Соната разбитых сердец
Она была Иерихоном, Карфагеном, Римом — пылающим городом, сдавшимся на милость непобедимого завоевателя.
* * *Франческа овладела всем его существом, как неукротимый огонь, и Джакомо растворялся в ней без остатка, как никогда раньше. Забыв обо всем на свете, он чувствовал лишь безграничное блаженство. Исчезли все переживания, страхи и тяжелые мысли — Джакомо тонул и взлетал к небесам на огненных волнах всепоглощающего чувства.
Он слышал, как она шепчет «да» с ненасытным восторгом страсти, как стонет от удовольствия, сжимая его стройными бедрами, словно высеченными из мрамора. Раз за разом повторяя одно и то же короткое слово, Франческа будто привязывала его к себе бархатистыми узами, и Джакомо с радостью отдавался в самое сладкое на свете рабство, ведь она воплощала в себе всю любовь и нежность, все самое прекрасное, что он когда-либо видел на этом свете.
Каждое подтверждение ее желания увеличивало наслаждение Джакомо. Сжав Франческу в объятиях, он перевернулся на спину, и она прижалась к нему сверху, шепча на ухо бессвязные слова счастья и блаженства. Вдруг она напряглась, изогнулась, словно тростник на ветру, и с неудержимым вскриком отдалась пику наслаждения, который почти в то же мгновение настиг и самого Джакомо.
Они остались лежать рядом: их пальцы переплелись, глаза были закрыты, тепло двух тел смешалось с влажной жарой июльской ночи, а капли пота, словно жемчужины, скользили по белоснежной коже и исчезали в складках льняных простыней.
***Было что-то пугающее в темноте этой летней ночи. Возможно, не стоило выходить в столь глухой час, но госпожа дала ей срочное поручение.
В первый момент Гретхен не поверила своему счастью: она и так старалась проводить в жилище графини как можно меньше времени, так что новый предлог ненадолго исчезнуть из поля зрения госпожи пришелся как нельзя кстати. В палаццо камеристку не отпускал страх, несмотря на то что Маргарет больше не грозилась ее убить, да и, как казалось Гретхен, она вряд ли бы на это решилась хотя бы из циничных соображений о собственном комфорте. Однако теперь служанка пожалела о своем решении. Оказавшись в узком переулке, который еле-еле освещался одиноким фонарем, Гретхен услышала за спиной какой-то шаркающий звук. Казалось, будто огромный сказочный змей выполз из вод лагуны, желая утолить многолетний голод.
Дважды австрийка резко оборачивалась, силясь разглядеть силуэт, тень, очертания идущего за ней человека, но несмотря на все усилия, видела только темноту. Повернув за угол, Гретхен поначалу слышала только легкий плеск и чувствовала резкий запах застоявшейся воды, но потом за спиной вновь раздались шаркающие шаги. Камеристка обернулась еще раз, но и теперь не смогла ничего разглядеть. Она ускорила шаг, свернула налево, пересекла небольшую площадь и повернула направо.
Тревожные мысли беспорядочно метались у нее в голове, словно перепуганные птицы в клетке, страх все сильнее сковывал сердце. Гретхен невольно вспомнила лицо Джакомо в день их первого страстного свидания, а потом — свои мольбы не покидать ее и его твердый отказ, разбивший ей сердце. Беспокойство тем временем все нарастало. Гретхен услышала подозрительный скрип и побежала еще быстрее. Она поняла, что совершила огромную ошибку, согласившись выполнить поручение в такое позднее время. Она что, совсем лишилась разума? Если на нее нападут, кого здесь звать на помощь?
Как назло, переулок становился все уже, а страхи Гретхен обволакивали ее со всех сторон, подобно щупальцам гигантского осьминога. В изнеможении девушка прислонилась к стене. Она заблудилась и теперь понятия не имела, где находится. На лбу выступили холодные капли пота. В глазах потемнело, когда Гретхен неожиданно услышала, причем совсем радом, отвратительный скрипучий голос. Казалось, что с ней заговорило какое-то чудовище — порождение темной июльской ночи.
— Моя дорогая Гретхен, вынужден сообщить, что теперь вы в моей власти.
Австрийка почувствовала отвратительный запах протухшего мяса, чья-то сильная ладонь зажала ей рот, а другая рука поднесла холодное лезвие кинжала к ее горлу.
В этот момент мир померк, и Гретхен лишилась чувств.
