Учитель моей дочери (СИ)

И снова возвращается к моему лицу, продолжая смотреть.
Я никогда не хотела курящих мужчин, я вообще не люблю запах табака. Но сейчас начинаю непроизвольно ёрзать. Это придает Тихонову какой-то особой порочности, усиливая мужественность.
А он водит по мне взглядом, раздевая и бесстыже пожирая глазами цвета изморози.
Я впервые вижу его так близко. Именно вижу, разглядываю и вкушаю. Мне очень нравится его красивая родинка возле носа, небольшие морщинки на лбу и в уголках глаз, гладко выбритое лицо. У него идеальные нос, глаза и губы, по которым хочется водить пальцем, очерчивая контур.
— Сколько у тебя таких мамочек, как я? — задаю вопрос, который меня давным-давно мучает.
Сложно поверить, что его так сильно переклинило именно на мне.
Ведь и раньше мамы приводили детей в школу, и наверняка среди них были те, что вызывали в нём сексуальный голод. От этой мысли живот скручивает спазмом, хочется задушить учителя на месте.
— Не знаю, не считал, — отстраненно отвечает Тихонов, внимательно следя за моей реакцией.
Он играет со мной? А я ревную. Мне претит мысль, что я, ответив на его пристальные взгляды, ему просто попалась. Рандомно. А могла отреагировать другая. Сегодня он очень сильно помог мне. Но меня волнует, хотя и не должно, как много нас таких, нуждающихся в его внимании? Как часто он выбирает "новую жертву"?
— Ты с мужем спишь? — задаёт он не менее жестокий вопрос и прищуривается, продолжая курить и гладить меня.
Я вся провоняю сигаретами. Но меня это мало волнует. Наши взгляды глаза в глаза обостряют чувства, как кориандр углубляет вкус блюда. Он не считал. Шутит или серьезно? Правда или уловка для того, чтобы вывести меня на какой-то новый, более глубинный уровень. Спрашивает про мужа, значит, волнует. А вдруг и вправду этих мамочек было много? Его ответ действует на меня так же токсично, как алюминий и марганец влияют на растения. С Ваней было не так, с Ваней было просто.
— Конечно, сплю, он же мой муж.
Учитель недобро щурится, выбрасывая в окно сигарету.
— Пятый урок закончился, пора ехать. — Резко пересаживает меня на пассажирское кресло и заводит мотор, отъезжая от фонаря и серого здания без окон.
  
Глава 9
 
— Состав числа пять? — спрашиваю у Маргаритки, улыбаясь ей.
— Один и четыре, два и три, — от зубов тарабанит малышка.
Обожаю смотреть, как она, сидя за кухонным столом, старательно выводит крючки и буквы. Учёба ей даётся легко, и дочурке очень нравится ходить в школу. По закону в первом классе домашнего задания быть не должно, но учительница для закрепления пройденного всё равно пишет нам несколько пунктов с чтением, письмом и примерами по математике. Однако рабочего места у Маргаритки по-прежнему нет. Неоднократно говорила об этом мужу. Нужно организовать ей нормальные стол, стул и лампу для того, чтобы выполнять уроки. Дальше ведь будет сложнее, но он лишь отмахнулся, сказав, что всё детство лепил уроки на кухне и нечего привыкать к особому комфорту. «Мы не из богачей. И должны быть благодарны судьбе, что есть хлеб и даже масло, чтобы намазать на булку!» Отличный подход, учитывая, какую сумму я обычно плачу за свет и интернет в конце месяца.
Дочурка выполняет домашнее задание, выданное на выходные, а я мою посуду, тщательно намыливая грязную кастрюлю. Взглянув на ту гору, которую ещё надо протереть мочалкой, мне становится грустно. Ваня, как обычно, за компьютером. Правда, сегодня он целых полчаса посвятил своей дочери, чем очень меня удивил, а Маргаритка так сильно радовалась, что я не могла не любоваться её улыбающейся мордашкой.
Когда она счастлива, и мне хорошо. Она очень любит папу. И она для меня самое главное в жизни. Сегодня суббота, и нам не надо в школу, как и завтра. Я помогаю ей читать: она подносит букварь к мойке, и вместе мы произносим слова по слогам. Громко, смеясь, поддразнивая друг друга. Вода шумит, я гремлю кастрюлями и тарелками.
— Оглохли, что ли? — Сует мне в лицо трубку возникший из ниоткуда муж. — Ору уже полчаса. К телефону тебя, мужик какой-то. Может, сосед снизу: моетесь вечно так, что воды на полу по щиколотку. Затопили, наверное.
 
