бы гордился мной. Папа, беру тебя в подельники! Мама, тебя вижу дилером нашего района» Половину его слов не поняла, поняла только, что теперь у нас всегда дома будет майонез, а не тогда, когда выкинут на прилавки, и майонез обойдется в два раза дешевле. Так-то пусть. И почему-то сын просил не рассказывать на работе про рецепт. «Всё равно ни у кого не получится, я один секрет знаю и не выдам. Лучше уж за деньги продукт продавать, чем претензии выслушивать» — сказал. Вот это как раз плохо, сын стал заметно отдаляться. Вечно себе на уме, что-то думает, если начинаем по душам говорить, ерепенится и собственное мнение высказывает, а родители уже и не авторитет вроде. «Ты мать, пойми, сын взрослеет, думать сам начинает, ему за твою юбку держаться уже неудобно. И прав он во многом, живем и не задумываемся, зачем что делаем. Другие вот так, и мы за ними. А зачем, куда бежим?» Вторая проблема, сын стал прямо воевать с работой на даче. Высмеял нас, мол у Чехова в рассказах дачами называли нечто другое, а не добровольную каторгу за кусок морковки.