Путь кама (СИ)
Амбросия остановилась и открыла от удивления рот.
— Жуть какая! Бедненький, г-сударь.
— Отстань, противная. Все хорошо. Лучше накорми ужином и расскажи, что с княгиней и останками Филиппы.
Девушка рассмеялась и кивнула.
В хижине, где она обитала, оказалось тепло и уютно. Отчего Мару несказанно полегчало, а напряженные мышцы расслабились.
На подоконниках, столе и лавках домишки были разложены кружевные салфетки. В левом углу располагались побеленная печь и высокие стопки фарфоровой посуды.
— Откуда такое роскошество?
Амбросия, покраснев, взяла пиалу и протянула Мару.
— Видишь трещину? Княгиня приказывает старье выбрасывать в помойную яму, а мне жалко. Собираю, отмываю и задешево продаю беднякам. Все лучше, чем есть с листьев лопуха или вовсе с земли.
Удивленный благоразумием служанки, Мар с интересом оглядел новую знакомую.
Маленькая, щуплая, с тонкими чертами лица и светлой, словно фарфоровой, кожей она теперь показалась ему очень привлекательной. Куда интересней, чем сутки назад, когда бегала по усадьбе в красном чепце и в маске благонравной дамы.
— Оставайся со мной, Мархи, — вдруг попросила Амбросия.
Мар попытался сглотнуть, но горло пересохло настолько, что напомнило пустыню в засушливый период.
— Прости, не могу, — почти шепотом произнес он и потупил взор.
— Понимаю. Ты нужен людям, да?
Шаман кивнул. В черных раскосых глазах застыла тоска и воспоминание о чем-то давно утерянном, неимоверно далеком. О семье.
— Не будем об этом. Садись. Сейчас принесу утку, и мы на славу поужинаем жирненьким мясцом.
— Спасибо, — расслабился гость и перевел тему: — Что с Филиппой? Амбросия открыла чугунную дверцу. Запах приправленного со специями мяса поплыл по комнатушке, буквально сшибая с ног.
— Княжну нашли вчера с началом сумерек. Сегодня планируют захоронить. Кожун приказала всей челяди молиться за упокой души золовки, а после собрать ее собственные вещи. Уезжает в столицу.
— А Филипп?
— Его княгиня с собой не берет. Сказала, что при родах не хочет видеть мужниного лица, а после них он ей подавно не нужен. И почему так… Кто ж их, княжат, разберет.
Аллегория правосудия
Деймос и Фобос медленно поднимались из-за утесов, разливаясь по планете Трио ржаво-коричневыми волнами света. На вершинах скал, которыми была покрыта древняя земля, красовались могучие шапки льда и снежного наста. Скрип, стон раздавался повсюду. Это планета трещала мерзлотой, остывая после жаркого дня. С каждым метром, уходящим в низины пологих или, наоборот, отрывистых склонов горы превращались в зеленые поляны, в густые заросли кустарника и реликтовых пихт. По впадинам разливались зеленовато-бурые речушки, кое-где ближе к поселениям людей красовались резными изгородями огородцы и фермы.
Куда бы вы ни пошли, какое селение на Трио ни посетили, на приступах к нему вас бы встретило кладбище. Средоточие почитания и уважения к предкам, оно внушило бы трепет и заставило задуматься о бренности маленькой, никчемной человеческой жизни.
И здесь в скромном ауле Мана история повторилась бы. С одной оговоркой. Места для живых было так мало, что мертвым его не хватило, и погост организовали на противоположной стороне горы.
Там же установили первую чарипню, которая до сих пор стояла среди могил чернеющим столетним осколком и время от времени принимала сменяющих друг друга чарипов. Периодичность была настолько странной, что ее не понимали ни в поселении, ни в ордене Четырнадцати богов. То ли подготовка новичков занимала столько времени, то ли ни один уважающий себя служитель не желал отправляться на край света, чтобы жить среди могил и одиночества. Когда умирал очередной чарип, и староста посылал в главную молильню своего представителя, старшие служители уверяли, что новый проповедник прибудет в аул через пару дней. Но пару дней затягивались на месяца, а нередко на года, и новоиспеченный чарип приходил, когда о нем почти забывали.