Я не хочу брать трубку мокрыми руками, а Ваня не может ждать и, психанув, оставляет её на столе.
— Может, тогда ты с ним по-мужски поговоришь? — говорю ему в спину.
— Тебя просит. — Уходит муж, отмахнувшись.
Я вытираю ладони о полотенце и, улыбнувшись дочери, подношу трубку к уху.
— Слушаю.
— Привет.
И внутри всё обрывается. Он звонит нам домой, он снова врывается в моё личное пространство слишком близко. Услышав знакомый хриплый голос, я пугаюсь, отвернувшись к холодильнику.
Маргаритка выбегает из комнаты, бросив уроки. Так бывает всегда, как только я отвлекаюсь.
— Ты с ума сошёл, звонить сюда? — шепчу я едва слышно.
— Хотел убедиться, что муж действительно существует.
Странное ощущение. С одной стороны, ужас и отвращение от того, что грешная фантазия опять встретилась с реальностью, а с другой… Мучительная, вкусная дрожь от того, что он снова проявляет ко мне интерес. Нашёл домашний телефон и звонит. Запретное пугает и будоражит, выкручивая жилы. Неправильно и абсолютно точно не должно повториться. Может узнать Маргарита. Может услышать Ваня.
— Вы ошиблись номером, — говорю громко и чётко.
— Хочу тебя увидеть. Сегодня. Прямо сейчас.
Его настойчивость возбуждает. Кожа вспыхивает, сама собой становясь остро чувствительной. От мысли, что прямо сейчас я снова могла бы встретиться со “своим” учителем, поцеловать, прижаться, заняться с ним сексом, сквозь тело проходит нечто сладкое и томительное. Непроизвольно потираю шею. И выгибаю спину, меняя позу.
— Это невозможно.
— Давай я приду прямо сейчас. Я соскучился.
Испугавшись, оглядываюсь на дверь. А вдруг и вправду явится? От него можно ожидать чего угодно.
— Прекрати! Не надо больше приходить ко мне домой. Никогда.
Он смеётся.
— Ольга Вячеславовна, да вы лицемерка, прикрываете свою страстную натуру притворной добродетелью.
— Я действительно не хочу, — выдыхаю, — чтобы ты сюда приходил.
— А твой муж знает, какой ты бываешь, ммм, несдержанной в постели? Для него ты тоже такая?
— Хватит на меня давить, — нервничаю, бесконечно оборачиваясь на дверь.
— А я-то думал, тебя заводит моя настойчивость.
— Я вешаю трубку, Алексей. Всё, что начинается с такой страсти, заканчивается очень плохо.
Я почти вижу, как он ухмыляется.
— И часто с тобой случалась подобная страсть, Оль? — хрипло выдыхает он, пуская по телу очередной табун пьяных мурашек.
Со мной вообще никогда такого не было, и я абсолютно точно понятия не имела, что так бывает.
Он расценивает моё молчание по-своему.
— Если ни разу обо мне не думала, трубку повешу я, и больше мы не увидимся. Я не сумасшедший, Оль. Просто не хочу, чтобы это заканчивалось.
Он держит паузу, а потом добавляет:
— То, что между нами, — нереально...
— Глупо, — перебиваю его, огрызнувшись.
— Горячо… Придёшь ко мне? Я хочу тебя. Ну же.
Сердце замирает, потому что я затягиваю с ответом и учитель вдруг вешает трубку. Сам! Первый!
Прерывистые гудки оглушают меня, они как набат бьют по голове чёткими, отрывистыми ударами. Это же хорошо, если между нами — всё? А если между нами и вправду всё?
Я тут же задыхаюсь, будто попала в безвоздушное пространство, в вакуум, где выкачали весь кислород. Он выкачал. Он играет со мной. Он, чёрт побери, опять дергает за ниточки. Так было с первого дня, но эта игра будоражит меня, сводит с ума, возбуждает, спасает, возвращая к жизни.
Он повесил трубку и сказал, что мы больше не увидимся…. И теперь уже страх иного характера окутывает меня от кончиков пальцев до кончиков волос. Тело как будто леденеет, покрываясь мерзкой коркой. Мы никогда больше не увидимся?! Ни разу, ни единого прикосновения? Ни одного поцелуя? Никогда? Ни при каких условиях?