Пропавшая сестра
Пожалуй, подожду отправлять это письмо, дам тебе успокоиться. Пусть пройдет хотя бы несколько дней. Да, я знаю — последние три года я жила сама по себе, погрузилась в студенческую жизнь, пока ты зубрила свою медицину, но, думаю, за это время мы успели немного повзрослеть и познать себя (сказала она и покраснела; «Верно?»). Если захочешь, чтобы я вернулась домой, только скажи. Правда.
С этого адреса буду писать тебе о своих заграничных похождениях, а в ответ жду умных советов про Париж, ведь ты же все на свете знаешь. Шли письма в конвертах, или в бутылке через океан — это тоже будет круто. Люблю. И не злись, пожалуйста.
Bisous («целую» по-французски).
Анжела
Р. S. Отправляю. Двойняшки — няшки!
Глава 5
В тот момент, когда пришло сообщение от Себа о пропаже моей сестры, я хохотала, согнувшись пополам, судорожно стиснув в руке смартфон, мечтая о бокале красного вина. Со дня на день должен был прийти ответ на мою заявку на грант, и я постоянно проверяла почту: родительского наследства хватит только на половину четырехлетнего обучения в медицинской школе, любые деньги пригодятся.
Стильное твидовое платье, надетое на встречу новых студентов Медицинской школы Калифорнийского университета в Сан-Диего, натирало колени, но я не обращала внимания. Все пребывали в приподнятом настроении и веселились, готовясь продолжать восхождение к вершинам медицинской науки, а я острила направо и налево. «Какая редкость, прямо как четвертая отрицательная!» Вокруг меня собралась компания, несколько парней и девушек, включая Тиберия, единственного чернокожего среди студентов. Казалось, я наконец-то начала оттаивать после смерти родителей, которых оплакивала последние три года. Я чувствовала себя немного Анжелой.
Размахивая банкой диетической колы, я предложила продолжить банкет в заведении неподалеку. Бар уже закрывался, и надо было где-то продолжить веселье. Какой-то умник предложил вместо этого прогуляться по берегу, но я тут же отвергла эту идею. Полученный в детстве ожог от медузы навсегда отвратил меня от пляжей, несмотря на радужные детские воспоминания. В тот влажный июньский вечер в бухте Ла-Хойя на волнах там и тут качались их полупрозрачные грибы.
И тут Келси из Миннесоты объявила, что теперь живет в другом районе, а Гарнет-авеню вечно забита, и трое местных (я, Кларисса и Тиберий) в унисон поправили ее: «Гар-НЕТ!» В этот момент я и начала хохотать.
А потом ткнула пальцем в экран телефона.
В зеркале ванной комнаты Анжелы отражаются темные круги вокруг глаз. Отдала бы весь свой грант, лишь бы вернуться в тот момент у бара, до того, как прочитала письмо Себа. К блаженному неведению о том, что она ушла навсегда. Выхожу из ванной и вижу Себа, ползающего под кроватью.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Он медленно лезет назад, как какой-то мусоровоз, затем тычет под кровать большим пальцем. Намазанные гелем черные волосы торчат во все стороны, на кончиках осели комки пыли.
— Я тут нашел несколько коробок за ящиком с посудой. Не поможешь добраться до них?
Себ приехал ровно в семь часов, всем своим видом показывая, что готов жизнь положить на то, чтобы узнать причину исчезновения Анжелы. По дороге обратно из полицейского участка я чуть не свернула шею, стараясь понять, не следят ли за мной. Начала было разбирать ее гардероб, но вскоре бросила — я не в силах паковать свою сестру в коробки. И вот уже два часа мы с Себом читаем ее старые рефераты и листаем книги, раскладывая их на три кучки: «Может быть», «Не относится» и «Возможные улики».
Логика и здравый смысл подсказывают, что глупо считать Анжелу мертвой до тех пор, пока я не увижу ее труп. Но если она действительно жива, придется что-то делать со всем этим, не могу просто так бросить ее в этом городе, в этой стране, если она в опасности и скрывается.
