Одиночество жреца богини Лу (СИ)
Каждый месяц я поставлял кругляка и досок на две сотни золотых, а после вычета всех издержек чистая прибыль составляла почти дюжину «королей» ежемесячно. В прошлом году я сумел окончательно рассчитаться с долгом Каю — я был должен казне тысячу золотом в счет ссуды и процентов, и еще двести монет налогами — а в этом вышел на чистую прибыль, которую смогу свободно реинвестировать во что-нибудь новое.
Все то время, что я занимался многочисленными проектами, рядом со мной была Лу. По ночам она вытаскивала меня из-за рабочего верстака, за которым я пытался вычертить передаток, и вела в постель, успокаивала, когда окончательно сдавали нервы, помогала заполнять таблицы и была рядом, когда мы впервые запустили водяное колесо с полностью готовой моделью средневекового ротора.
Лу была со мной все эти годы. Конечно, она отлучалась по делам паствы — я сам гнал ее к молящимся, дарить покой и утешение — но богиня всегда возвращалась ко мне, к своему жрецу и мужчине.
Во время этих размышлений мы и въехали нашей небольшой кавалькадой в Эдру. Я заглянул в управу и купеческую гильдию, дабы убедиться, что за время моего отсутствия ничего не случилось, после чего мы продолжили путь. Дальше, к поместью барона Тинта.
Имя населенному пункту, который вырос вокруг моей усадьбы на слиянии двух рек, я так и не дал, да и нужно ли это было? В народе его уже называли баронской лесопилкой, так зачем переучивать? Рано или поздно какое-то название установится само, а плодить сущности я считал лишним: один раз Сидир меня уже щелкнул за подобное по носу деревянной пробкой для самогонного котла, так что больше одну и ту же ошибку я повторять не собираюсь. Пусть теперь вопрос касался и топонимов.
А вот и виднеется поместье. Лошади, которые почуяли близость родного стойла, даже как-то приободрились и прибавили шагу, люди тоже повеселели: мои дружинники стали переговариваться между собой, обсуждая, чем займутся вечером и кто ставит пиво. Казарма на двадцать человек размещалась здесь же — на территории дома, внутри каменной ограды.
Наш маленький караван заметили издалека, так что пара слуг и конюх уже встречали уставшего с дороги хозяина и его сопровождающих. Я молча бросил поводья повелителю моей конюшни — тот лишь быстро изобразил поклон легким кивком, передо мной сильно гнуть спину не требовалось — после чего я устремился к появившейся на пороге скрюченной фигуре, опирающейся на простой деревянный посох.
— Илий! Старик! Как ты тут! — приветствовал я радостно старого жреца.
Время не пощадило старика Илия. Буквально после войны, оказавшись в тепле, безопасности и покое, организм жреца стал сдавать и старость навалилась на него, со всей силы. Первое время Илий еще бодрился: помогал мне и Лу по хозяйству, в основном советом, следил за слугами, занимался закупками провизии и прочими делами отца-снабженца, роль которого он принял на себя еще в далеком Сердоне. Однако в последний год, убедившись, что я справляюсь, а Лу — занимается своими делами, Илий будто бы сдался и решил, что пора бы уже и отдохнуть.
Нет, старик выходил на улицу, восхищался водяными мельницами, пытался гонять слуг и кухарку, но все больше и больше времени проводил в своей комнате, вовсе переселившись с почетного второго этажа на первый — ближе к кухне и слугам. Ему было банально тяжело подниматься по высокой лестнице.
По моему приказу столяр позапрошлой весной сбил для Илия крепкую лавку, которую поставили недалеко от крыльца. На ней старый жрец проводил львиную долю времени, озирая двор, конюшни и казарму из-под седых кустистых бровей, думая о чем-то своем.
