Путь кама (СИ)
Пройти сквозь дебри было невозможно. Осмелиться на экспедицию не рискнул бы даже Хад, у которого, как раз на такой случай, по всем карманам располагались обереги и миниатюрные мачете.
— Как найти шутхэр? — задал Мар вопрос зеленому королевству, не особо надеясь на ответ, но почти мгновенно заметил, как листья папоротника затряслись и начали подниматься. Малина спрятала иглы, свернулась в кокон.
— Смотри на следы, — шепнул дед.
— Волки, — кивнул кам и осторожно переступил через корни деревьев.
Мир растений, животных, людей и даже камней был для шамана единым целым. Крошечные осколки из существ и предметов сливались в одну общую картину, мозаику. Вселенную. В ней не существовало иерархии, не было чего-то более божественного или менее. Частица божества пряталась во всем, пряталась до той поры, пока ни приходил аватар, и ни открывал себя этой частице. А она, вслед за бахши, ни открывалась всему остальному.
Беречь сущее и невидимое, быть нейтральным, справедливым — вот чему учили Мархи. И вот чего жаждал он сам.
Лесная дорожка, по которой брел шаман, стала шире, кустарники поредели и уступили место полевым товарищам — травам.
Из-за куста рябины, одиноко стоящей среди лютикового поля, показался могучий зверь и зарычал. За ним потянулись собратья. Как только стая увидела человека в маске, с когтями медведя, сразу оскалилась, вслед за вожаком. Встала неподалеку.
— Я не обижу тебя, дух мести. Давай поговорим.
Серый хищник, тот самый вожак, клацнул челюстью и медленно продвинулся ближе к шаману. В мыслях человеческого сунесу, которым сейчас был Мархи, вдруг возник слабый голос. С каждой секундой он нарастал и становился злее.
— Мне никто не поможет. Нам не о чем говорить. Я и мама столько лет гнием в придорожном пролеске, и ни одна живая душа нас не ищет. Мы не нужны, мы — позор и грязь на сапогах князя. И за это я отомщу! За нас! За безымянных и одиноких!
Мар открыл рот, чтобы ответить, но не успел. Хищник присел на задних лапах, приготовился, и спустя секунду рванул к Мару так молниеносно, что тому пришлось отступить на пару шагов, ибо остаться на ногах после мощного удара, который предстоял, было невозможно.
Зверь понял свою ошибку. Развернулся и снова прыгнул на грудь врага.
Теперь грозная челюсть была раскрыта так широко, что в ней виднелся каждый полусгнивший у десен зуб. Каждая почерневшая прожилка и мертвый, разлагающийся капилляр.
Шаман выкрикнул имя помощника и слегка присел, закрыв лицо руками.
Асай поднялся над землей духов бесформенной дымкой, завертелся и превратился в жесткие наручи, сковавшие в тот же миг предплечья внука. Прокусить и растерзать такую защиту не смог бы даже Мунх Шона — вечный, бессмертный волк со стальными зубами.
Челюсть вожака сжалась на левой руке Мархи. Заскрежетал металл.
Развернувшись торсом так, чтобы увеличить силу инерции, шаман нанес мощный удар по злобному противнику и отскочил. Перчатка с медвежьими когтями сделала свое дело, и морду зверя прорезали четыре глубоких борозды.
— Сын собаки! — зарычал хищник и снова вознамерился напасть на шамана, но опоздал.
Вынув из кармана кленовый лист, парень метнул подарок двойника в воздух. Живое золото поднялось ввысь, закружилось и, пока противник соображал, что происходит, превратилось в уже знакомый клинок.
— Семь Со! — скомандовал Мар.
Кинжал завибрировал, отделив от себя шесть близнецов, и ринулся туда, куда смотрел его хозяин. Любая команда, даже взгляд шамана были для острого товарища непреложным законом, истиной, исполнять которую он считал за честь.
Злобного духа отшвырнуло и пригвоздило к ели так крепко, что тот не смог повернуть морды. Пробитая кожа зашипела и запузырилась от прикосновения металла, из ран потек гной.
Мархи подошел и поклонился духу. Тихо, с горечью прошептал:
— Мне жаль, дитя. Ты не заслужил такой смерти.
Шутхэр замычал в ответ, и из его мутных глаз потекли струйки слез.