С Велесом Ману повезло. Мужчина прибыл сюда через месяц после захоронения сумасбродного Стригора и остался на долгих пятнадцать лет. Горцы настолько привыкли к нему, что ходили на кладбище не только в праздничные или поминальные дни, но и между, чтобы просто выпить травяной настойки или спросить совета.
Сегодняшней ночью гостей не было. Велеса, наконец, оставили одного. И он, с трепетом и светлой радостью в душе, засел за молитвы.
Раздался треск.
Обыкновенно голосили горы.
Чарип бросил взгляд через полупрозрачный пузырь, натянутый в оконном проеме, и взял новую кость. Пятая благодарность богине плодородия закончилась и на ее место пришла шестая.
— Червь ниспосланный, беспощадный к грехам и камням, благодарим тебя. Червь мягкий, червь острый, червь живой, червь извечный, просим тебя…
Богомолье тянулось и тянулось, вбирая в себя чарипа, словно кисель. Слова выходили монотонно, отработанные до автоматизма, расплывались в пространстве умиротворением, дремой.
Мужчина понял, что засыпает и попытался отрезвить свое бренное тело хулой.
«Не-е-ет, обойдешься, старый дурак, — выругался он и подобострастно добавил, — демоны рядом, сбивают с толку всякого, кто слаб духом».
Дремота немного прошла, и он снова взялся за четки из сплетенных кубиков, чтобы продолжить. Сделанные давным-давно каким-то безымянным умельцем кости древнего ящера приятно постукивали, проскальзывая между пальцев хозяина.
— Кто там дальше? Ветер? Да, истинно, ветер.
С губ не сорвалось ни звука. Молитва резко оборвалась. За стенами что-то заскрежетало и ухнуло так, будто отвалилось часть скалы.
Мужчина вздрогнул, попытался вскочить, но запутался в длинном одеянии и безнадежно рухнул на дощатый пол. Засеменив конечностями, подобно пауку, он подполз к двери и толкнул ее.
То, что Велес увидел за порогом, никак не походило на камнепад. Точнее, камни были, но совсем не горные осколки, на которые уповала логика богослужителя, а обтесанные человеком плиты с могил.
Полированные надгробия медленно поднимались над землей, дергаясь и скрепя от натуги, затем с грохотом падали рядом. Усеянные цветами и мшистым ковром холмики взрывались, и из-под них вставали ларцы с мертвецами.
— Червь Прародитель! Что ж творится? — бросил в пустоту Велес, которого затрясло от ужаса так, что ноги перестали слушаться вовсе и никак не давали служителю встать с колен.
Капельки пота поползли с высокого лба и спрятались в густых бровях. Рясоподобная накидка взмокла.
Все больше ларцов начало вздыматься, все громче раздавался их скрип. Короба постарше не выдерживали вертикали, рассыпались каменной крошкой еще на подъеме, из темноты выглядывали кости и черепа. Недавно захороненные были массивней, но крепче, с вытесанными надписями и не такими пугающими.
Чарип огляделся.
Справа белел сквозь тьму ларец Богора, его товарища и местного кузнеца, который сгорел в кузне лет пять назад, чуть поодаль вращался веретеном саркофаг столетней вещуньи Мокшинии.
Вдруг все остановилось и замерло. Ларцы и камни, левитируя, зависли в воздухе, а земля перестала раскапываться.
Велес приподнялся, опершись на косяк, встал. Взял со стола чарипни потертую книженцию с молитвами и выдохнул. Страх до сих пор бежал по его венам, но даже крошечный шанс на спасение от Нечто делало щуплого человечка сильнее.
— Люция, спаси. Прошу, озари жаждущему дорогу к спасению! — взмолился пожилой мужчина и сделал шаг через порог.
Надгробья и ларцы развернулись в сторону тропы, по которой побежал Велес и завибрировали. Раздался непонятный гул, будто на кладбище залетел огромный рой медоносов. Чарип поднял взгляд с мощеной дорожки и в ужасе отпрянул. К нему подлетал короб Мокшинии. Не удержавшись на влажных от росы камнях, он поскользнулся и свалился с пригорка в неглубокую котловину, куда прихожане обыкновенно бросали высохшую листву, ленты с молитвами и прочий мусор.
Удар оказался неслабым. В затылке что-то хрустнуло, и на ворот закапала теплая жидкость.