Глава 32
Склад
Какая же она красавица! Даже в нем, обычно умевшем в совершенстве контролировать собственные инстинкты, она вызывала неодолимое желание. Но, конечно, думать о подобных глупостях не время, а потому Дзаго решительно напомнил себе, кто передним: угроза спокойствию Венеции, австрийская шпионка, точнее еще хуже — прислужница тех, кто строит козни против Светлейшей республики, запершись в своих неприступных дворцах.
Он заставил себя не обращать внимания на огромные серые глаза и растрепанные волосы, которые обрамляли ее лицо, делая его еще соблазнительнее. Дзаго потряс головой, отгоняя непрошеные мысли, словно стаю надоедливых мух.
— Я знаю ваше имя, — сухо произнес он.
Эти невинные слова прозвучали как приговор, но Дзаго думал лишь о том, как важно не дать этой беседе затянуться, ведь ее голос наверняка окажется очередным орудием обольщения. Он сразу перешел к делу:
— Я задам вам очень простой вопрос: с кем видится Джакомо Казанова?
Гретхен была привязана к деревянному стулу, руки — крепко стянуты за спиной. Она подняла на своего мучителя печальный взгляд, в котором читалась обреченность, словно заточение стало для нее очередным ударом судьбы в долгой череде бед, приключившихся за последнее время. Ее огромные глаза наполнились горечью, и это не смогло не оказать воздействия на Дзаго. Защищаясь от сокрушительной силы грустного взгляда красавицы, он прикрикнул:
— Отвечайте!
Гретхен медлила. Если бы не выражение ее лица, Дзаго решил бы, что она бросает ему вызов, но было в ней что-то еще, чему он никак не мог подобрать определение.
Гретхен подождала, пока глаза привыкнут к слабому свету свечей, и внимательно осмотрела пространство вокруг, но не обнаружила ничего способного ей помочь. Они находились в складском помещении, где Дзаго любил проводить допросы. Стены, покрытые плесенью, деревянный стол и пара расшатанных стульев — вот и все, что составляло здешнюю обстановку.
— Где я нахожусь? — спросила Гретхен хриплым, надтреснутым от страха голосом.
— Здесь я задаю вопросы, — покачал головой Дзаго. — Отвечайте!
Казалось, Гретхен внезапно прозрела и только сейчас заметила его. Она печально вздохнула.
— Почему я должна отвечать?
Губы Дзаго изогнулись в жестокой ухмылке.
— Потому что если вы откажетесь, то мне придется подпортить ваше чудесное личико.
— Если вы собираетесь мне угрожать…
Она еще не успела закончить фразу, а Дзаго уже выхватил кинжал. Острое лезвие сверкнуло в свете свечей, и через мгновение Гретхен уже чувствовала, как холодная сталь касается ее шеи. Затем она вновь услышала скрипучий голос Дзаго и одновременно ощутила отвратительную вонь, исходившую у него изо рта. Ей стало дурно.
— Если вы перережете мне горло, то точно ничего не узнаете, — с издевательской усмешкой ответила Гретхен.
— Вы даже не представляете, как долго я могу мучить вас перед тем, как убить, — загробным голосом заверил ее Дзаго.
В подтверждение своих слов он убрал кинжал, выждал немного и вдруг неожиданно с силой ударил ее по липу. Голова Гретхен дернулась назад, а на том месте, где ее щеки коснулись железные кольца, которые носил ее мучитель, появились глубокие царапины. По белоснежной коже потекли алые струйки крови.
Впрочем, когда австрийка обрела дар речи, ее тон ничуть не изменился.
— Боже мой, да вы просто трус! — воскликнула она.
Сам не понимая почему, Дзаго залился краской: каким-то непостижимым образом эти слова сильно задели его. Глядя на свою жертву — такую прекрасную, беззащитную, несчастную, — он оказался охвачен неким новым, незнакомым чувством, которое застигло его врасплох.
Впервые в жизни Дзаго сам себе показался чудовищем. Внезапно он с пугающей ясностью осознал, во что превратился: в подлого мучителя, в безжалостного мясника, готового издеваться над слабыми ради своих целей. Необъяснимый вихрь эмоций, поднявшийся в душе помощника инквизитора из-за слов Гретхен, захлестнул его, словно безудержный порыв ледяного ветра. Дзаго почувствовал холод, страх, отвращение.