Одиночество жреца богини Лу (СИ)

— Вот научусь делать гибкий металл, сделаю карету на рессорах и прокачу по Королевскому Тракту, мигом поймешь! — грозился я Илию, на что старик только загадочно улыбался.
Мы оба знали, что он уже с трудом выходил за пределы имения, все больше сидя у печи на кухне и изредка выходя на прогулки, когда день выдавался не слишком морозным и солнечным. Илий знал, что время моего путешествия в Ламхитан приближается, но каждый раз, когда я вспоминал о необходимости оставить свое имение и производство, повторял:
— Антон! Да за всем присмотрю, впервой ли? Денег только на магиков оставь, да указание голове в Эдре, и все будет хорошо. Многие благородные и десятой части той работы, что ты на себя взвалил, не делают! Пальцем не шевелят! Даже если через год вернешься, все будет в порядке!
Эти слова Илия меня всегда успокаивали. Пусть он уже и передвигался с трудом, а эта зима и уход Лу от нас его подкосили сильнее, чем предыдущие годы в моем имении, но он был разумным человеком. И я ему доверял.
В последний месяц зимы, за две недели до моего отъезда в столицу, Илий умер.
Ушел старик во сне, спокойно, за что я был крайне благодарен судьбе: если бы мне пришлось найти старого жреца упавшим где-нибудь на кухне поместья или споткнувшегося о порог, не знаю, как бы я отреагировал.
Похоронили мы его в тот же день, согласно местным обычаям. Я выбрал место, где дружинники и мои столяры, жившие в небольшом поселке при лесопилке, собрали большой погребальный костер, достойный дворянина. Тело жреца, завернутое в черный саван, водрузили на самый верх конструкции и заложили еще одним слоем бревен, пропитанных маслом. День был ясным и морозным, ветра почти не было, так что работа шла споро и четко, как старик и любил.
Когда солнце коснулось горизонта, один из мужчин вручил мне в руки факел, который я воткнул в основание погребального костра. Мужики постояли со мной минут двадцать, да разошлись. Последним меня покинул жрец Фора, которого кто-то вызвал сюда, когда весть о смерти Илия прокатилась по имению. Он же и провел обряд проводов усопшего в чертоги бога ночи, и дал мне последние указания, что я мог сделать с останками, когда костер прогорит.
Жрец советовал аккуратно собрать прах и остатки костей, и отправить их по течению Мирои — вернуть Илия миру, сотворенному Матерью. Также я мог захоронить останки на любом приглянувшемся мне месте, даже устроить некоторое подобие могилы. Я расспрашивал жреца о методах погребения, пока стоял и смотрел на бушующее пламя костра. Провожал я Илия в последний путь через бездну к чертогам Фора достойно и ярко. По словам мужчины в черно-серебристых одеждах — цвета Ночи и Луны — останки жрецов обычно хоронили у стены или на территории храма бога, которому они служили.
Так я и поступил. Когда погребальный костер прогорел до конца, я собрал остатки в специальную каменную вазу, после чего захоронил их под алтарным камнем в маленьком храме Лу, который мы поставили богине рядом с часовней Семерым.
Когда я закончил, солнце уже стало подниматься на востоке. В его лучах, где-то за пределами видимости, на холме, я на миг увидел знакомую девичью фигуру, из-за плеча которой выглядывала рукоять меча. Точнее, я подумал, что увидел, потому что уже через миг холм оказался абсолютно пуст.
Лу так и не явилась попрощаться со стариком, хотя я ждал ее в любой момент и без конца звал, крича через бездну с такой силой, что, казалось, все боги малого и большого круга должны были явиться на мой зов. Все тщетно. Богиня хоть и слышала меня — не могла не слышать — но не отозвалась. Она окончательно меня бросила. Теперь я остался совсем один.
Единственное, на что меня хватило — дойти до своей комнаты и рухнуть на постель. Сутки на ногах, стояние у костра на морозе и последующее прощание с Илием оставили меня без сил.
Когда я проснулся в звенящей тишине дома — слуги боялись хоть шорохом потревожить барский сон — то наконец-то окончательно осознал случившееся.
В мире больше не осталось людей, которые бы знали меня настоящего: спокойного и чуть инфантильного молодого человека без планов и стремлений из другого мира, волею судьбы попавший совсем не на свое место. Но сумел выжить в той мясорубке, в которой оказался из-за небрежности богов.
 
