Путь кама (СИ)

Губки Клубнички сжались:
— Врешь как всегда. У тебя с рождения изо рта ни одного правдивого слова не выходило. Может, убить, и дело с концом?
Девушка надменно наклонила головку и улыбнулась. Не дожидаясь ответа, она высокомерно поставила ногу на острие ближайшего камня, повела бедром. Кожаные брюки натянулись и продемонстрировали каму идеальность форм, силу мышц собеседницы. Грозди фигурок помощников на ее поясе зазвенели.
Кам хмыкнул. Он понял, что Клубничка — грозный противник, но признавать это открыто не возжелал. Пасовать перед дамой было унизительно, какими бы силами она ни игралась.
Если возникала необходимость, рыжая без труда призывала любого из подчиненных, но сейчас надобности в них не имелось. Фигурки висели милым украшением и время от времени позвякивали, заставляя Ала слегка, хоть и малозаметно, напрягаться.
— Если путейцы тебе враги, тогда не трать силы на меня и разберись с ними, а я помогу.
Рыжая округлила глаза.
— П-почему? — смущенно пролепетала она, заикаясь, как в детстве.
— Они убили отца, разрушили мою вполне успешную жизнь. Этого хватит?
Девушка криво усмехнулась. Мелкие жемчужины зубов сверкнули в свете заходящего диска.
— И то верно. Только Удхани убил узут. Не шаманы. А теперь он присосался к тебе. Не боишься?
— Нет, — ответил Ал. — Демон служит мне и когда надо уносит в миры экстаза и радости. В остальное же время — я ему бог и повелитель. С ним не так одиноко, понимаешь?
Клубничка промолчала и сложила руки на груди: лезть в ее душу гадкому каму она позволить не могла.
— А ты? — вдруг спросил Ал.
— Что?
— Почему сбежала с Ольхона? Куда?
Щеки рыжей внезапно покраснели, и она почти закричала:
— Н-никуда я не сбегала! М-меня выкрал отец. — Потом спокойнее пояснила: — Оказывается, Путь прятал меня, чтобы получить власть над богами Востока.
— Зачем? Они служат Западу. Мощи у них и так хватает.
Хата капризно подбоченилась. В ее голове не укладывалось, как можно быть настолько глупым и не видеть элементарных вещей. Ну, ничего, скоро все поймут, кто такие эти жалкие людишки, которым дозволено говорить с духами.
— Смеешься? Разве есть во Вселенных сила, способная победить лошадиного бога, тэнгри тьмы?
Ал пожал плечами. Спорить с дочерью небожителя он не планировал.
— Значит, договорились? Работаем в паре?
Клубничка кивнула.
— Жди указаний. Их тебе передаст узут. Он — раб Ата Улана и слышит приказы хозяина через расстояния и время.
— Какая честь. Чего молчал, дохляк? — рыкнул Ал и вытолкнул узута из-под накидки.
Тот грохнулся у ног маленькой богини и, трясясь всем тельцем, стал молить и пощаде и шептать слова восхищения Ата Уланом.
Клубничка сжалилась над паразитом и, опустившись на одно колено, помогла ему встать. Мордочка демонической сущности расправилась от морщин. Расплылась в улыбке на сто сорок мелких клычков-присосок.
— У тебя на хвосте старый медведь. Как ты сможешь помочь, чтоб он не заметил? — обратилась она к Алу перед отбытием.
Продолжать болтовню со старым товарищем по Сургулю ей претило.
Внезапно она услышала ответ, от которого побежали неприятные, липкие мурашки. Оказывается, есть на свете сволочи, куда страшнее вампиров, демонов наваждений и болезней. И имя им — люди. Алчущие и несчастные, униженные и одинокие. Злые, без надежды и веры внутри.
— Убью. Дряхлый маразматик мне не соперник, — спокойно сказал белобрысый шаман и спустя секунду рассмеялся так беззаботно, что в сердце Клубнички похолодело.
Девушка ушла, даже не попрощавшись.
Ал вернулся из воспоминаний и подавил смех, который рвался наружу каждый раз при возникающем образе зеленоглазой богини. Быть может, она будет благосклонней, если кам выполнит обет. А после войдет в пантеон Восточных тэнгри и станет мужем драконши, белым волком Преисподней.
— Сначала приказ выполни, придурок, — ругнулся на себя Удхани и вынул из-за пазухи флакон с бурой жидкостью. Осталось найти чан поваренка и добавить пару капель в ужин путейцев.
Не за горами великое время. И он часть тех, кто творит сии перемены. Герой. Вот кто такой Николас Удхани. Бессмертный герой.
   