С того места, где я сижу, надпись на доске выглядит неряшливо. Кажется, что написано второпях, она загибается к краю доски, будто Анжеле не хватило места. Под наполовину стертыми цифрами я вижу слово, которого не заметила сразу: «код». Тошнота подкатывает к горлу. Неужели Анжела использовала наш тайный язык в качестве примера кода? Или она хотела сообщить что-то кому-то другому, а вовсе не мне? Окончание следующего слова размазано. Что это — крик о помощи или просто упражнение в криптографии?
Черт! Черт! Черт! Я опускаю голову и пытаюсь отдышаться. Щеки пылают. Закатные лучи проникают сквозь открытое окно и падают на мои голые икры. Девять вечера, а солнце еще светит. Самый длинный день в моей жизни.
— Шейна? — Себ говорит громко, видимо, повторяя вопрос: — Достанешь коробки?
Ладно, я лезу под кровать, пробивая себе путь сквозь пыль и грязные носки. Наверняка это его носки. Меня снова тошнит. На фига я все это делаю? Из чувства долга? На меня это не похоже. Зачем цепляюсь за эту призрачную надежду? Верю ли я в то, что моя сестра жива? Ухватившись за угол коробки, я начинаю понемногу выдвигать ее сквозь пыль и грязь к свету.
Себ вытирает пыль с крышки. Присаживаюсь рядом.
— Странно, что я не заметил этого раньше, — говорит он, приглаживая волосы, и на пол падает несколько комков пыли. Он аккуратно открывает клапаны, и перед нами предстает содержимое коробки.
Этот человек был так близок с моей сестрой, что у него был запасной ключ, или он знал, где она его хранит.
— Ты уверен, что стоит? Это все-таки ее личные вещи, — мои слова звучат укоризненно, но мне дает на это право оставленная ею записка. Я собиралась произнести это более дружелюбным тоном, но, в конце концов, плевать. Я не знаю этого парня, как бы близки с Анжелой они ни были. В каком-то извращенном, мелочном уголке моего мозга гнездится злость на него за то, что он какое-то время хозяйничал в этом священном месте один, без меня.
Заглядываю в коробку. Из-под пачки прокладок выглядывает фотография: улыбающаяся Анжела прижимается щекой к какому-то красавчику. Парень на снимке загорелый, с ухоженной щетиной и симпатичными ямочками на щеках. Рядом, неприятно удивляя меня, покоится электрошокер. Неужели Анжела чего-то опасалась еще до стрельбы в Сорбонне?
Себ, невинно наморщив лоб, смотрит на меня.
— Анжелы больше нет. Я пытаюсь восстановить ее последние шаги и выяснить, почему она погибла и кто ее похитил. Даже если для того придется покопаться в грязном белье.
Достаем из коробки несколько папок с бумагами и начинаем перебирать содержимое. Мысли мечутся из стороны в сторону, хотя я и сохраняю невозмутимое выражение лица. Что еще там обнаружится? Сколько еще найдется фотографий бывших бойфрендов?
Надо сосредоточиться. Следовать логике. Как-то сориентироваться в этом хаосе. Выделить главное — как при изучении истории болезни пациента в клинике.
Себ завис над бланком выпускного сорбоннского теста по английскому языку — у Анжелы высший балл. Так держать, девочка! Косые солнечные лучи освещают его квадратное лицо и волосатую грудь, выглядывающую из V-образного выреза белой рубашки.
Если Себ настолько хорош, что моя взбалмошная сестра встречалась с ним целый год, мне нужно узнать его получше. Выяснить у него, чем она занималась в последнее время, о ее симпатиях и антипатиях, распорядке дня. Без контекста тут не разберешься. И начинать нужно с этой плакучей ивы — Себа.
— Себ?
— Oui? То есть — да?
— Ты где учил английский? — спрашиваю я, листая папку с бумагами.
Некоторое время проходит в молчании. Интересно, что чувствует Себ, глядя на меня? Сколько раз он сидел на этом самом месте рядом с моей сестрой? Что он теперь будет делать без нее?
— В университете в основном. Я специализировался на биологии, а многие научные журналы выходят на английском. — Он расплывается в улыбке, обнажая белоснежные зубы. — Языки даются мне легко.
Я киваю, успев краем глаза уловить его лукаво взлетевшую бровь.
— Я тоже специализировалась на биологии. Биология человека, подготовка к медицинской школе.