Другой бы на моем месте давно бы выгнал старого нахлебника в пристройку для слуг, да вообще, где это видано, чтобы у крыльца барского дома стояла лавка для какого-то старого нищего? Но я ценил Илия и не забыл, как много старый жрец сделал для меня и Лу в мой первый год в этом мире. На самом деле, Илий был вовсе моим первым другом во всей Таллерии: пока богиня кидала на меня гневные взгляды и думала, как о никчемном черве, старик взял надо мной патронаж, рассказывал о местном мироустройстве, богах, торговле, благородных домах и вообще, был просто кладезем информации. Только с ним я мог поговорить на интересующие меня темы на привале у костра или вечером, дома, за столом, за кружкой пива. Он был прекрасным рассказчиком, а для общего дела смог усмирить свою хитрую натуру и вел наше маленькое хозяйство; Илий был невероятно охоч до выпивки, мое первое впечатление о нем, как об алкаше, оказалось правдивым. Но он ни разу не спустил заработанную мною медь и серебро на вино, выделяя себе из общей кассы исключительно «на карманные расходы», умудряясь попутно еще и выведать чего интересного из разговоров мужиков за кружкой пива. И даже когда у нас появилось вдоволь золота, и я вознесся в высшие круги Клерии, он не расслабился, продолжая помогать нам и Лу своей мудрой экономией.
Так что как бы не прошла жизнь Илия, как минимум за год наших совместных приключений старик заработал себе на пенсию и спокойную старость хотя бы тем, что удержал меня на плаву своими советами и беседами. Без него я бы остался совсем один.
Сейчас же, когда Лу отдалилась от меня, мы опять остались с Илием вдвоем. Я старался уделять старику внимание, проводить с ним больше времени, ощущая в нем своего деда, которого в реальности у меня никогда не было.
— Что-то ты долго, Антон! — проскрипел Илий, хитро зыркая на меня из-под седых бровей своими поблекшими от возраста глазами. — Ждали мы тебя на два дня раньше! Сам же голубя отправил!
А вот об этом я совсем забыл. Когда я высылал голубя, то еще окончательно не принял решение, буду ли заезжать к де Гранжам, или отправлюсь сразу в свои земли. Кроме всего прочего, я провел в гостях у Орвиста порядочно времени, на сутки больше, чем планировал, выехав со своими ребятами на Тракт только утром третьего дня.
— У виконта был, Илий! У старины Орвиста. Пойдем в дом, расскажу, как он растолстел, когда графскую цепь на шею повесил!
Илий довольно захохотал, представив себе толстого, как кабан, виконта, и мелко засеменил обратно в дом. Я же только аккуратно положил на сгорбленную спину старика ладонь, направляя движение пожилого человека.
Дворовые и дружинники уже перестали удивляться нашим с Илием отношениям: по официальной версии он мне был дальним родственником. То, что Лу, которая спала со мной в одной постели, технически мне, как бы, какая-то там сестра, всем было плевать: тут родство переставали считать за кровное уже начиная с троюродных. А так как Илий мне по легенде был дед не родной, а минимум двоюродный, то и не «сестра» она мне была вовсе. Так, седьмая вода на киселе. А учитывая, что официально перед Матерью мы свой брак не свидетельствовали, то и вообще о чем тут говорить? Ну, спят и спят, барон-то мужик приличный, платит вовремя, пиво свое свежее наливает, чего ему кости мыть?
Я быстро ополоснул лицо и шею с дороги, скинул сапоги и натянул домашнюю рубаху и штаны — приму ванну вечером — и уже через две минуты спустился обратно в столовую, где меня дожидался старый жрец.
Полная путешествий и лишений жизнь все же наложила на Илия свой отпечаток: сейчас ему не хватало впечатлений, так что он с удовольствием слушал все мои рассказы или просто был «свободными ушами», если у меня что-то не получалось и мне надо было кому-нибудь выговориться. Раньше у меня была еще и Лу, но последний год — только Илий.
— … и приезжаем мы в графское поместье… Ты бы видел, Илий! Большая аллея, старые деревья, которые еще прадед Орвиста высадил, огромный плодовый сад. Красивое место! И дом прекрасный! Так отдаю я поводья конюху, а на пороге появляется какая-то бочка в камзоле, да как загремит на весь двор «Антон!», — я надул щеки и изобразил толстого виконта, который спешил ко мне со своими медвежьими обнимашками.
Конечно же, я утрировал. Не потолстел Орвист настолько. Но, по сфокусированному взгляду старика, которому было все сложнее удерживать долго внимание, я кривлялся не зря. Илия история захватила.