Соната разбитых сердец

Джакомо ненадолго задумался.
— Хорошо, друг мой. Я заметил, что среди корреспонденции было несколько писем от уже не вполне юных дам, которые жаждут моего внимания, а также знаменитого эликсира вечной молодости — невинной микстуры, которую делаю я сам и про которую говорят, будто она сохраняет красоту, — сказал он. — За пару флакончиков можно получить достаточно цехинов, чтобы мы с вами протянули еще месяц. В таком случае я смогу потратить деньги Габсбургов на приличный костюм, новые туфли и маску.
— Может быть, есть какой-то другой способ? — слабым голосом спросил Брагадин.
— Нет, больше ничего подходящего мне не приходит в голову. Пожалуй, стоит вооружиться флакончиками со снадобьем и поспешить к почтенным синьорам, чтобы не потерять их расположение.
Маттео Брагадин вздохнул. Ему совсем не нравилась эта идея, но кладовая его палаццо была пуста, дом требовал срочного ремонта, а сам он был уже недостаточно молод, чтобы начинать новую карьеру. Конечно, он получал скромное жалованье как член Малого совета, но его не хватало на достойное существование. Кроме того, с тех пор как он начал поддерживать Джакомо Казанову, почти все влиятельные венецианцы отвернулись от него.
— Ну хорошо, — наконец выдавил он. — Я не стану противиться вашей новой выдумке. Делайте то, что считаете нужным, только постарайтесь не попасться. И соблюдайте осторожность, чтобы не разворошить осиное гнездо. Я слышал, что Черный инквизитор Пьетро Гардзони поклялся сделать все что угодно, лишь бы поймать вас. Гвардейцы и стража патрулируют улицы города днем и ночью, так что прошу вас, Джакомо, не теряйте бдительность. Все жители Венеции уже знают о вашем возвращении, и половина из них таит на вас зло, я имею в виду мужскую половину, конечно. Многие из них только о том и мечтают, чтобы проткнуть вас шпагой, словно бабочку булавкой.
— Хорошо, хорошо, я буду внимателен, обещаю… Но позвольте мне хотя бы слегка развлечься, договорились? Это совершенно не опасно, поверьте. Как бы ни старался Гардзони, ему не подобраться ко мне. Я всегда опережаю его минимум на три шага.
— Ну, если вы так считаете…
— Друг мой, сейчас я должен идти, но обещаю, что еще до заката вернусь победителем, — перебил его Казанова.
С этими словами он слегка поклонился, а затем быстро развернулся, взмахнув легкой накидкой, словно крылом.
Покинув палаццо Брагадина, Джакомо надвинул треуголку пониже на лицо, чтобы гвардейцам, стражникам и шпионам было сложнее его узнать. Он решил добраться на гондоле до палаццо Контарини-Даль-Дзаффо, так как ему не терпелось изложить достопочтенной Катерине идею, которая только что пришла ему в голову. Если хозяйка согласится, бал имеет все шансы стать действительно незабываемым.
  
Глава 10
 
Совет десяти
 
Зал Совета десяти во Дворце дожей был залит утренним светом летнего солнца. Золотистые лучи свободно проникали через огромные окна, оживляя чудесные картины Джованни Баттисты Понкини, Паоло Веронезе и Джамбаттисты Дзелотти — двадцать пять работ в золоченых рамах, составляющие единую художественную композицию. Мраморный пол сиял, словно сделанный из янтаря.
Этот зал, будто роскошный ларец, служил вместилищем самой сути венецианской власти, заключая в себе столько величия и наследия многовековых традиций, что сложно было поверить, как все это великолепие могло уместиться в одном помещении. И тем не менее необыкновенная роскошь обстановки полностью соответствовала высочайшей задаче, возложенной на этот зал, — принимать собрания главного органа управления Венецианской республики, носившего имя Совета десяти. В те дни заседания проходили в сокращенном составе: на них отсутствовала главная фигура — дож, который по-прежнему был прикован к постели сильным недомоганием. Такое положение вещей открывало новые горизонты для многих знатных родов, у каждого из которых были свои планы, касающиеся места главы государства. Конечно, якобы справедливое разделение власти между аристократическими династиями, которым кичилась Венеция, давно стало лишь видимостью. Формальное равноправие окончательно утратило смысл после недавней реформы, согласно которой богатство рода определялось не по объемам коммерции, как раньше, а по наличию земель в собственности и, следовательно, по доходу от них.
 