Как-то резко стало плевать на то, что будет с моим хозяйством, но я воспользовался последним советом Илия в плане ведения дел, и оставил указания голове Эдра, попутно заглянув в канцелярию и назначив управляющего по моим делам. Там же я оставил денег на текущие расходы. В тот же день я проехал дальше, в Шамполь, где продублировал указания уже клерку королевской канцелярии.
По плану, когда я поеду в Пите, надо будет заглянуть и к клеркам в Виглайне. Так сказать, тройная подстраховка, пусть друг за другом следят. А если что пойдет не так — выставлю счет Каю Фотену, по его вине и из-за его поручения мои дела придут в упадок.
Когда пришло время выдвигаться в Пите, я окончательно осознал, что тут меня больше ничего не держит. Единственный человек, которого я мог назвать другом — Орвист де Гранж, отправлялся в Ламхитан вместе со мной. С королем Каем Фотеном Первым у меня были деловые отношения, максимум — товарищеские, да и от нашего знакомства он имел неизменно больше, чем я. Вила вышла замуж, Лу меня покинула.
Так что когда кавалькада из груженых бочонками, коробками с бумагой и чертежами лошадей тронулась с места, внутри у меня ничего не дрогнуло — я был абсолютно свободен от всяческих сомнений, привязанностей и обязательств.
Я снова отправлялся в путь.
  
Глава 4. Свет руны
 
До Виглайна путь был немного нервным: началась оттепель, и все опасались, что дороги может развести. И хоть телег в нашем отряде не было, но лошади не железные, да и были загружены коробками и бочонками, так что распутица могла сыграть с нами злую шутку. Но все обошлось: мы вышли на Королевский Тракт вовремя, а тут времена года были не властны, магическое покрытие, уложенное древними, гладкое, как трасса, находилось выше уровня земли.
Как и планировал, я оставил дополнительные указания в филиале королевской канцелярии в этом крупном городе, присовокупив к своим указаниям еще и имя короля — для верности. Я редко козырял своим негласным статусом любимчика Кая Фотена, но сейчас случай был подходящим.
Отдохнули, почистили лошадей и опять двинулись к Пите.
До Мигне тоже добрались без проблем. Еще из Виглайна я отправил пару голубей в местную управу — предупредить семейство де Гранжей о том, что в скором времени я прибуду в их поместье. Еще в тот памятный вечер в кабинете графа мы договорились, что в Пите выдвинемся вместе.
Близость моря давала о себе знать, и хоть родовое поместье Орвиста находилось севернее моих владений, весна тут наступала уже по всем фронтам. Наш отряд свободно въехал на территорию де Гранжей — охрана была предупреждена о скором визите барона Антона Тинта — и проследовал к графскому дому.
Сцена, которая произошла во время моего первого визита к Орвисту, повторилась почти в точности лишь с небольшим отличием: теперь меня встречала и его единокровная сестра, а сразу после того, как виконт выпустил меня из своих объятий и я раскланялся с Айрин, я отправился засвидетельствовать свое почтение хозяевам дома. На этот раз при мне был мой боевой посох, который я держал в специально выделанном чехле из дорогой кожи и твердых пород дерева, что не укрылось от внимательной девушки. Она будто бы только скользнула глазами по жалованному мне богами оружию, но я заметил, как в глубине черных глаз Айрин блеснул огонек любопытства.
 
Эдит де Гранж встретила меня благосклонным кивком потомственной дворянки, занимающей высокое положение в клерийском обществе, а вот Бренард был более ласков и с удовольствием пожал мне руку, перехватив мое предплечье мощной ладонью, а свободной рукой похлопав по плечу.
— Барон Тинт! Антон! Рады видеть тебя! Как добрался?