Путь кама (СИ)

Под ним, укутавшись в шубу Тимучина, сидела Клубничка. Бледно-розовое личико почти сливалось с зимним пейзажем и, если бы не шапка-ушанка, плотно надетая и завязанная самодельными шнурками под подбородком, то он бы решил, что у входа в деревню уселся заяц.
— Нет. Чего стережешь, малявка?
— Не чего, а кого. Вас ждала. Бросили меня и ушли на гору, гнусные мальчишки, — с обидой пояснила девочка и шмыгнула носом.
— Надо было тебя взять? — усмехнулся Мар. — Мелкая еще, не дойдешь.
Клубничка подпрыгнула на месте, как тот заяц, которого только что представил кам, и врезала парню кулачком в живот. Кам ничего не почувствовал, кроме легкого хлопка по дубильной коже. Рассмеявшись, он приобнял агрессора. Неожиданно аромат спелой клубники окутал его рецепторы и заставил сглотнуть голодную слюну.
— Отойди! — воскликнул агрессор в ответ и стал пихаться. — Кто тут маленький? Кто слабый? Да я вас троих, вместе взятых, переплюну, вот увидишь! Маменькины сынки!
— А ты?
— Что я?
— Откуда здесь? Где мама?
Клубничка застыла на мгновение, перестав сопротивляться. Худенькое личико будто осунулось за секунду, побледнело еще сильнее. Девочка прижалась лбом к дубленке Мара и совсем другим, взрослым голосом ответила:
— Нет никого. Я — сирота.
От неожиданности Мархи замер. Все время на Ольхоне он думал, что малявка — внучка Тимучина или кого-то из шаманов, так легко она перемещалась из одной юрты в другую и нигде никогда не встречала сопротивлений. А тут такое!
— Прости. Не знал. Спасибо тебе.
Клубничка нахмурилась и недоверчиво посмотрела на Мара.
— За что?
— Что Безыма привела, когда напал Ал, за настойки для меня и Акая, за вяленую оленину, которую тайком приносишь, пока взрослые не видят.
Девочка подняла изумрудный взгляд на Мархи и тут же опустила в смущении. Несмотря на то что шаманке исполнилось восемь, она мало изменилась со дня знакомства. Худенькое тельце и большая, обрамленная ореолом красных завитков, голова делала ее похожей на одуванчик.
Сейчас одуванчик залился краской, а из-под ушанки высвободилось всего несколько кудряшек. Почти мальчик. Крошечный мужичек из стихотворения Некрасова, который смутился от доброты и слов благодарности.
— Пошли, — после тягучего молчания сказал Мар и взял девочку за руку в шерстяной варежке. Та кивнула и сильнее сжала ладонь старшего.
Парень довел Клубничку до юрты Тимучина молча. Разговаривать не хотелось, в природе Ольхона царила безмятежность и нарушать ее казалось преступлением. Обычно болтливая и острая на язык девочка поняла настроение товарища, поэтому не проронила ни слова.
Попрощавшись, Мар пошел в лечебницу. Тихое завывание в компании с непроглядной чернотой встретили его в юрте, отчего пришлось поежиться и сразу же приступить к поиску свежих поленьев для костра.
Акай еще не пришел. Видимо, троица еще не добралась до поселения. Отстали они от вьюжного пути или просто решили разбить лагерь там, где остановились ради Ала, Мар не ведал, но прекрасно понимал другое: с Хадом парням безопасно.
Старый шаман состоял из стали убеждений, молниеносных рефлексов и инстинктов. Такого молодца сыскать тяжело, даже среди братьев-шаманов, поэтому страшиться рядом с ним было нечего.
Разведя костер в центре юрты, парень снял дубленку и бросил рядом с циновкой. Тепло ласково прошлось по его чреслам и заставило зевнуть. Тени, напротив, взбодрились, заплясали по стенам, пугливо прячась от отсветов пламени. Невообразимый поток энергии разлился вокруг, привлеченный мотыльком к источнику тепла, и неторопливо пополз к небу вместе с дымом.
Духи были довольны. Они любили пламя, как любят верующие свои храмы. Сжигая в огненном вихре боль, злость, человеческие слабости, которыми была наполнена их жизнь ДО, души становились ближе к тэнгри, ощущали благодать, неведомую им доселе.