Теперь порядок диктовали не успех в торговле и звонкая монета, а виллы, дворцы, земли и владения. Просто абсурдно, если учесть, что Венеция — это город, построенный на воде! И тем не менее земельные владения вышли на первый план, оттеснив коммерцию, и старые иерархии заметно пошатнулись. Те, кто в свое время не успел превратить золото в дома и дворцы, теперь оказались в непростом положении. Предки Пьетро Гардзони как раз оказались в числе недальновидных, а потому, чтобы удержаться на своем месте, ему приходилось постоянно вести сложную политическую игру, вступая в союзы и раздавая обещания, которые не всегда мог выполнить. По этой же причине Черный инквизитор так отчаянно боролся с Казановой: Джакомо был предметом ненависти и зависти многих именитых венецианцев, а известно, что ничто так не сплачивает союзников, как общий враг. Конечно, были у знаменитого повесы и друзья, причем весьма влиятельные. Не столько даже Брагадин — скромный пожилой сенатор, не добившийся особых высот, — а в первую очередь «два Марко»: Марко Дандоло и Марко Барбаро. Оба они происходили из знатных семей, имевших большой вес в Венеции, и оба были союзниками человека, который на тот момент, вследствие совокупности целого ряда причин, являлся одной из главных политических фигур республики — Альвизе IV Джованни Мочениго.
Словом, ввиду отсутствия большого состояния и роскошных владений Гардзони решил проявить изобретательность: выбрать общего неприятеля и под предлогом совместной борьбы с ним сплотить вокруг себя союзников для будущей битвы за кресло дожа. Он знал, основным противником будет именно Мочениго — человек, уже имевший огромный вес в высших кругах и не нуждавшийся в закулисных интригах. Не говоря уже о том, что практически бесконечные денежные ресурсы, получаемые Альвизе с многочисленных земельных владений, давали тому возможность легко покупать поддержку обедневших знатных родов, число которых множилось день ото дня.
Пьетро Гардзони знал, что ему понадобится все его красноречие, ведь доказательств у него нет. С другой стороны, отрицать наличие потенциальной угрозы никто не сможет. Он задумчиво закусил губу, наблюдая за Мочениго и Гримани: оба были мрачнее тучи, несмотря на ясный солнечный день. В любом случае медлить больше нельзя. Гардзони дождался, пока остальные члены Совета, остановившиеся побеседовать в проходной комнате — Зале Компаса, — наконец вошли и заняли свои места, и, по своему обыкновению, сразу же ринулся в атаку.
— Уважаемые члены Совета, приношу свои извинения за то, что нарушу установленный порядок своим выступлением, но я не могу терять время, так как перед нами стоит вопрос чрезвычайной срочности, — решительно заявил инквизитор.
Мочениго вопросительно поднял густую бровь, но Гардзони не собирался отступать. Он прижал ладонь к черной полосе, пересекавшей на груди его красную мантию, и продолжил:
— Вы наверняка уже осведомлены о том, что в Венецию вернулся опасный человек, именующий себя Джакомо Казановой. Не вызывает сомнений, что он достоин всеобщего порицания за распутство, жульничество и жестокость, являющиеся неотъемлемыми чертами его образа жизни. Но кроме того, уважаемые коллеги, я узнал от верных людей о том, что вышеупомянутое лицо на днях посетило графиню Маргарет фон Штайнберг, принадлежащую к высшим кругам австрийской знати. Неизвестно, о чем разговаривали эти двое, но всем очевидно, какими губительными последствиями грозит подобная встреча. Мы имеем точные сведения о том, что в последнее время Казанова являлся тайным агентом на службе у Австрии. И хотя у нас на руках нет доказательств этого сотрудничества, совершенно ясно, что дальнейшее бездействие с нашей стороны может быть чрезвычайно опасно, так как даст возможность вышеупомянутым персонам беспрепятственно строить планы по подрыванию устоев Венецианской республики.