Бо, стоя наготове, нетерпеливо заржал. Он дождался, пока шаман отойдет от духа и, наконец, заметит его, чтобы в который раз напомнить: Нижний мир не резиновый и живому в нем не место. Пора домой.
— Да-да, иду. У тебя шило в заднице, Бо? Чего такой напряженный?
— Сам такой, — передал ответ бубна-коня Асай, который к тому времени успел перевоплотиться в старика и присесть среди лютиков на прогретую дневным светилом землю.
В Срединном мире Мархи встречал Филипп. Он сидел на постели жены в позе хмурого истукана и молчал. Кожун на ночь перевели в соседнюю спальню, так что дамы не было, и ее жизни никто не угрожал. А вот для чего явился князь — было непонятно.
— Я же просил оставить меня в покое, — рявкнул феодал сухими губами.
— Как с делами покончим, сразу оставлю. Клятву даю.
Мар потянулся, зевнул. Сняв скатерть с прикроватной тумбы, отер потное лицо и демонстративно положил скомканный кусок обратно. Филипп промолчал, но желваки задвигались сильнее.
— Филиппа и ребенок лежат недалеко от дороги. На опушке хвойного бора, через который эта каретная тропа проходит. Справа — лютиковое поле, слева — большой куст рябины. Найдите кости как можно скорей и захороните там, где они по праву рождения должны лежать. На этом все. Злобный дух получит покой и не станет больше вредить княжеской семье.
— А если ты лжешь?
— Значит, отпрыск придет ночью в усадьбу и перегрызет глотки всему вашему роду.
Князь Ласийский закатил глаза и устало выдохнул. Спорить и тем более сажать в темницу языкастого спасителя ему совсем не хотелось.
— Ладно. Понял. Вижу, что не лжешь. Филиппа, в самом деле, пропала по дороге из столицы и те места, которые ты описал, мне знакомы. Держи златые, заслужил. Куда теперь, целитель?
Мархи пожал плечами и встал. Открываться гнусному растлителю он не желал, как не желал больше ни секунды задерживаться в мире Хаан Засаг.
— Путей много, куда-нибудь, да приведут.
— Верно, дружище. Верно, — согласился князь и проводил странного гостя до главных дверей.
Когда за спиной Мархи захлопнулись дубовые створки усадьбы, он обратился к невидимому для остальных покровителю. Зашагав к центральным вратам, выходу из поселения, кам бросил бывшему главе манчжурского племени Улунхану:
— Что за хохот я слышал в спальне? Что тебя повеселило, амагят?
Зазвучал низкий до хрипотцы голос воина:
— Неужто не догадался? Княгиня-мать добилась своего: после смерти бездетного Самыла ханом Умбрии станет Филипп. А где соперники? Правильно, их нет. Как нет девочки, которая смогла бы своей жизнью и жизнью мальца очернить идеального правителя.
— Ты не совсем прав, Улуни.
Сняв маску и расстегнув узкий ворот рубахи, молодой мужчина перепрыгнул через разрушенную стену храма, вытащил из котомки за спиной длинную, набитую табаком трубку и принялся раскуривать траву, подаренную Безымом.
— В чем?
— Не ханом станет Филипп, а императором.
На следующее утро Мархи вылез из-под груды камней, в которую превратилась некогда величавая храмовая апсида, и решил прогуляться по окраине столицы. Голод — не тетка. Есть хотелось по-зверски, а с златыми князя он мог себе позволить не только кукурузную лепеху и козий сыр, но и вещи куда более изысканные.
— Брать морского окуня в речном княжестве — не лучшая идея, г-сударь.
— Мархи, — напомнил Мар свое имя миниатюрной блондинке и улыбнулся. — Что посоветуешь?
— Только что запеченную утку и кружку пенистой медушки.
— Сойдет.
Блондинка с напускной укоризной покачала головой и указала на лачугу в конце улочки.
— Туда.
Они пошли.
— Твоя? — поинтересовался шаман на полпути.
— Моя. Родненькая. А ты откуда? Где твоя хибарка?
— У меня нет дома, — признался Мархи, но увидев сочувствие в серо-зеленых глазах Амбросии, решил подмигнуть собеседнице, чтобы та не волновалась понапрасну (парню казалось, что бездомье — глупость, которая бередит душу только ему, а хорошеньким девушкам волноваться не обязательно). — Я живу в одном шатре с десятком целителей из моей деревни.