Мар лег на циновку, укутался шерстяной накидной, которая заменяла камам одеяло, и уснул. Его убаюкал треск поленьев, вой за самодельными стенами лачуги и умиротворение загробных существ. Что бы ни ждало его впереди, сейчас он спал: покачивался в безмятежной лодке Бо, пил самодельное пиво с Асаем, радовался победе в соревнованиях с вэшками.
 
Прошел час, другой. В юрту никто не вернулся.
За плечо кто-то потряс и Мар открыл глаза. Сладко зевнул. Он надеялся увидеть плоское лицо Геры, но ошибся. Рядом с ним на овечьей шкуре сидела Клубничка. За ее спиной стоял Безым, Хад и пара шаманов, обычно охраняющих Тимучина.
— Мар, г-где Г-геракл? — тихо, чтобы не напугать сонного друга, спросила девчушка. В ее глазах читалась тревога.
— Не знаю, — растерянно пробормотал Мархи. — Я первым пришел в юрту и лег. А что? Дядя Хад, где пухляк?
Старшие переглянулись.
— Не ведаю, отрок. Мы прибыли в селение ночью и сразу же разбрелись на ночлег.
— Я решила принести отвару, — перебила его Клубничка. — В полночь от-тнесла в Дом Предков хлебных к-крошек для подношений и зашла к вам. Кроме тебя в юрте никого не было. И я пошла к дяде медведю спросить, где Акай.
— Мы камлали. Пытались сыскать мальчишку через птиц. Не вышло, — добавил Хад.
На старике была безликая маска из деревянной пластины с бисерными шорами. По плечам расстилалась шкура бурого медведя. Значит, он не врал и они, действительно, ходили в Нижний мир на поиски ученика.
— В селении Геры нет, — добавил Безым и нервно хмыкнул.
Мар не стал дожидаться, пока учителя закончат повествование. И так все понятно. Чего объяснять? Он встал, натянул дубленку, поискав под шкурами обувь, посмотрел на Клубничку:
— Где унты?
Клубничка зарделась.
— Может, тебе не ходить? На улице мороз… И Ал собрался идти. Ждет у выхода из деревни.
Парнишка помедлил, почесал затылок и несогласно качнул головой. Что бы ни было между ним и белым, Акая надо найти. А с Алом он разберется потом.
— Отдай унты!
Девочка встала, прошлась к дальней стене и, чуть помедлив, притащила обувь к циновке. Попытка оставить друга в деревне провалилась, и ей осталось только ожидать завершения миссии.
Мужчины вышли в морозное утро и, встретившись с другими путейцами из соседней юрты, двинулись к центральным вратам. Ночная пурга прекратилась. Меж снежных барханов к деревянным столбам потянулись люди со всего поселка. Прошло немногим более четверти часа, как шаманы собрались в один небольшой народец и, обсудив планы, разгруппировавшись, разошлись по четырем сторонам света.
— Почему он ушел? — спросил у Мархи старый Безым, как только они отошли от камов на расстояние, откуда их не слышал ни один слухач.
Мар задумался. И правда, зачем неповоротливому каму сбегать из поселка? Страх? Обида? Тоска?
— Одиночество.
Старый Оциола, плывущий рядом, словно туманное человекоподобное облако, замолчал также резко, как заговорил и устремил взгляд к горизонту.
В сердце подростка что-то заныло и больно сжалось. Чувство, похожее на вину, заскреблось под толстой коркой самолюбия, как это бывало каждый раз, когда он рвал учебники одноклассников или пинал слабого очкарика из младших.
Да, старик был прав. И Мар знал, чувствовал это, ибо видел себя охотником, испытывающим угрызения совести перед совершенством природы. Перед идеальным созданием, которое посмел сгубить.
Дух остановился. Его черные глаза сузились, всматриваясь в пространство. Рука поднялась, указала на бурую точку за очередным снежным заносом.
— Акай! — закричал юнец и стрелой кинулся к тому месту, на которое показал помощник.
— Мархи! — рыкнул Безым, но поняв, что того не остановить, побежал следом.
Тело мальчика быстро приближалось, Мархи летел, словно стрела. Перепрыгнув через очередную ледяную глыбу, он приземлился совсем рядом. Всмотрелся.
Акая был скрюченным и маленьким (совсем кроха среди белого, беспросветного плена). Не двигался. Синяя кожа поблескивала кристаллами льда, а в распахнутых глазах застыл ужас.
Спасти мальчишку казалось невозможным, последний осколок ами покинул землю Ольхона еще до того, как Путь вышел на поиски.