Четыре элемента
 
Хмурые облака надменно плыли гигантскими перьями в вечернем небе. Пирамида Кайласа поднималась над головой непреодолимой преградой. Жестокой, смертельной единицей величия природы.
«Нет, — прервал рожденное в глубине своего сердца недовольство Мархи: — Кайлас — помощник и ступень к бессмертию, но не стена. Его надо ценить, как место силы, как дар богов, что оставили единственную лазейку в свою обитель».
Гора, куда он стремился, миновав лес двойников, была двойником вершины, которая темнела острыми гранями во всех Срединных мирах. Вселенные отличались друг от друга, как день и ночь, огонь и вода, но Кайлас непогрешимо стоял на земной тверди даже там, где след хомосапиенсов растворился в истории, подобно утренней росе в жаркий полдень.
Сутки назад кам не думал восходить на небесный столп, что связывал паутину мирозданий, но теперь, когда от него зависела жизнь почти сотни шаманов, усыпленных в поселке, выбора не оставалось. Точнее, он был, но совсем не подходил Мару. Либо сбежать, прикрываясь запретом духов предков, либо идти напролом с поддержкой одного-единственного, верного до самой его смерти Асая Оциолы.
Улепетывать, поджать медвежьи уши Мархи казалось неподъемным бременем. Этим он подвел бы не братьев, но собственного ие-кыла, который сдавался даже под страхом божественной кары.
Что уж говорить о помощниках и амагяте! Позора не оберешься.
Старик оценил бы его рвение и возрадовался, что воспитал доброго кама. Тимучин смерть как гордился самоотверженными учениками, ценил их выше переговорщиков и воинов. И молодому каму это нравилось. Как вызывает довольство любая похвала старшего, истинного учителя и божества.
«Спасу Сургуль — спасу старика», — поклялся себе парень и упрямо сжал губы.
Секундой спустя он уже переставлял ноги с одного обледенелого выступа на мшистый камень повыше. Хватаясь руками за острые края, подтягивался на очередное плато почти вертикальной каменной стены.
Пологая часть горы осталась позади, впереди маячил тяжелый подъем по единственной мало-мальски подходящей грани Кайласа, символу солнцеворота и духовной силы.
С собой Мархи взял веревку, сплетенную некогда слепой шаманкой Аталзой, бурдюк с талой водой и пару вяленых рыбешек. Запас небольшой, но времени думать и тем более набирать больше провизии у него не было. Груз за спиной мог помешать в опасном восхождении, заставить Мара идти долгой дорогой по устью реки, серпантином опоясывающую скалу.
На небе загорелись семь звезд, недвижно повиснув над острием центральной точки. Они не кружились, не двигались, не танцевали, как этого требовали законы Срединных миров. Они неподвижно мерцали яркими маяками блуждающим в черноте скудного Ольхона шаманам.
Этой ночью таким шаманом стал Мар. Как ни болели суставы, не ломило мышцы от чрезмерных натуг, он не останавливался. Трещины, которыми он восхищался с низины, превратились здесь, в сотнях метров от пика, в рваные пещеры. Мутные тени — в ступени и неровные выемки размером с быка.
Парень ахнул и зажмурился, когда один из кусков слоистой породы выскользнул из-под ног и кубарем полетел в небытие. Сильнее вцепился пальцами в породу над головой.
Раздался грохот. Один, второй, третий удар оглушили пустоту и заставили эхо проснуться.
— Дьявол! — выкрикнул кам и прижался грудью к ледяной стене.
Кровавая дорожка с поцарапанной кожи ладоней неспешно закапала на почву между камней. Треснули ногти.
— Справа ступени, посмотри! Я давно их заметила. Они здесь с тех пор, как эжин грома ударил скипетром по скале, дабы преградить людям путь наверх. Смертные, конечно, не дошли, а вот трещина легла удобно.
Белая ласточка закружилась над головой шамана и, взметнувшись ввысь чуть левее его плеча, долетела до выступа почти квадратной формы. Часть камня ушла в грунт, но большая часть оставалась на поверхности и давала возможность легко на него опереться. Выше шли такие же саморожденные ступени, которые образовывали вполне достойный всход.